Поезд тронулся. Вагоны побежали все быстрее и быстрее. Провожавшие стали расходиться. Кто-то подошел к Манефе Семеновне и заговорил с ней. Сергей понуро стоял рядом.
- Сережка! - окликнули его.
Он оглянулся.
- Иди сюда! - махнув рукой, позвал Сашка Селедцов.
Зачем они зовут? Может, играть? Только Сережке сейчас совсем не до того. Он молча качнул головой и потупился.
Увидев, что Сергей не двигается с места, Сашка сам пошел к нему.
За Сашкой двинулся Володя.
- В футбол хочешь играть? - шепотом спросил Сашка. - Я тебя напостоянно в свою команду принимаю. Понял? Могу даже вратарем сделать. Хотя вратарем я сам стою. Может, нападающим? А? Правым краем. Это знаешь как здорово? Будешь?
- Буду, - без особой радости согласился Сергей.
- Тогда - все, - заключил Сашка. - И ты знаешь еще что, Сережка: если кто задираться станет, мне говори. Володька полезет - и ему всыплю.
- Я с Сережкой никогда и не дрался, - обиженно возразил Володя.
- Мы не дрались, - подтвердил Сергей.
Сашка обнял его за плечи.
- Ты, Сережка, не расстраивайся из-за отца. Вернется. Даю слово. Он у тебя вон какой геройский. А теперь пошли, маленько потренируемся.
- Я у бабушки Манефы спрошусь.
- Давай, - одобрил Сашка.
Но Манефа Семеновна Сергея не отпустила, сказала, что сегодня веселиться или же играть с ребятами ему даже неудобно, отца не на веселье проводили.
Сергей взглянул на Сашку и качнул головой: мол, не пускает. Да если правду сказать, то ему и самому было сейчас не до игры.
Вернувшись домой, Манефа Семеновна вместе с Сергеем сразу же прошла в свою горенку, собрала там ему поесть, а сама, больше не обращая на него внимания, встала на колени, начала креститься, бить поклоны и чуть слышно что-то зашептала. Сергей знал, что это она молится богу. Невольно стал прислушиваться. Манефа Семеновна шептала невнятно, но все же Сергей уловил, как она несколько раз произнесла: "раба божия Николая".
Когда старуха закончила моление, Сергей спросил:
- Баб Манефа, а что такое "раба божия Николая"?
- Ты о чем это?
- А вы сейчас говорили...
Манефа Семеновна ответила не сразу. Помолчала, подумала. Затем, видимо решившись, тяжко вздохнула и сказала:
- Это я о твоем папке молилась, чтоб живой-невредимый остался.
Сергей удивился и с недоверием спросил:
- А разве так можно?
- Все можно, - коротко ответила Манефа Семеновна. - Только молиться надо.
Вечером Сергей долго не мог заснуть. Едва он закрывал глаза, перед ним сразу же возникал вагон с открытой дверью и там его отец. Стоит и машет рукой.
К Сергею подсела Манефа Семеновна.
- Все о папке думаешь?
- Ага.
- Теперь он далёко. Может, до самой Волги-реки доезжает. Бо-ольшая река! В двадцать раз шире Самарки, а то и больше. Через реку мост. Бежит по мосту поезд и бежит. А внизу пароходы плывут. Я этим же путем к вам ехала. Таких ли чудес за дорогу нагляделась! Батюшки светы!
И она стала рассказывать, какие довелось проезжать города, леса, реки, озера...
Знала Манефа Семеновна, чем можно увлечь Сергея! Без конца будет слушать, только рассказывай.
Наконец она поднялась.
- Будем спать.
Манефа Семеновна взяла лампу, пожелала Сергею спокойной ночи и пошла к двери. Затем вернулась, склонилась над его изголовьем.
- Сереженька, ты хочешь, чтоб папка твой вернулся домой? - спросила она, задумчиво глядя на мальчика.
Этот вопрос даже удивил Сергея: ну, о чем же еще мог мечтать он, чего же еще мог хотеть, как не того, чтобы его папка вернулся с войны живой и все время был дома!
- Ну, а как же, хочу!
По бесцветным, морщинистым щекам Манефы Семеновны потекли слезы. Она, как никогда раньше, горестно и просяще взглянула на мальчика и сказала:
- Богу молись, мой солнушоиок. Как я встану, и ты становись. Рядом со мной. И тоже молись... Может, господь услышит твою детскую молитву и спасет его. Детская молитва чиста и доходчива, не то что моя. Ну как, будешь?
- Буду, - с готовностью ответил Сергей. - Только я не знаю...
- Научишься. Господь же и вразумит, - заверила Манефа Семеновна.
На следующий день, перед завтраком, она рядом с собой поставила на колени и Сергея, научила креститься и класть поклоны. Затем он стал повторять за Манефой Семеновной слова молитвы. Многие из них были непонятны, и мальчик произносил их не так, как выговаривала Манефа Семеновна, но она терпеливо подправляла, просила повторить еще и еще...
Так и пошло.
На молитву становились утром после сна, перед едой и после еды, а также на ночь. Особенно долго тянулось моление утром и перед сном. Сергей даже уставал, у него начинали ныть колени. Однажды он не выдержал и чуть присел на пятки. Манефа Семеновна тут же заметила это:
- Что же это ты, мой желанный? Нельзя так-то на молитве! Крепись, солнушонок. За ради папки и не так можно пострадать.
И Сергей опять начал старательно креститься и класть земные поклоны.
Затем Манефа Семеновна долго поясняла ему:
- Вот у тебя, скажем, колени устали или, просто говоря, лень пришла, а знаешь, отчего это часто бывает? Нечистый искушает. Дьявол.
И Сергей впервые узнал, что у бога есть смертельный враг, который все время воюет с ним и делает ему наперекор. Он изо всех сил старается, чтоб напакостить богу и отбить от него людей. Есть слабые люди, они-то и попадают в лапы нечистого.
- А чего бог-то смотрит, - возмутился Сергей, - он же вон какой сильный, за шиворот нечистого, и всё!
- У нечистого тоже силы немало, - вздохнула Манефа Семеновна, - да и не нам вмешиваться в дела божьи. Нам даже спрашивать про такое не положено. Это грех. Запомни мои слова, Сереженька. Главное, забывать нельзя о нечистом, бороться надо с ним. Тебя усталость на молитве одолевает или сон, а ты пересиль. Может, в это самое время какой-нибудь супостат в твоего отца из ружья целится. Так-то, глядишь, твоя молитва в сторону пулю отведет, и он жив-здоров останется, а не будь ее - пуля поразить может. Насмерть. И не будет тогда у тебя отца. Вот это и надо понимать и навсегда помнить. Чем старательнее будешь к богу, тем добрее и он к тебе.
Манефа Семеновна говорила так душевно, так убежденно, что Сергей сидел не шелохнувшись и ловил каждое ее слово. Раньше он ничего этого не знал. Оказывается, как все просто - старательно молись, и никакой беды не случится. Конечно, Сергей будет и молиться, и поклоны отбивать, и запомнит все-все молитвы, которые начитывает ему Манефа Семеновна. Только бы вернулся отец! Он всегда думал об этом, постоянно скучал об отце и, когда оба с Манефой Семеновной становились на молитву, молился так прилежно, во всем подражая старухе, что она даже хвалить его стала за усердие:
- Не пропадет, Сереженька, твое усердие. Чем старательнее человек молится, тем доходчивее его молитва.
Однажды Манефа Семеновна открыла свой сундук и достала оттуда что-то завернутое в белый платок. Положив сверток на стол, Манефа Семеновна истово перекрестилась и не спеша стала развертывать. В платке оказалась толстая-претолстая книга. У Зотовых на этажерке стояло немало книг, были среди них разные: и тоненькие, и толстые, но такой громадной, как эта, Сергей не видел никогда. Книга была в коричневом кожаном переплете, у краев верхней корки золотые узоры, а посредине крест. По стертым углам, облетевшей позолоте и множеству трещин и царапин на корешке было видно, что книга эта уже прожила на свете немало лет.
- Что это за книга такая? - заинтересовался Сергей.
- Евангелие. Божье слово, - изменившимся, немного глуховатым голосом сказала Манефа Семеновна. - В ней все записано: и то, что было, и то, что есть, и то, что впереди будет. И написали ее святые люди по божьему наказу. Для нас, грешников, книга написана, об нас господь заботится, а мы...
Тут Манефа Семеновна опять заговорила о том, как нечистый затуманивает людям разум и как они, на горе себе, отворачиваются и от бога, и от его учения. Попридумали себе всяких законов, ищут чего-то под землей и над землей, а в Евангелии все указано: как надобно жить человеку, указано, что всех, кто отступит от божьих законов, ждет расплата и вечные муки. Настанет день, когда у каждого спросится: так ли ты жил, как велит слово божье, или отвернулся от него, поддался соблазну нечистого?.. И будет тогда Страшный суд, и судить будет сам бог; он каждому даст по заслугам: кто жил по закону божьему - возрадуется, а грешники и богоотступники будут обречены на муки вечные. Все-то люди живут на земле временно, живут для того, чтобы заслужить у бога милости, чтобы в последний день, когда он придет на землю судить живых и мертвых своим судом праведным, получить награду великую, попасть к праведникам, получить жизнь вечную и счастливую в царстве небесном. Но не все помнят, не все думают об этом...
И еще узнал тогда Сергей, что в Потоцком тоже есть люди, которые придерживаются законов божьих и называются Христовыми братьями и сестрами, и что Манефа Семеновна с ними заодно.
Хотя Сергей и не все понимал из того, о чем говорила Манефа Семеновна, но слушал внимательно.
- Баба Манефа, а вы не грешная? - спросил он.
- Человек не может сам о себе понимать, о нем бог судить будет. Хотя я всю жизнь служу ему, даже замуж не пошла, а у меня тоже грехи есть. Великие! Один бог без греха. Нелегко, Сереженька, богу служить: для души радостно, а телу нелегко. Даже мучительно бывает. Ну, да ты мал еще, не все пока тебе дано понять.
Через несколько дней Манефа Семеновна сказала Сергею, что сегодня вечером в общине Христовых братьев и сестер будет просительное моление за спасение Николая Михайловича.
Сергей поинтересовался, что это такое, и Манефа Семеновна объяснила, что так называется особое моление, когда единоверцы собираются вместе, чтобы просить у бога милости и заступничества.
- Я уже и со старцем Никоном договорилась... Кто такой старец Никон? А он у нас вроде как старший. Чистой души человек. А поет как! Заслушаешься. Он все божье письмо наизусть знает и наставляет нас, как надобно жить. Человек он большой веры и жизни праведной. Он со злом борется и добро людям делает. Во сне ему ангелы являются и святые люди. Свои советы дают, подсказывают, как и что надо. Вот какой он есть человек!
Манефа Семеновна ходила на моление, или, как она еще иначе называла, на молитвенные бдения, и при Николае Михайловиче, но скрывала это, говорила, что уходит в гости к какой-нибудь знакомой старухе. Когда же Николай Михайлович уехал, она не стала скрывать, оставляла Сергея дома, благо он не был боязливым, и уходила. Сергея с собой она не брала. На этот же раз решила пригласить и его. Уговаривать мальчика не пришлось, он сразу же согласился, только сказал, что папа и мама никогда на моление не ходили. Насчет клуба - другое дело. Манефа Семеновна ничего не ответила на эти его слова, только горестно вздохнула. Она достала Сергею чистую рубашку и штаны, сама вырядилась во все черное, даже голову покрыла черным платком. Из дому они вышли, когда на улице совсем стемнело.
- Баб Манефа, почему мы идем ночью?
- Так положено, - коротко ответила Манефа Семеновна. Потом пояснила, что в Евангелии не велено хвалиться и показывать людям, что ты идешь на моление. Только фарисеи, значит хвастуны, выхваляются молением. Они бьют в церковные колокола, идут - разрядятся, словно не на моление, а на ярмарку собрались. И стыд, и срам, и грех великий.
Шли они долго, почти на другой конец села. В одном из небольших и безлюдных переулков свернули ко двору, огороженному высоким плетнем. Бывавшая здесь не раз, Манефа Семеновна направилась прямо к калитке и трижды негромко ударила железным кольцом о щеколду.
- Кто там? - тут же послышался из-за калитки женский голос.
- Богу слава, - чуть слышно произнесла Манефа Семеновна.
- Аминь, - раздалось за калиткой, затем стукнул засов, и калитка распахнулась.
Во дворе стоял большой пятистенный дом. Сквозь закрытые ставни не видно ни огонька.
Впустившая их женщина осталась у калитки, видимо поджидая кого-то еще, а Манефа Семеновна, взяв Сергея за руку, поднялась с ним на крылечко. Затем вошли в дом. В сенях чуть-чуть горел фонарь и было почти темно. Откуда-то справа доносился неясный говор. Манефа Семеновна уверенно открыла обшитую кошмой дверь, и они очутились в просторной комнате. В переднем углу на столе горела тоскливым мигающим пламенем свечка, еще слабее светил чахлый огонек лампады. В комнате стоял полумрак. Середина была ничем не занята, и Сергею сначала комната показалась совсем пустой. Приглядевшись, он увидел за столом двух стариков. Вдоль стен на скамьях тоже сидели люди, в большинстве женщины.
- Богу слава! - от порога сказала Манефа Семеновна.
- Аминь, - ответило несколько голосов со скамеек.
Манефа Семеновна и Сергей подошли к столу.
- Крестись, - подсказала Манефа Семеновна, и Сергей начал креститься.
Затем Манефа Семеновна низко поклонилась сидевшим за столом. Один из них поднялся и три раза перекрестил старуху и Сергея.
- Садись, сестра во Христе...
На одной из скамеек нашлось свободное место, и они сели. Глаза Сергея понемногу начали привыкать к полутьме, и он яснее стал различать предметы вокруг себя.
Пробили часы. Мужчина за столом, который перекрестил Манефу Семеновну и Сергея, снова поднялся и, сложив руки на груди, заговорил:
- Братие и сестры во Христе! Настал наш час. Отдадим господу богу все свои помыслы и сердца.
- Это старец Никон, - прошептала на ухо Сергею Манефа Семеновна.
Сергей с любопытством взглянул на него. Старец Никон по внешнему виду ничем не был примечателен: невысок ростом, лысоват, с жидкой клочковатой бороденкой. А Сергей почему-то представлял его себе совсем не таким: могучим, рослым, широкоплечим. И голос у него, казалось ему, должен быть другой - сильный, басовитый. Старец же Никон обладал голосом не только не громким, но, скорее, тихим, мягким и ласковым, даже немного грустным и жалобным.
Старец вышел из-за стола, опустился на колени и, крестясь, принялся раз за разом бить поклоны, а за ним все, кто был в комнате. Тогда и Сергей, следуя за другими, тоже встал на колени.
Но вот старец поднялся, низко поклонился своим единоверцам, они ответили тем же, снова сложил руки на груди и, глядя куда-то вверх, словно над ним и не было потолка, заговорил радостным и взволнованным голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32