Я за "Солового" держу!
Трактирщик весело и проворно собрал деньги и спросил, воровато поглядывая бегающими глазами и загибая рукой ухо, чтоб лучше слышать:
- А по сколько за петухов-то?
- По двадцать пять! - объявил фельдшер.
- По четвертной! - подтвердил Зазубрин.
- Дело хорошее-с! Четвертушка - не игрушка!
Захар Фомич удивленно огляделся и взял петуха на руки.
Боясь, что противник уйдет, кондитер притворно вздохнул и проговорил, махнувши рукою:
- Ну, будь что будет! Двадцать пять так двадцать пять! Черт возьми, пропадай мои денежки!.. Получи, Павел Спиридонович, - обратился он к хозяину, отсчитывая деньги. - Эх, петух-то неопытен... Ну, да ладно, где наша не пропадала!..
- Дозвольте получить-с? - протянул хозяин руку к Захару Фомичу. - По четвертной, стало быть, выходит?
Захар Фомич не отвечал. Он глядел во все глаза на трактирщика, будто не понимая, чего от него хотят.
Зазубрин опять толкнул его ногою и шепнул:
- Ставьте же, ставьте! Чего боитесь?
Фельдшер тоже нашептывал:
- Таких петухов во всей Москве не найдешь. Тот курица против вашего!
Захар Фомич не знал, что ему делать. Он уже колебался. С одной стороны - было жаль петуха, с другой стороны - интересно. Давно уже не испытывал он такого волнения, какое охватило его теперь. Он поднял глаза на Зазубрина, ища в нем поддержки. Тот уверенно тряхнул в ответ головою, как бы говоря: ставьте, ставьте!
- А это чем же должно кончиться? - спросил Захар Фомич, начиная чувствовать в себе дрожь.
- Который побежит, тот и проиграл.
- А не то, чтобы до смерти биться?
- Зачем до смерти! Бывают такие, что и до смерди не побегут, только это редко случается. Да "Черный" через десять минут лыжи навострит - по всему видно!
- Ну, коли не до смерти... - Захар Фомич опять задумался. - Ну, получите деньги! - проговорил он, пересиливая себя и чувствуя, как трясутся руки, усиливается волнение и занимается дух от ожидания.
Кондитер перегнулся через барьер и поставил черного петуха на арену, придерживая его пока за спину.
Захар Фомич тоже перегнулся и тоже держал за спину своего "Солового", в ожидании сигнала. Петухи уже глядели друг на друга враждебно и тихо ворчали.
- Ну, пускайте! - скомандовал фельдшер.
Петухи остались одни.
Участники и зрители насторожились, все замолчали и стали напряженно следить - что будет. Сделалось совершенно тихо, как в пустой комнате.
"Черный", с подстриженным хвостом, весь напряженный и стройный, нагнул голову, точно готовясь к налету, и, слегка оттопырив крылья и не спуская глаз с противника, стоял в выжидательной позе.
"Соловой", тоже нагнув голову, сердито глядел на него и вдруг, неожиданно прыгнув, ударил крылом по голове и сильно толкнул ногами по зобу.
"Черный" взлетел в свою очередь и так же ударил противника.
Борьба медленно разгоралась.
Петухи то кружились на месте, долбя друг друга в головы, то стояли неподвижно, опустив клювы почти до земли, то взлетали одновременно и тяжело сшибались в воздухе. Пух летел от них, садясь на картузы и одежду.
- Так! так, "Соловой"! - весело подговаривал Зазубрин. - В голову его! Ну... э... э... так! так!
Фельдшер, облокотясь на барьер, следил за "Черным"
и тихо бормотал:
- Верный петух; верный!
Петухи продолжали сшибаться.
"Соловой" кружился уже не так уверенно, не с прежней легкостью и не всегда удачно отражал удары, подставляя часто голову, на которой уже сочилась кровь. "Черный"
был много бодрее, чаще и чаще взлетал, поражая соперника.
- Ишь ты, боец какой! - воскликнул трактирщик. - Даром что худерьба!
"Черный" опять взлетел и ударил с такою силой, что "Соловой" не удержался на ногах. Это вызвало общий восторг. Но "Соловой" быстро поднялся, вывернулся из-под удара и в свою очередь насел на врага и яростно долбанул его несколько раз в голову так, что Зазубрин крикнул в восторге:
- Аи да петух!
Захар Фомич сидел неподвижно, дрожа внутренно и еле переводя дыхание.
- Молодец, "Соловой"! - поощрял Зазубрин. - Слева его бери! Слева... слева!
- Не учи: учить уговора не было! - засмеялся кто-то.
Зазубрин, встретясь глазами с фельдшером, улыбнул
ся углом губ в ответ на его подмигивание, обращенное в сторону Захара Фомича.
- О! Ловко! - воскликнули сразу два голоса, а затем заговорили и зашептали все:
- На шпору надел!
- Смял!
- Пропал "Соловой"!..
Но "Соловой" еще не пропал. Оба борца были измучены и, разинув клювы, кружились друг за другом, шумно и хрипло дыша. Кружась, они отдыхали, но в то же время следили один за другим и за самим собою, готовясь или напасть внезапно, или отразить удар, - пока же бессмысленно и беспорядочно долбили друг друга в головы. На войлоке краснели свежие кровяные следы, валялись обломанные перья, которые шевелились при всяком повороте бойцов.
- А у какого-то клюв гремит, - заметил трактирщик, загибая рукою ухо.
- Да, да. Кто-то разбил себе клюв.
- "Соловой" разбил! Это у него гремит, - слушайте, - подтвердил фельдшер, указывая пальцем на петуха, который изнемогал и еле защищался.
Зазубрин, взглянув исподтишка на Захара Фомича, наклонился к нему, чтобы что-то сказать, но не сказал ни слова, а только усмехнулся и покрутил головой.
- Долго что-то они, - заметил, наконец, фельдшер. - Все равно, теперь ясно: "Соловому" конец.
Захар Фомич поднял голову и долгим тяжелым взглядом посмотрел на фельдшера, потом на Зазубрина, как бы говоря: что ж вы уверяли-то?
- Ошибся, Захар Фомич! - ответил Зазубрин, виновато вздыхая. - Будь сухой зоб - совсем дело иное. А у него хлебный... кто ж виноват?
Захар Фомич еще раз поглядел на всех - все лица были недоброжелательны - и как-то сразу опустил голову, точно она сама обессилела и повисла на грудь.
- Петенька! - жалобно и нежно прошептал он.
Вокруг сдержанно засмеялись.
"Соловой" напрягал последние силы. Ноги и голова его были в крови. Кровавыми пятнами пестрел войлок.
"Черный" между тем взлетал и прыгал и наносил "Соловому" новые раны.
- Верный, верный петух! - одобрял его фельдшер.
- Конец "Соловому"! Кончено! - заговорили все, глядя на бой.
- С выигрышем, Гаврила Михайлович! - поздравил кто-то кондитера.
Кондитер хотел было улыбнуться, но, завидя, как "Соловой" стал круто заходить, очевидно с каким-то серьезным и обдуманным намерением, вдруг закричал на поздравителя:
- Молчать раньше времени!
Намерение "Солового" заметили все - и все забеспокоились.
Позволяя долбить себе голову и не защищаясь, он все круче и круче заходил, меняя направление и обманывая зоркость врага.
- К глазу... к глазу пошел! - зашептали вокруг, одни с тревогой, другие с одобрением. - К глазу идет!..
Захар Фомич задыхался; сердце в нем усиленно колотилось, немел язык, дрожали губы и щеки, моргали глаза.
Кондитер стоял, ухватив себя обеими руками за виски, с остановившимися выпученными глазами, трактирщик попрежнему благодушно улыбался, подпирая руками бока и растопырив ноги.
- К глазу... к глазу, - шептали Зазубрин и фельдшер вместе, среди общего затишья и напряжения.
- Эх! - взвизгнул кондитер, махнув по воздуху кулаком. - Черт проклятый!
- Глаз вышиб! глаз! - зашумело все собрание.
После напряженного ожидания все вздохнули свободней, точно свалилась гора с плеч. Никто не поморщился.
Только Захар Фомич закрылся на секунду руками и прошептал что-то.
Петухи вновь запрыгали один на другого.
"Соловой" часто падал и, видимо, изнемогал совершенно.
Кондитер и все ободрились.
- Схитрил! - проговорил Зазубрин, с усмешкой взглядывая на Захара Фомича. - А все-таки не взять! Силенки не хватит.
- Ну-ка, "Черный", хвати еще разик! Так! Ну, еще...
так! Ха-ха-ха! - залился фельдшер самодовольным смехом. - Не вывернешься!
"Соловой", однако, вывернулся из-под "Черного"
и перескочил на сторону слепого глаза.
Снова они закружились в клубке.
Кондитер стоял с побледневшими губами: он сознавал опасное положение своего петуха.
- Хитрый черт! Хитрый дьявол! - шипел он, следя за каждым движением "Солового".
- Теперь ему слева не страшно, - заметил трактирщик. - Ишь как с левой руки заворачивает!
- Опять... опять... опять путает, - шептал чей-то трепетный голос. Обманывает... заводит...
Все поднялись на ноги в ожидании близкой развязки.
Кондитер кусал губы, ерошил волосы и ничего не видел, кроме петушьих спин, ног и красных гребней.
- Обошел... обошел! - раздался тихий дрожащий голос.
- К другому лезет... К другому глазу...
Высшее напряжение овладело всеми.
- Тьфу! - отчаянно плюнул вдруг кондитер и, весь красный, визгливо ругаясь, выбежал из сарая: "Соловой"
выклюнул "Черному" второй глаз.
"Черный" зашатался от боли и тьмы и неуверенно побежал по кругу, касаясь боком барьера.
"Соловой", напрягая остаток сил, весь израненный, победоносно помчался за ним вслед, гогоча и хлопая крыльями.
В "уважаемой" все обступили Захара Фомича. Тот, рассеянно глядя, держал на руках "Солового", бережно завернутого в носовой фуляровый платок. Трактирщик, улыбаясь и поздравляя, подал ему пачку мелких кредитных денег.
- Пожалуйте-с: пятьдесят рублев! Десять процентов за помещение удерживаю, - мягко говорил он, щеголяя иностранным словом и выговаривая с ударением на первом слоге. - Великолепнейший петушок-с! С выигрышем, может, спрыснуть желаете? Егорка! Приготовь стол!.. Водочки, закусочки, Захар Фомич, желаете? Винца холодненького: белого, красного... мадерки, портвейнцу? Может, шампанчику, на радостях?..
Захар Фомич сунул деньги в карман и молча повернулся, чтобы уйти.
- А с выигрышем-то? - остановил его фельдшер, точно требовал долг. Куда ж вы, батенька? С выигрышем!
Обычай - что закон.
За спиной где-то визгливо ругался кондитер и слышался чей-то оправдательный лепет.
- Прочихали четвертную, дьяволы, а? Говорили, дрянной петух; где ж он дрянной?.. Где подлец Травников? Заманили старика, черти, облапошили? Только доброго петуха изгадили - у, сволочи!
Захар Фомич недоумевающе глядел на фельдшера, а тот, ухватив его за рукав, требовал угощения. Трактирщик искоса поглядел на них и куда-то исчез, приложив к носу палец.
- Обычай таков - понимаете? - убеждал фельдшер.
Старик готов был уже сдаться, но петух задергался у него в руках.
- Петенька! - сочувственно прошептал Захар Фомич, наклоняясь к петуху, как к больному ребенку, и, невзирая на общее неудовольствие, вышел на улицу.
1888

1 2