Одна лошадь некормленная подводу тащит. Вскоре захотелось отцу и сыну поужинать. Вынул Кризас тот же медяк и протягивает Аршину:
- Продай-ка мне круг колбасы.
- А ты мне - сала,- говорит сын и платит той же монетой.
Ходил, ходил пятак из рук в руки, пока не остались на подводе только яблоки. Как уксус, кислые. Приехали безделяйские коммерсанты на рынок, задрали оглобли в небо, мерину слежавшейся травки дали и за торговлю принялись,
- Яблочки-скороспелки! Не крупны, не мелки!.. Только из сада, берите кому надо!
Подходят женщины:
- Хороши ли яблоки?
- Лучше некуда! - нахваливает Аршин.
Подбегают дети:
- Не дороги?
- Дешевле не купишь!
Спрашивают люди:
- Каковы на вкус?
- Сам не знаю,- Аршин в ответ.- Мать говорила: есть нельзя, а продавать можно. Курортники всё сожрут!
Люди думают, что парень шутит, окружили подводу и стали яблоки нарасхват брать. Отбоя нет от покупателей.
Оглянуться не успели, как тут же очередь выстроилась, все спешат, торопят, к морю хотят скорей бежать. На солнце жариться.
- Знаешь что, отец? - придумал Аршин. - Ты давай яблоки отвешивай, а я рассчитываться буду.
И начали вместе торговать. Отец - продавец, сын - кассиром при нём: одной рукой плату берёт, другой сдачу выдаёт. Как в раймаге.
Не прошло и часу, как на возу осталось только несколько битых яблочек. Аршин вручил покупателю последние деньги и радостно кричит отцу:
- Можем ехать домой, больше нечем сдачу давать!
- Ты что, свихнулся?! - задрожал Кризас.
Хвать за карман Аршина, а там пусто! Цап за кошелёк, а в нём последний грош остался, который ещё Шарик заработал. И тот ломаный.
Сидят сын с отцом посреди рынка и, как быть, не знают. Тут, на счастье, повстречался им колхозный садовник. Целый грузовик ягод привёз. Он им десятку одолжил. И пятачок на табачок прибавил. Кризас деньги сыну передал и строго-настрого приказал ему:
- Сиди, никуда не отлучайся, карауль лошадь, а я похожу по базару - авось у кого-нибудь ещё рубль стрельну.
Сидит Аршин на телеге, свесив ноги, и голубей считает.
Двадцать два голубя и одного воробья поблизости насчитал. Поскучал И снова пересчитывать начал.
Идут мимо городские мальчишки, видят: не то пацан, не то мужик на телеге сидит; не то в сукно, не то в кожу бычью одет; не то шапку, не то старый мех в руках мнёт, сам ногами болтает и губами шевелит. Голубей считает.
- Эй, детина, тебе кто позволил наших голубей считать? - привязались они к Аршину. Пристали как банный лист.
- А что, нельзя?
- Ясное дело. Плати штраф - по рублю за птицу!
Струхнувший Аршин оправдывается:
- Да я всего десяток и насчитал! Не успел больше.
- Наше дело маленькое, выкладывай десять рублей.- Рады мальчишки, что глупей себя нашли.
Заплатил Аршин десятку и ещё за воробья пятак отдал. А когда отец вернулся, с гордостью доложил ему:
- Ловко я городских провёл, как маленьких надул! Оказывается, на базаре нельзя голубей считать. Их двадцать два тут было, а я всего за десять мальчишкам уплатил. С тем и ушли, дурачьё!
Отец даже ругать-бранить его не в силах. Лёг на телегу, голову рядном накрыл и велел сыну побыстрее домой гнать, пока Аршин и лошадь не проворонил. Да телегу колхозную не проморгал.
Аршин запряг мерина, покрутил вожжами и тронулся в путь: без товаров, без денег и без всякой надежды миллионщиком заделаться. Не солоно хлебавши.
За городом увидел море и решил парень хоть водицей даровой попользоваться. Завёл саврасого на мелководье и стоит посвистывает. Ждёт, чтобы напилась лошадка.
Мерин уткнул морду в море, солёной воды хватил и чуть не взбесился: головой машет, удила грызёт, ногами бьёт. Как будто его овсом кормили.
Ничего не понимая, Аршин нагнулся, зачерпнул пригоршней, хлебнул и едва не подавился. До того невкусная вода.
- Оттого ты и большое такое, что никто из тебя пить не может! - сказал Аршин морю и прочь поехал. Домой, похлёбку есть.
- Оттого ты и дурной такой, что никто тебя с малых лет не драл, -- не утерпел Кризас, высунув голову из-под рядна.
Да поздновато хватился. Даже стоя на скамейке, не мог уже дотянуться старик до ушей сыночка. По спине лупил - все руки себе отбил.
БЕДА
Вслед за осенними заморозками пришла в Безде-ляй лютая зима. Все поля завалило снегом, который много невзгод принёс зверям и птицам. Белый голод царил в лесу.
А к избе Вершков подступил чёрный - лентяев голод: так и приковал Аршина к печке. Как на цепь посадил.
Съели заработанный Даратой хлеб, прикончили колбасу, сало, одна картошка ещё осталась, но и той кот наплакал. В доме хоть шаром покати.
Однажды на дворе потеплело, и старый Кризас выбрался в лес. Отец дрова рубит в поте лица, а сын по сугробам лазит, птичьи гнёзда выискивает, по дуплам шарит и орешки пощёлкивает. Хуже хорька в лесу разбойничает.
Рыскал, рыскал, пока не наткнулся на валежину. Та подскочила да другим концом - бац по лбу!
Чуть без глаза не остался.
- Топор нашёл! - благим матом орёт Аршин.
- Тащи его сюда! Продадим - хлеба купим! - обрадовался отец.
- Да он старый, - объясняет сын, вытирая рассечённый лоб.
- Всё равно пригодится, хоть в лом сдадим. Неси быстрей!
- Так он и не железный вовсе.
- Вот балда! Топорище небось нашёл?
- Не топорище - сук...
- А чего обманываешь?
- А чего он так больно бьётся? Как топором рассек!
Отец молчит, накладывает дрова на сани, верёвкой обвязывает, а сын опять кричит:
- Пап, а жёлуди едят?
- Нет!
- Эх, жалость: такой огромный дуб нашёл!
Кризас только тем и утешается, что панов да шибко грамотных людей не вдруг поймёшь. У них всё не разбери-бери.
- Пап, пап, а лося едят?
- Едят!
- Эх, жалость: в лес убежал!
- Перестань из пустого в порожнее переливать, а то влезу на дерево и уши надеру! - злится Вершок.
И сани плечом подпирает.
А Аршин позади плетётся и мечтает: "Был бы снег мукой, лёд - леденцом, а жёлудь - сливой... Эх и жизнь была бы! Как у колхозного кладовщика Амбараса!"
Приехали отец и сын в местечко, часть дровишек продали, муки для болтушки накупили, табаку для трубки и отправились по магазинам подходящую кастрюлю искать. Чтобы и побольше была, и подешевле.
Вскоре надоело Аршину, как хвост, за Вершком ходить. Вернулся к саням и улёгся в них, свернувшись клубком от холода. Поздно вечером явился отец с покупкой. Бельевой котёл приволок.
- Ты где так долго пропадал? - дрожит Аршин.
И у Вершка зуб на зуб не попадает.
- Пока приценивался, пока покупал, да пока к кастрюльщику носил, дырку заделывал, - объясняет Вершок, - не заметил, как стемнело.
- Зачем же ты дырявый котёл покупал? - спрашивает сын.
- Да он целый был.
- Чего тогда к мастеру носил?
- Да я его камнем продырявил. Рано или поздно всё равно прохудится, а кто нам в Безделяе починит? Так я уж обо всём позаботился, чтобы лишний раз не ездить. Думать надо!
Приехал старик домой и слёг. Побежал Аршин лошадь просить, никто ему на слово не верит, все лишь плечами пожимают:
- Вчера ещё как огурчик ходил...
- Сами удивляемся! - объясняет Аршин. - По снегу ходил - ноги застудил, а теперь на лёгкие жалуется. Лёгкие - полбеды, да как бы тяжёлые не расхворались!
Так или иначе, в сумерках за врачом отправился. И словно в воду канул.
Мать все глаза проглядела, соседи, что и думать, не знают: Кризас на ладан дышит, а сына всё нет и нет. Будто за смертью его послали. Наконец на третий день возвращается Аршин и докладывает:
- Я уж обо всём позаботился: к доктору сходил, в аптеку сбегал, всех родных оповестил, гроб заказал и на кладбище завернул - могилу вырыл. Чтобы лишний раз не ездить.
Пока суд да дело, Вершок приказал долго жить. Пышные похороны устроили Кризасу колхозники, памятник ему большой отгрохали, венков целую гору нанесли, а Аршин плачет, рыдает, волосы на себе рвёт. Первый раз по-настоящему отца жалеет.
- Да не убивайся ты так, - уговаривают соседи.- От этой беды ещё никто не спасся! Ведь и наши отцы в своё время померли.
- Вам-то что... - всхлипывает Аршин.- Богатый помер - деньги детям оставил, а мудрый на тот свет ушёл - всё с собой унёс.
Как умел, так и скорбел Аршин.
Покачали головами соседи: истинную правду сирота сказал. Трубка, кисет да щепотка табаку - вот и всё, что оставил сыну мудрый Кризас. Да ещё россказни о славном безделяйском пане Яцкусе. О его пресловутом сыне Причкусе. И о бравом Вершковом роде.
НЕ ТАК УЖ ХОРОШО, НЕ ТАК УЖ ПЛОХО...
Овдовев, Дарата не позволила сыну баклуши бить, тут же к делу его приставила. Пух драть.
Сидит богатырь, потолок плечами подпирает, лавку задом ломает, громадными своими ручищами - им бы камни ворочать! - по пушиночке гусиную одёжку щиплет, не смеет перечить матери. Помнит чёрный лентяев голод.
С непривычки пальцы немеют, в глазах рябит, пух в ноздри лезет, но Аршин нос кулаком зажал и дохнуть боится, чтобы всю работу не сдуло. Как снежок, ветром не унесло.
Только он с одной насыпкой управится, мать тут же вторую от соседей тащит, потому как зимой в колхозе другой работы нет. За второю - третью, за ней четвёртую... Парню некогда во двор выбежать да высморкаться как следует, чтобы нос на всю жизнь не заложило.
Чуть весной повеяло, Аршин перья в угол и бегом к бригадиру Полуквасу подходящую работу себе просить. Мужскую!
- Ну ладно, - согласился бригадир, - выдам тебе пару лошадей и сошку: будешь за трактористами огрехи запахивать. С сорняками воевать.
- Спасибо, - благодарит Аршин. - Только ты мне хоть кого-нибудь в подчиненье дай. Помощника назначь. Чтобы было, кем командовать.
- У тебя в подчиненье лошади,- объясняет Полуквас. - Ими и командуй. До упаду.
- А кто ответит, если будет плохо вспахано? На кого мне тогда кричать? не соглашается Аршин.
- Если плохо вспахано будет, найдётся кому на тебя на самого кричать, погрозился бригадир.- И за работу ни гроша не получишь.
Ещё бы поспорил Кризасов сын, да вспомнил, как минувшей зимой жёлуди в лесу ел, как слюнки глотал, на лося глядя... Передёрнулся и, навалившись на соху, вдавил её в землю. По самые держалки вогнал.
Гикнул Аршин, взмахнул кнутом, лошадки рванулись, налегли на постромки, те - трах! - и лопнули. Будто подрезанные. Кое-как связал обрывки Аршин, опять лошадей погнал - и снова упряжь в клочья... А на третий раз и чинить нечего.
Сбегал парень домой за отцовскими шлеями и стал уже иначе пахать: по-над самой землёй соху ведёт, еле-еле травы касается да знай лошадей бранит. На чём свет стоит ругается.
Так полдня и прошагал за лошадиным хвостом. Пришёл бригадир работу проверять, за голову схватился: все огрехи в полосах, а ни одной борозды не вспахано. Словно кто на санках по полю катался.
- Да за такую работу тебя из колхоза гнать надо! - распекал Полуквас Аршина.
А тот в свою очередь лошадей чехвостит:
- Да за такую работу вас на живодёрню гнать надо!
-- Я тебе, не лошадям говорю, безрукий? - разоряется Полуквас.
- Я вам. не бригадиру говорю, безногие! - вторит Аршин.
- Да как ты смеешь?! - орёт бригадир.
- Да как вы смеете? - кричит пахарь, а вся бригада слушает их перепалку и хохочет, животики надрывает.
- Я тебе задание дал!
- А я - им!
- Не ори на меня, как на скотину!
- Ладно, буду как на человека орать.
Угомонился Полуквас, но больше и часу не стал держать Аршина. В два счета из бригады отчислил. И даже полтрудодня ему не записал.
Бредёт Аршин домой, шлеи на плечо повесив, а слезы так и катятся по щекам. Обидно ему: что делать, не показали, пахать не научили, только бригадир обругал и с работы выгнал. Как бывший безделяйский пан Яцкус.
Мать утешила сына, объяснила, что никто умельцем не родится, а сам Полуквас ещё не так давно тише воды, ниже травы ходил, тени своей боялся, пока бригадиром не заделался. Подбодрив сына, Дарата посадила его за стол и кусок мяса перед ним поставила. Подкрепиться до обеда.
- Только смотри оставь, чтобы в капусту положить, - предупредила сына.Больше нет.
Так и сделал Аршин: половину съел, а половину раскрошил на кусочки, вышел в огород и всю капустную рассаду усыпал мясом. Как удобрил.
"Ежели она от навоза хорошо растёт, то уж от мяса и вовсе до неба вымахает!" - рассудил Аршин.
Принесла мать миску варёной капусты, а мясом и не пахнет.
- Всё съел, что ли? - удивилась Дарата.
- Нет, половину только,- ответил послушный сын, - а другую, как ты сказала, в капусту положил.
- В какую? - не понимает мать.
- Известно, в какую, которая в огороде растёт. Мать чуть миску из рук не выронила.
- Нельзя так, - снова по-хорошему объяснила сыну Дарата. - Капусту золой посыпают, чтобы гусеницы не заводились, а мясо - я тебе сказала - в варёную капусту положить, несмышлёный мой!
Ест Аршин пустую капусту и грустную думу думает. Он из кожи вон лезет, всё делает, что ему велят, а никому угодить не может. Хоть поди и собери в огороде мясо.
- А почему в бочке гусеницы не заводятся? Ведь солёная капуста вкуснее, чем сырая? - спрашивает он мать.
- Потому что зимой они замерзают или в землю поглубже прячутся от холода.
Поел Аршин, натянул тулуп и давай в огороде между гряд ходить, по бокам себя руками хлопать, ногами топать, на пальцы фукать... Будто стужа на дворе.
Как ни старался Аршин, ни одной гусеницы не заморозил, зато собаки, почуяв мясо, со всего Безделяя набежали и такую кутерьму в огороде подняли, что только шерсть клочьями полетела. За каждую кроху грызлись.
Жалко стало Аршину собачьей шерсти, стал он самых рьяных палкой разнимать. Одну треснул - убежала, другую двинул - завизжала, а третья хвост поджала и хвать его за штаны! Клок бычьей кожи выдрала и ногу задела. Зубастая!
Аршин наутёк пустился, собака - за ним. Не зная, куда бежать, парень сломя голову влетел в колхозную контору, а там как раз общее собрание шло. Сам председатель Заседаускас с отчётным докладом выступал.
Отдышался наш герой, огляделся. Народу как сельдей в бочке. Все потные, красные, будто трижды вокруг колхоза обежали, и на дверь косятся.
"До чего собаки осатанели - столько людей в контору загнали!" - подумал Аршин и в первый ряд протиснулся.
Ползала заслонил.
Председатель помрачнел как туча, нахмурился и строго спрашивает:
- Что у вас, товарищ Аршин?
- Ничего, - пожимает плечами тот.
1 2 3 4 5 6 7