https://wodolei.ru/catalog/mebel/mojdodyr/
Это браконьеры используют такие запрещенные снасти для личного обогащения и тем самым наносят большой ущерб рыбным запасам водохранилища. Мы же с помощью вентерей узнаем, куда и зачем перемещается рыба, чем она питается, как чувствует себя в условиях водохранилища... Готовься, Валентин Арсеньевич. Вон уже виден буек.
Лодка остановилась. Валентин Арсеньевич, перегнувшись через борт, с усилием начал выбирать прочный капроновый шнур и вскоре втащил в лодку большой, похожий на нитяной мешок, вентерь. В нем что-то отчаянно забилось, обдавая борта и людей жемчужными брызгами.
Валентин Арсеньевич протянул было руку к шнурку, чтобы развязать вентерь, но она замерла на полпути.
- Позвольте, позвольте, - растерянно забормотал он. - По-моему, в нашу ловушку угодил уж.
- Так вытряхивайте его живее. Он не ужалит, - подбодрил со смехом Валентина Арсеньевича Снегирев. - Поглядим, полюбопытствуем, что он поделывал в этом заливе на такой глубине.
Валентин Арсеньевич вытряхнул на дно лодки пойманную добычу, и оба ихтиолога застыли от изумления. И Дима тоже. На дне лодки лежала длинная, похожая на змею рыба с мелкой чешуей, отливающей металлическим блеском.
- Да ведь это угорь, - взволнованно выдохнул Валентин Арсеньевич. - Самый настоящий угорь, каких мне когда-то немало доводилось встречать в Прибалтике. Я, откровенно говоря, не верил, когда недавно услышал от рыбаков промышляющей здесь артели, что они поймали угря. Просил их показать, но рыбаки оказались недогадливыми. Поместили угря на берегу в яму с водой, чтобы сохранить до моего приезда, а он, разумеется, не стал ждать и уполз. Я, признаться, тогда не поверил в эту историю. Посчитал обыкновенной рыбацкой байкой. И вот вам, пожалуйста! Еще один угорь. Да какой!
- Ну и бродяга! - покрутил в восхищении головой Снегирев. - Надо же куда забраться! Чтобы в наших краях - да угорь?! Подобного я что-то в своей практике не припомню. Валентин Арсеньевич, берите линейку, весы. Надо обмерить, взвесить, оформить все, как полагается.
Валентин Арсеньевич привычно взялся за дело, Снегирев стал записывать, недоверчиво переспрашивая:
- Сколько, говорите, длина? Семьдесят четыре сантиметра? Ого!.. Весит один килограмм сто пятьдесят два грамма! Ну и ну!..
Дима слушал их, смотрел на угря и недоумевал.
- Папа, а чему вы все удивляетесь? - не выдержал он. - Рыба, конечно, необыкновенная, не похожая на других, но что особенного в том, что она вам попалась в вентерь?
- О-о... В том-то и дело, что тут много особенного, удивительного и пока малопонятного, - оживился отец. - Ты же географию в школе изучаешь? Хорошо помнишь стороны света, моря, океаны и реки?
- Вроде бы помню, - не совсем уверенно протянул Дима.
- Ну так вот вообрази, что перед тобой географическая карта мира. Представь себе Атлантический океан. Ярко светит солнце. Высокие гребни волн, шум которых не смолкает ни на минуту, вздымаются изо дня в день, из ночи в ночь. А в это же самое время к юго-западу от Бермудских островов стоит тишина. Здесь, в пяти с лишним тысячах километров от берегов Европы, в тихом и спокойном месте плавают громадные скопления бурых водорослей и почти не бывает штормов и бурь. Называется это место Саргассовым морем. В нем-то на глубине в несколько сот метров и мечут свою икру угри. Как мечут, к сожалению, еще никто не видал... Проходит несколько дней, и из этой икры вылупляются личинки, похожие на крохотный листик тальника, прозрачные, словно крылышко стрекозы. Вначале они питаются желтком, находящимся под кожицей у брюшка, потом начинают уже сами добывать себе пищу, состоящую из разных микроорганизмов. А тем временем теплый поток Гольфстрима несет и несет их к Ньюфаундленду. Тут мощное Северо-Атлантическое течение подхватывает странников и доставляет к берегам Европы. Отсюда маленькие угрята, выросшие из личинок в течение нескольких лет длительного путешествия, разбредаются кто куда. Одни в Средиземное море, другие в Баренцево и Белое, третьи, как этот, нами пойманный угорь, в Северное море, а затем через проливы в Балтийское, из которого и расселяются по рекам и озерам западной части нашей страны. Там они обычно живут до возвращения на родину. Вот и представь себе, Дима, какой длительный и полный опасности путь проделал этот пришелец! Но ему, как ни странно и удивительно, даже этого показалось мало. Вместо того, чтобы остаться в реках и озерах Балтийского бассейна, он, судя по всему, проник через систему каналов в Волгу и спустился сюда, к устью Свияги. А ведь на его пути были водохранилища, плотины! Просто диву даешься, как только он преодолел их и оказался здесь. Не-ет, подобный экспонат нужно во что бы то ни стало сохранить, поместить в музей, - с воодушевлением закончил свой рассказ отец.
- Папа, а мне можно подержать угря? - возбужденно попросил Дима.
- Возьми, посмотри, - разрешил отец. - Такого пришельца подержать в руках - событие.
Дима с бьющимся от волнения сердцем крепко сжал в кулачке угря и начал рассматривать. Какие только мысли не проносились в это время у него в голове. Подумать только, он держит в руках того, кто родился далеко-далеко в таинственном Саргассовом море, пересек огромный Атлантический океан! Это все равно, что увидеть на Волге африканского крокодила или пингвина из Антарктики, погладить своими руками! То-то будет о чем рассказать ребятам!
Дима даже представил вытянутые от изумления лица одноклассников и поднес угря поближе к глазам, чтобы получше рассмотреть и запомнить. И тут произошло самое неожиданное и страшное. Угорь крутанулся в его кулачке, выскользнул, будто намыленный, и упал в воду.
- Держи его, держи!!! - не своим голосом закричал Валентин Арсеньевич, перегибаясь через борт лодки, но было поздно. Угорь, оставив круги на воде, сразу же исчез в глубине.
--------------------------------------------------------------------------
----
Пришелец, благополучно выскользнувший из рук человека, целый день после этого неприятного происшествия отсиживался в своей норе. Однако голод не тетка, да и неписаный закон жизни в реке - ты ловишь одних, а тебя ловят другие - вынудил его вечером вновь отправиться на охоту. Теперь, когда от наступивших холодов исчезли в заливе головастики и попрятались лягушки, а в прибрежных травах пропали гусеницы, черви и слизняки, он отъедался за счет рыбьей молоди, ушедшей в более глубокие места.
- Все охотишься? - поинтересовался как-то старый знакомец сазан, повстречав пришельца. - А я, брат, уже подыскиваю себе постель. Зима на носу. Того гляди, заснешь на ходу. Здесь для меня мелковато. Замерзнет залив, покроется толстым слоем льда, и станет нечем дышать. Хочешь, посмотрим со мной одну яму? Она тут неподалеку, у входа в залив.
Волны наверху катились неприветливые, холодные. В воду то и дело падал белый снег, остужая ее все сильнее. Старый великан привел пришельца в глубокую яму, занимающую обширное пространство. Пришелец глянул вниз и удивился. Погрузив большущие головы до самых передних плавников в мягкий ил, на дне мирно почивали его злейшие враги - сомы. Откуда-то появилась стайка сазанов, бесстрашно опустилась на них, застыла в неподвижности. Старый великан вяло зашевелил плавниками и присоединился к ним. Чешуя его была покрыта толстым слоем слизи, и он нисколько не боялся, что замерзнет здесь в такой теплой шубе.
Пришелец постоял в раздумье и двинулся к своему убежищу. Он не привык зимовать вместе с другими рыбами. К тому же яма, где находилась его нора, была достаточно глубока, и в ней можно было без опаски переждать зимнюю стужу. Чувствуя пробегающую по телу мелкую дрожь, пришелец протиснулся в свое убежище. Крепкий сон тотчас сморил его до самой весны...
Сколько длилась студеная зима, пришелец не имел и понятия. Очнулся он от внезапно потеплевшей воды и большого шума. Пришелец выглянул из своего убежища и удивился. Вокруг весело суетились мелкие рыбешки, козявки, и букашки, торопились куда-то окуни, плотва и ерши. Изголодавшийся пришелец проглотил несколько рыбешек и, влекомый любопытством, двинулся вслед за косяками более крупных рыб, спешащими на мелководье.
Вот и знакомая отмель с торчащей повсюду рыжей прошлогодней травой. Здесь было настолько мелко, что спины некоторых рыб высовывались из прогретой солнцем воды. Но рыбы не обращали на это внимания. То в каком-то сладостном упоении метались из стороны в сторону, то водили веселые хороводы. Великое множество мелких икринок опускалось на стебли травы, на ярко зеленеющий мох, который прямо на глазах из зеленого становился желтым.
Пришелец подхватил язычком несколько икринок и зачмокал от удовольствия. Вкусно! Тогда он раскрыл рот пошире и стал жадно глотать понравившуюся икру. Ему никто не мешал. Вскоре он насытился так, что пропала охота двигаться. Встав на стебли травы, пришелец с удовольствием начал наблюдать за необычными плясками рыб, и вдруг сам почувствовал в теле какое-то непонятное томление. Ему, как ни странно, тоже захотелось вот так бесшабашно метаться, делать головокружительные круги.
- Стоишь? Любуешься? - поинтересовался кто-то.
Пришелец повернулся и увидел рядом знакомого великана-сазана. Его невозможно было узнать. Затылок, жаберные крышки, грудные плавники были покрыты какими-то наростами беловатого цвета, да и сам он выглядел как-то ярче, стройнее: и куда только девалась старческая сутулость и невозмутимость в глазах!
- Негоже в такой праздник пребывать в одиночестве, - весело продолжал великан. - Свадьбы кругом играют, а ты? Где же твоя подруга?
"Подруга? Какая подруга?" - хотел было спросить пришелец, но великан не стал его слушать. Он сам торопился на свадьбу.
Сазан уплыл, оставив пришельца одного, и, удивительное дело, с его уходом пришелец ощутил внезапную грусть. Почувствовал себя несчастным, забытым и чем-то обездоленным среди этого всеобщего веселья.
Рыбьи свадьбы продолжались почти до середины лета, а потом началась обычная жизнь. Кончились свадьбы, и у пришельца исчезла грусть. Он вновь стал беззаботным и довольным своим житьем-бытьем. Но однажды...
Это был обычный теплый вечер уже на исходе лета. Пришелец, отдохнув, как всегда, после яркого солнечного дня, выбрался из своего убежища и неожиданно замер от удивления: прямо на него смотрели желтые глаза необычайно похожей на него, но только менее лобастой рыбы.
Некоторое время они смотрели друг на друга в замешательстве.
- Так вот ты где? - наконец вымолвила незнакомка. - А я-то тебя искала, искала... Где только не побывала. Ты узнаешь меня?
- Нет, не узнаю, - неуверенно, но простосердечно признался пришелец.
- Как ты изменился с тех пор, как мы расстались! - продолжала она. - У тебя пожелтели и стали большими глаза. Как потемнела спина! Как посветлели бока и брюшко! А помнишь наши веселые игры, когда мы были маленькими, там, в далеком море? Тогда ты был совсем прозрачным, с широким лбом и небольшими черными глазами. Так и представляю сейчас, как ты однажды погнался за креветкой, но она скакнула ко мне и стала моей добычей. Ох, и обиделся же ты тогда! А вспомни, как мы когда-то жили в одной речушке, и аисты, эти длинноногие птицы, окружили нас плотным кольцом и стали хватать одного за другим? Тогда ты выпрыгнул из воды на берег и этим показал нам пример и спас от неминуемой гибели. А как ты нас выручил зимой! Мы спали, помнится, вместе с другими угрятами в большой норе, а эти нахалы налимы напали на нас и стали разворачивать убежище. Но ты не растерялся. Прокопал в стенке новый ход и увел нас в другое убежище. Как крутились тогда налимы! Как дрожали все мы от страха, что они найдут новый ход! Но ты так удачно замаскировал его кучкой ила, что налимы ушли ни с чем.
Гостья приблизилась к пришельцу, и он уловил какой-то знакомый, но давно забытый запах. И прошлое, хотя и нехотя, начало проясняться перед ним. Пришелец взволнованно закружил вокруг гостьи, припоминая все новые и новые подробности, и стал с увлечением рассказывать о том, как он, расставшись с ней, пустился в дальнейшие странствия и что перенес на долгом и трудном пути и как хорошо ему живется здесь, в этих благодатных местах.
Ему и верилось и не верилось, что перед ним та самая подруга детства, с которой он когда-то разделял беспечные забавы.
"Как она выросла! Похорошела!" - в восхищении думал пришелец, с трудом узнавая в этой стройной красавице когда-то угловатого, прозрачного подростка.
- Мы останемся тут, - радостно говорил он. - Ты только посмотри, какое здесь приволье! Довольно нам бродяжить, подвергать себя опасностям!
- А родина? Разве ты забыл, что у нас есть родина? - прервала его подруга детства. - Родина - это самое дорогое, что имеется у каждого на свете. И где бы ты ни был, обязательно должен помнить ее и побывать хоть раз в родных краях. Это великий закон нашего племени. Или ты уже совсем запамятовал о бескрайних просторах соленой воды, огромных глубинах и скоплении бурых водорослей?!
Пришелец старался припомнить, откуда он попал сюда, но в его памяти возникали лишь отдельные смутные картины.
- Мне жаль тебя, - от души посочувствовала подруга детства. - Ты самый несчастный из всех угрей. Ты забыл свою родину.
В это время высоко в небе ярко сверкнула молния и раскатисто ударил гром. Гостья пришельца заволновалась и поднялась наверх. Движимый каким-то непонятным, но беспокойным чувством, следом за ней поднялся пришелец и начал делать большие круги, рассекая поверхность воды плавником. Прислушиваясь к раскатам грома, пришелец метался в тревоге, слыша в этих раскатах грозный шум огромных, но забытых и сейчас припомнившихся волн, и даже ощутил почему-то во рту и жабрах солоноватый привкус воды.
- Ты вспомнил?! Ты вспомнил?! - в таком же волнении металась, извиваясь около него, подруга детства.
- Да, вспомнил! - неожиданно поняв причину беспокойства, которое всегда охватывало его в грозу, ответил пришелец. Оказывается, гроза напоминала ему о родине, которую он покинул.
Вспышки молний и раскаты грома прекратились.
1 2 3
Лодка остановилась. Валентин Арсеньевич, перегнувшись через борт, с усилием начал выбирать прочный капроновый шнур и вскоре втащил в лодку большой, похожий на нитяной мешок, вентерь. В нем что-то отчаянно забилось, обдавая борта и людей жемчужными брызгами.
Валентин Арсеньевич протянул было руку к шнурку, чтобы развязать вентерь, но она замерла на полпути.
- Позвольте, позвольте, - растерянно забормотал он. - По-моему, в нашу ловушку угодил уж.
- Так вытряхивайте его живее. Он не ужалит, - подбодрил со смехом Валентина Арсеньевича Снегирев. - Поглядим, полюбопытствуем, что он поделывал в этом заливе на такой глубине.
Валентин Арсеньевич вытряхнул на дно лодки пойманную добычу, и оба ихтиолога застыли от изумления. И Дима тоже. На дне лодки лежала длинная, похожая на змею рыба с мелкой чешуей, отливающей металлическим блеском.
- Да ведь это угорь, - взволнованно выдохнул Валентин Арсеньевич. - Самый настоящий угорь, каких мне когда-то немало доводилось встречать в Прибалтике. Я, откровенно говоря, не верил, когда недавно услышал от рыбаков промышляющей здесь артели, что они поймали угря. Просил их показать, но рыбаки оказались недогадливыми. Поместили угря на берегу в яму с водой, чтобы сохранить до моего приезда, а он, разумеется, не стал ждать и уполз. Я, признаться, тогда не поверил в эту историю. Посчитал обыкновенной рыбацкой байкой. И вот вам, пожалуйста! Еще один угорь. Да какой!
- Ну и бродяга! - покрутил в восхищении головой Снегирев. - Надо же куда забраться! Чтобы в наших краях - да угорь?! Подобного я что-то в своей практике не припомню. Валентин Арсеньевич, берите линейку, весы. Надо обмерить, взвесить, оформить все, как полагается.
Валентин Арсеньевич привычно взялся за дело, Снегирев стал записывать, недоверчиво переспрашивая:
- Сколько, говорите, длина? Семьдесят четыре сантиметра? Ого!.. Весит один килограмм сто пятьдесят два грамма! Ну и ну!..
Дима слушал их, смотрел на угря и недоумевал.
- Папа, а чему вы все удивляетесь? - не выдержал он. - Рыба, конечно, необыкновенная, не похожая на других, но что особенного в том, что она вам попалась в вентерь?
- О-о... В том-то и дело, что тут много особенного, удивительного и пока малопонятного, - оживился отец. - Ты же географию в школе изучаешь? Хорошо помнишь стороны света, моря, океаны и реки?
- Вроде бы помню, - не совсем уверенно протянул Дима.
- Ну так вот вообрази, что перед тобой географическая карта мира. Представь себе Атлантический океан. Ярко светит солнце. Высокие гребни волн, шум которых не смолкает ни на минуту, вздымаются изо дня в день, из ночи в ночь. А в это же самое время к юго-западу от Бермудских островов стоит тишина. Здесь, в пяти с лишним тысячах километров от берегов Европы, в тихом и спокойном месте плавают громадные скопления бурых водорослей и почти не бывает штормов и бурь. Называется это место Саргассовым морем. В нем-то на глубине в несколько сот метров и мечут свою икру угри. Как мечут, к сожалению, еще никто не видал... Проходит несколько дней, и из этой икры вылупляются личинки, похожие на крохотный листик тальника, прозрачные, словно крылышко стрекозы. Вначале они питаются желтком, находящимся под кожицей у брюшка, потом начинают уже сами добывать себе пищу, состоящую из разных микроорганизмов. А тем временем теплый поток Гольфстрима несет и несет их к Ньюфаундленду. Тут мощное Северо-Атлантическое течение подхватывает странников и доставляет к берегам Европы. Отсюда маленькие угрята, выросшие из личинок в течение нескольких лет длительного путешествия, разбредаются кто куда. Одни в Средиземное море, другие в Баренцево и Белое, третьи, как этот, нами пойманный угорь, в Северное море, а затем через проливы в Балтийское, из которого и расселяются по рекам и озерам западной части нашей страны. Там они обычно живут до возвращения на родину. Вот и представь себе, Дима, какой длительный и полный опасности путь проделал этот пришелец! Но ему, как ни странно и удивительно, даже этого показалось мало. Вместо того, чтобы остаться в реках и озерах Балтийского бассейна, он, судя по всему, проник через систему каналов в Волгу и спустился сюда, к устью Свияги. А ведь на его пути были водохранилища, плотины! Просто диву даешься, как только он преодолел их и оказался здесь. Не-ет, подобный экспонат нужно во что бы то ни стало сохранить, поместить в музей, - с воодушевлением закончил свой рассказ отец.
- Папа, а мне можно подержать угря? - возбужденно попросил Дима.
- Возьми, посмотри, - разрешил отец. - Такого пришельца подержать в руках - событие.
Дима с бьющимся от волнения сердцем крепко сжал в кулачке угря и начал рассматривать. Какие только мысли не проносились в это время у него в голове. Подумать только, он держит в руках того, кто родился далеко-далеко в таинственном Саргассовом море, пересек огромный Атлантический океан! Это все равно, что увидеть на Волге африканского крокодила или пингвина из Антарктики, погладить своими руками! То-то будет о чем рассказать ребятам!
Дима даже представил вытянутые от изумления лица одноклассников и поднес угря поближе к глазам, чтобы получше рассмотреть и запомнить. И тут произошло самое неожиданное и страшное. Угорь крутанулся в его кулачке, выскользнул, будто намыленный, и упал в воду.
- Держи его, держи!!! - не своим голосом закричал Валентин Арсеньевич, перегибаясь через борт лодки, но было поздно. Угорь, оставив круги на воде, сразу же исчез в глубине.
--------------------------------------------------------------------------
----
Пришелец, благополучно выскользнувший из рук человека, целый день после этого неприятного происшествия отсиживался в своей норе. Однако голод не тетка, да и неписаный закон жизни в реке - ты ловишь одних, а тебя ловят другие - вынудил его вечером вновь отправиться на охоту. Теперь, когда от наступивших холодов исчезли в заливе головастики и попрятались лягушки, а в прибрежных травах пропали гусеницы, черви и слизняки, он отъедался за счет рыбьей молоди, ушедшей в более глубокие места.
- Все охотишься? - поинтересовался как-то старый знакомец сазан, повстречав пришельца. - А я, брат, уже подыскиваю себе постель. Зима на носу. Того гляди, заснешь на ходу. Здесь для меня мелковато. Замерзнет залив, покроется толстым слоем льда, и станет нечем дышать. Хочешь, посмотрим со мной одну яму? Она тут неподалеку, у входа в залив.
Волны наверху катились неприветливые, холодные. В воду то и дело падал белый снег, остужая ее все сильнее. Старый великан привел пришельца в глубокую яму, занимающую обширное пространство. Пришелец глянул вниз и удивился. Погрузив большущие головы до самых передних плавников в мягкий ил, на дне мирно почивали его злейшие враги - сомы. Откуда-то появилась стайка сазанов, бесстрашно опустилась на них, застыла в неподвижности. Старый великан вяло зашевелил плавниками и присоединился к ним. Чешуя его была покрыта толстым слоем слизи, и он нисколько не боялся, что замерзнет здесь в такой теплой шубе.
Пришелец постоял в раздумье и двинулся к своему убежищу. Он не привык зимовать вместе с другими рыбами. К тому же яма, где находилась его нора, была достаточно глубока, и в ней можно было без опаски переждать зимнюю стужу. Чувствуя пробегающую по телу мелкую дрожь, пришелец протиснулся в свое убежище. Крепкий сон тотчас сморил его до самой весны...
Сколько длилась студеная зима, пришелец не имел и понятия. Очнулся он от внезапно потеплевшей воды и большого шума. Пришелец выглянул из своего убежища и удивился. Вокруг весело суетились мелкие рыбешки, козявки, и букашки, торопились куда-то окуни, плотва и ерши. Изголодавшийся пришелец проглотил несколько рыбешек и, влекомый любопытством, двинулся вслед за косяками более крупных рыб, спешащими на мелководье.
Вот и знакомая отмель с торчащей повсюду рыжей прошлогодней травой. Здесь было настолько мелко, что спины некоторых рыб высовывались из прогретой солнцем воды. Но рыбы не обращали на это внимания. То в каком-то сладостном упоении метались из стороны в сторону, то водили веселые хороводы. Великое множество мелких икринок опускалось на стебли травы, на ярко зеленеющий мох, который прямо на глазах из зеленого становился желтым.
Пришелец подхватил язычком несколько икринок и зачмокал от удовольствия. Вкусно! Тогда он раскрыл рот пошире и стал жадно глотать понравившуюся икру. Ему никто не мешал. Вскоре он насытился так, что пропала охота двигаться. Встав на стебли травы, пришелец с удовольствием начал наблюдать за необычными плясками рыб, и вдруг сам почувствовал в теле какое-то непонятное томление. Ему, как ни странно, тоже захотелось вот так бесшабашно метаться, делать головокружительные круги.
- Стоишь? Любуешься? - поинтересовался кто-то.
Пришелец повернулся и увидел рядом знакомого великана-сазана. Его невозможно было узнать. Затылок, жаберные крышки, грудные плавники были покрыты какими-то наростами беловатого цвета, да и сам он выглядел как-то ярче, стройнее: и куда только девалась старческая сутулость и невозмутимость в глазах!
- Негоже в такой праздник пребывать в одиночестве, - весело продолжал великан. - Свадьбы кругом играют, а ты? Где же твоя подруга?
"Подруга? Какая подруга?" - хотел было спросить пришелец, но великан не стал его слушать. Он сам торопился на свадьбу.
Сазан уплыл, оставив пришельца одного, и, удивительное дело, с его уходом пришелец ощутил внезапную грусть. Почувствовал себя несчастным, забытым и чем-то обездоленным среди этого всеобщего веселья.
Рыбьи свадьбы продолжались почти до середины лета, а потом началась обычная жизнь. Кончились свадьбы, и у пришельца исчезла грусть. Он вновь стал беззаботным и довольным своим житьем-бытьем. Но однажды...
Это был обычный теплый вечер уже на исходе лета. Пришелец, отдохнув, как всегда, после яркого солнечного дня, выбрался из своего убежища и неожиданно замер от удивления: прямо на него смотрели желтые глаза необычайно похожей на него, но только менее лобастой рыбы.
Некоторое время они смотрели друг на друга в замешательстве.
- Так вот ты где? - наконец вымолвила незнакомка. - А я-то тебя искала, искала... Где только не побывала. Ты узнаешь меня?
- Нет, не узнаю, - неуверенно, но простосердечно признался пришелец.
- Как ты изменился с тех пор, как мы расстались! - продолжала она. - У тебя пожелтели и стали большими глаза. Как потемнела спина! Как посветлели бока и брюшко! А помнишь наши веселые игры, когда мы были маленькими, там, в далеком море? Тогда ты был совсем прозрачным, с широким лбом и небольшими черными глазами. Так и представляю сейчас, как ты однажды погнался за креветкой, но она скакнула ко мне и стала моей добычей. Ох, и обиделся же ты тогда! А вспомни, как мы когда-то жили в одной речушке, и аисты, эти длинноногие птицы, окружили нас плотным кольцом и стали хватать одного за другим? Тогда ты выпрыгнул из воды на берег и этим показал нам пример и спас от неминуемой гибели. А как ты нас выручил зимой! Мы спали, помнится, вместе с другими угрятами в большой норе, а эти нахалы налимы напали на нас и стали разворачивать убежище. Но ты не растерялся. Прокопал в стенке новый ход и увел нас в другое убежище. Как крутились тогда налимы! Как дрожали все мы от страха, что они найдут новый ход! Но ты так удачно замаскировал его кучкой ила, что налимы ушли ни с чем.
Гостья приблизилась к пришельцу, и он уловил какой-то знакомый, но давно забытый запах. И прошлое, хотя и нехотя, начало проясняться перед ним. Пришелец взволнованно закружил вокруг гостьи, припоминая все новые и новые подробности, и стал с увлечением рассказывать о том, как он, расставшись с ней, пустился в дальнейшие странствия и что перенес на долгом и трудном пути и как хорошо ему живется здесь, в этих благодатных местах.
Ему и верилось и не верилось, что перед ним та самая подруга детства, с которой он когда-то разделял беспечные забавы.
"Как она выросла! Похорошела!" - в восхищении думал пришелец, с трудом узнавая в этой стройной красавице когда-то угловатого, прозрачного подростка.
- Мы останемся тут, - радостно говорил он. - Ты только посмотри, какое здесь приволье! Довольно нам бродяжить, подвергать себя опасностям!
- А родина? Разве ты забыл, что у нас есть родина? - прервала его подруга детства. - Родина - это самое дорогое, что имеется у каждого на свете. И где бы ты ни был, обязательно должен помнить ее и побывать хоть раз в родных краях. Это великий закон нашего племени. Или ты уже совсем запамятовал о бескрайних просторах соленой воды, огромных глубинах и скоплении бурых водорослей?!
Пришелец старался припомнить, откуда он попал сюда, но в его памяти возникали лишь отдельные смутные картины.
- Мне жаль тебя, - от души посочувствовала подруга детства. - Ты самый несчастный из всех угрей. Ты забыл свою родину.
В это время высоко в небе ярко сверкнула молния и раскатисто ударил гром. Гостья пришельца заволновалась и поднялась наверх. Движимый каким-то непонятным, но беспокойным чувством, следом за ней поднялся пришелец и начал делать большие круги, рассекая поверхность воды плавником. Прислушиваясь к раскатам грома, пришелец метался в тревоге, слыша в этих раскатах грозный шум огромных, но забытых и сейчас припомнившихся волн, и даже ощутил почему-то во рту и жабрах солоноватый привкус воды.
- Ты вспомнил?! Ты вспомнил?! - в таком же волнении металась, извиваясь около него, подруга детства.
- Да, вспомнил! - неожиданно поняв причину беспокойства, которое всегда охватывало его в грозу, ответил пришелец. Оказывается, гроза напоминала ему о родине, которую он покинул.
Вспышки молний и раскаты грома прекратились.
1 2 3