- Спасибо, - ответил кот, - Нервничает.
- Посуду бьет?
- Бьет, - притворно вздохнул кот, и опустил круглую морду, - И посуду тоже.
- Богатые вы ребята, волшебники, - противно и печально проскрипел Бородул, - Я вот не могу себе позволить. Сижу тут на ведре, голодный и больной, завтрака не могу дождаться... Эй, вы!!! - взревел он, - Где мой завтрак! Бандюги мафиозные!
Тут же в комнату присеменили пять пауков и расставили перед Бородулом столик, на него в глиняном блюде поставили мясо и глиняный кувшин. И убежали.
- Будешь, - Бородул кивнул на еду.
Белый кот пожал острыми лопатками и принюхался рывками круглой головы.
- Вкусно, вкусно, - двинул челюстью Бородул, - Хорошо прожаренное мясо, доброе старое вино, зелень свежая... Что лучше под жареную кошку, чем красное вино?..
- Что?..
- Ну да, ну да, кошка жареная, а чего? Не употребляете, может?.. Зря, зря. Да ладно, просто баранина это.
- Послушайте, Бородул!
- Слушаю... - и Бородул засунул в пасть первый кусок и начал жевать, косо двигая челюстью.
- Знаете!.. Вы тут в крестного отца играетесь, а у меня дело, которое важно и нам и вам! Лутьюфо.
- Играемся, правда ваша. А что еще, больше ничего, ну да, м-да.. А Лутьюфо, говорите. Ну да, ну да, это бедняга-то, которого вы угробили? Я его видел тут где-то недавно - бутылки собирает. Немой и ничего не помнит... говорят.
- Между прочим, - Белый кот старался произносить слова холодно и иронично, - Если б не Великая Королева, если б она не сделала его таким, вашу лавочку давно бы уже прихлопнули, как муху какую-нибудь!
- Нашу-то, - задумчиво жевал Бородул, - Но вы же знаете, дорогой, если убить паука, это принесет страшные несчастья, ну просто необыкновенно жуткие беды... Экология опять же-ж-ж.
- Этого паяца рыжего, проходимца этого, сказочника неумного не остановят ваши эти приметы из красной книги!
- Да? - Бородул поднял бровь, - Тогда унести, - кивнул он телохранителям на столик.
И пауки, уронив дубины, выскочили с мясом из комнаты. И раздалось из-за дверей замечательно вкусное чавканье.
- Ну, так он же сейчас безвреден как.. самая последняя дворняжка. А?
Белый кот вздрогнул хвостом - этому гангстеру известно, что против Лутьюфо применили двойную формулу.
- А откуда?.. - и кот прикусил свой раздвоенный язык.
- Да ладно! - махнул тремя или четырьмя лапами Бородул, - Двойная формула красной переменной: последний из людей - последний из животных. Ведь у вас только на это ума могло хватить.
- Не понимаю, о чем вы, - очень холодно и иронично проговорил кот.
- Хе! - челюсть паука грациозно и ласково подвинулась, - Нельзя первых превращать в последних. Тем более в последних вдвойне. Глупо и заметно слишком. Во всех книжках написано. Читаете книжки-то, а? Хе-хе. А вот в такого, как все, как все вокруг. Чтоб из ряда не выбивался по цвету по серому... Впрочем, это тоже в книжках написано...
Белый кот сидел и смотрел на Бородула, который ковырял и ковырял в зубах. И, когда паук отбросил измочаленную спичку, кот выдернул из-под себя хвост и сказал:
- Лутьюфо нам нужен мертвый, - жестко и холодно, как и хотел.
- ...Так и грохните его сами, в чем дело? - вежливо проскрипел паук.
Кот молчал.
- Ну да, ну да, не можете! Не имеете права - надо же, законы выдумали! Теперь на меня спихнуть хотите... волшебники. Ладно. Но мне тогда... девчонка.
- Какая!!!
- Ты знаешь какая. Не Юнки, разумеется.
- Но... это фея! Она!
- Или да, или нет. А то мне одна пакость снится. Не сезон, да? Навсегда.
- Мне... надо посоветоваться.
- А давай, - Бородул привстал, вытолкнул из-под ведра полусобранный телефон и одной из лап двинул его коту, - Советуйся.
Кот покрутил диск и сказал:
- Але? Людмилу Александровну, будьте добры, пожалуйста.
- Слушаю, - проговорило в трубке королевским голосом.
- Але! Королева, - сказал Белый кот, разглядывая Бородула, - Он требует взамен Алику. Голову на голову. Он...
- Ты там что, торгуешься, ми-илый?! Если нужно будет, ты отдашь ему нашу белую пушистую шкурку. Знаешь какую, киса?! Ты.
В трубке затрещало, а перед тем, как коротко загудело, кот услышал слова Королевы не ему:
- Иду, иду, Лилия Викторовна, вы очередь мне займите, дорогая...
Время. И темную ночь сменил солнечный день.
- Солнце, солнце, солнце, солнце, солнце. Солнце... - распевали маленькие феи, превращались в зайчиков и разлетались по городу, распушив подсыхавшую пушистую шерстку. Спали и видели сны.
О том, как тридцать первого июля они улетят - улетят? Ну, покинут Землю, а перед этим станут гулять по городу в такой же светлый день.
Когда собаке необходимо сказать важное - хотя собакам это удается, только если писателям это надо - но все-таки, если необходимо - она смотрит. Так. Смотрит? Вкладывает тебе в ладонь холодный и влажный нос - плохо, если сухой и горячий, очень плохо. Смотрит. И ты посмотри. Все равно ни черта не понять, что хочет собака и зачем, но если долго смотреть, можно понять, что хочешь ты. А потом сделать, что хочешь. Впрочем...
Алике снилось, как этой ночью смотрела дворняжка. Они опять пошли - во сне - на их любимое место, к реке. И вместе бегали по лесу. Им было здорово. А потом сидели у воды, и собака смотрела, не отводя глаз. А ведь.
Алика услышала в своем сне голос, как воспоминание, но совсем далекое. Совсем не из школы фей, а словно более раннее. Мужской голос:
- ...Собаки не умеют смотреть в глаза человеку, не отводя взгляда... как мы на солнце, девочка моя.
Кто говорил. Но она помнила, что ей. Это она девочка - странно. И вот: кого зовут Лутьюфо. Лутьюфо и Лутьюфо. А взгляд собаки, и что она хотела.
Перед сном дворняжка нашла большую кость на свалке и уснула сытой. Тогда что ей было нужно сказать? Да! И тревога. Предчувствие, что случится, но что? Или. Что не так происходит то, что происходит. Не так и не то. Или то, но не так. Или так, а не так. Или.
То есть! Но во сне. Не вспомнить, не решить во сне. И так сладко плавать среди слов и соединять их, и ощущать, как тело, отдыхая, распрямляется. И покалывает ноги, отходящие от усталости. От усталости и усталости. Но Лутьюфо и Лутьюфо - так, так, так, так...
Когда щелкнуло темнотой, и темнота осталась, Алика проснулась. Было душно, тесно и темно. Совсем. И уж тут непонятно, что делать, если даже колотиться в стены невозможно - так тесно и страшно.
Алика открыла рот - очень душно и пыльно, и ей - она так хотела - просто надо было закричать; но сдержалась от ужаса, что от крика она совсем задохнется - выдохнет и не вдохнет. Или стенки сомкнутся.
И сразу все стало в прошлом. В прошедшем. Ведь теперь ничего не будет она помнила, что, если попадаешь в ловушку для фей, то все. У тебя не остается ничего, кроме темноты и воспоминаний. Так говорил Белый кот.
И, чтоб еще и о Белом коте не думать ко всем своим бедам, она закрыла глаза - так стало светлее.
Но из-под закрытых пушистых век выкатились слезы и прокатились по щекам светлыми лучиками и зазвенели обо что-то, упав с подбородка. Алика знала, что слезы, как светлые лучики, но очень огорчилась на себя. Даже разозлилась.
- Рева-корова, - сказала Алика, - Тоже еще принцесса...
И тут она услышала:
- Глаза открой, при-инцесса, сколько можно бояться-то?!
- Я не боюсь! - сказала Алика и открыла глаза, и с ресниц взлетела задержавшаяся слеза и сверкнула вверх.
- Да, - сказал кто-то в темноте, - Ну?
Дышать стало легче и стало можно шевелиться.
- Кто вы?.. - неуверенно сказала Алика.
- Вот, - удовлетворенно сказал кто-то, - Я.. когда-то прилетела на восходе.
- Значит я не в ловушке!
- Почему? Разумеется, в ловушке. Ну, не в зеркале, само собой, нет, конечно нет. Иначе я не смогла бы с тобой разговаривать. Да и вообще, печально все бы закончилось, и, надо сказать, что все еще может закончиться печально. Ведь зеркало никто не отменял.
- Колдунья, - Алика закрыла глаза и вновь опустила голову на что-то, на чем она лежала. Стала ждать.
- Мне нравится эта девчонка! - удивилась Колдунья, - А ты что думала продавщица из рыбной лавки я, что ли?!
Алика не ответила - она ждала, когда ее сварят и съедят, и потом еще Белый кот рассказывал - будут приговаривать:
- Покатаюся, поваляюся, феиного мяса поевши...
- Ты очень маленькая и худая. Да и невкусная, наверно... - сказала Колдунья, - И к тому же все равно это выдумки, что я фей ловлю и ем. Я ведь сама.. В общем, хватит! Теперь меня слушай и запоминай все точно. Этой ночью ты должна привести ко мне рыжего - Лутьюфо. Чего бы это не стоило тебе.
- Вы... меня отпустите!
- Разумеется. Что ж я, сама за собакой по городу буду бегать, хватит с меня и тебя... Но ты должна дать мне слово, что сделаешь это!
- Но... зачем.
- Это вот необходимо. И знай, что уже сегодня днем вас будут искать, а если найдут, то - приехали. Пауки и Белый кот. Ты слышишь?
- Я ничего не понимаю, - обреченно вздохнула Алика, - Почему я должна привести Лутьюфо? Почему меня будут искать. И Белый кот совсем не здесь - он в хрустальной сфере... А...
- В какой еще сфере! Шляется где-нибудь поблизости. Вынюхивает!.. И ты должна. Пойми, должна! От этого зависит все! Ну... и ведь я тебя поймала, значит, должна съесть, а ведь не ем! Ну!
- ...Да, это правда... А все остальное... тоже правда?
- Все остальное - тоже... И все остальное сегодня ночью, глупая фея! И слово!
- Да. Честное слово!
- Девочка моя, - вдруг нежно сказала Колдунья, - Сделай это. Обязательно.
Очень быстро пролетело время, и ночь наступила. Впрочем, наступила и наступила. Кто спал, тот и спал. Кто-то видел сны, которые придумывали феи продавщице и многим. А когда просыпались, то забывали. Хотели вспомнить, не могли и выдумывали свое. Но это только сон. Но это был уже сон.
Алика и Лутьюфо шли по набережной канала Грибоедова. Лутьюфо шел, стараясь попадать в шаг с феей. Алика совсем не знала, зачем она идет - слово она, конечно, дала, но Лутьюфо? Он ведь не давал слова. А он шел, пушистый с висячими ушами, и поднимал голову - смотрел. И тогда она проводила пальцами по его затылку - очень короткая ласка. И он вскидывал уши - здорово. Он вскидывал уши - дольше стараясь задержать руку на голове.
Вода в канале блестела от луны черным. И почти не было страшно идти Алике - она была не одна, и она чувствовала себя первой - ведь это она шла, а Лутьюфо с ней.
- Лутьюфо, - сказала она задумчиво.
И собака посмотрела на нее спокойно и бережно.
- Лутьюфо и Лутьюфо. Тебя зовут Лутьюфо? Почему тебя зовут Лутьюфо.
Но вот уже дом, и снова в окне на четвертом этаже зеленая звезда.
- Пришли, - сказала Алика.
Потом:
- Сюда? - словно спросила у собаки. И та выбежала вперед и зацокала когтями внутрь подворотни.
Но, едва Алика закрыла за собой дверь подъезда, Лутьюфо заворчал, прижимая уши.
Алика остановилась, но все было, как и должно быть на лестнице старого дома - в меру страшным. Только перила поблескивали матовым, искрились, и липли к ним ладони, но мало ли - просто грязь - так можно думать.
Алика, а за ней Лутьюфо начали подниматься. Где-то наверху капала вода, судя по звуку, в подставленную кастрюлю. И слетело, мягко кружась, несколько кусочков ваты. Послышался шорох, когда Алика и собака были между вторым и третьим этажами. Внизу хлопнула дверь, и кто-то стал подниматься, торопливо покряхтывая и шурша.
Лутьюфо обернулся, и Алике пришлось остановиться. Перила заблестели сильнее - от них потянулись вниз и в стороны нити, перекручиваясь, как обнимаясь; совсем маленькие отростки лезли из перил вверх.
- Тень на плетень!!! - взвыл скрипучим голосом поднимавшийся, загремел банками, зазвенел стеклом и покатился по ступенькам до начала пролета. Там затих, но банки еще катились и ударялись в мягкое.
- Ну раньше же надо было, идиоты-идиоты! - скрипел тот, ворочаясь под всей этой посудой, - Обалдуи, бездельники, проходимцы!..
Нити от перил тянуться перестали и даже обвисли немного безвольно и непонимающе.
- Да давай, давай! - заорал тот, внизу, - Давай же!!!
И заверещало со всех сторон, посыпались с верхних площадок пауки, и Лутьюфо закрутился, сцепившись с толстым пауком, вылезшим из помойного ведра. Что-то скрипело, рвалось в клубке двух тел - рыжего и серого, и Алика подняла хрустальную палочку в левой руке в сторону сыпавшейся нечисти. И пауки остановились.
- Да это же просто для снов палка! - орал тот, кто все пытался выбраться из металлического и стеклянного хлама, - Вперед, или я вас всех съем, а потом сварю и изжарю! Вперед!!!
Алика, не зная, что делает, успела очертить полукруг по ступенькам, и это вновь остановило пауков. Но тут ее правую руку охватило тонкое и сильное и начало сжимать. Запястье онемело. А это тонкое тянуло к себе. Она успела поднять палочку повыше, и мимо в попытке достать ее просвистело тело небольшого паука, и паук врезался в помойное ведро. Его прихлопнуло крышкой, и он завизжал.
- Ну да вперед же, дохлые вы дромадеры! - скрипело снизу, - Убью всех! Собаку кто хватать будет! Толстого уже нет!
Действительно, Лутьюфо стоял, кровожадно поглядывая на столпившихся перед Аликой пауков, а толстый, с которым он дрался, лежал с разодранным брюхом и ни одной лапой уже не дергал.
- Эх-х-хэ-хэх!!! - тот, внизу, выбрался наконец-то из неудачной ловушки и затопал наверх, обдирая с себя последний мусор.
И пауки по стене ринулись к Лутьюфо, оставляя липкие полоски на штукатурке.
Алика уже не могла шевелиться совсем - она была прижата, привязана, прикручена к перилам и плакала от отчаянья и страха за Лутьюфо.
Первых пауков - они были намного меньше толстого - Лутьюфо расшвырял, но остальные окружили его и защелкали челюстями и, выставив лапы с колючками, медленно сжимали кольцо.
Наконец-то прибежал и тот, снизу, скрутил с головы консервную банку и сверкнул единственным глазом и двинул перекошенной челюстью:
- А ну, недоростки! Разойдись! Сейчас я его сначала разделаю, а потом с вами разберусь! А то ловушки на меня ставят... недоумки.
Но, пока он поворачивался, он пропустил темп, и уже еле-еле успел отпрыгнуть от взметнувшейся и упавшей всеми четырьмя лапами собаки. Как раз на то место, где только что он стоял.
- А-а!
1 2 3 4 5 6