И Сергей был благодарен ей за это, за то, что она не стала поднимать его, требовать объяснений.
Нужно было решать задачку. Шумилина раздала листочки. Первый, второй варианты. И села к столу проверять ту огромную стопку тетрадей, что принесла с собой. "Чьи это тетради?" - думал Сергей, как будто это сейчас было для него главным.
За спиной сопели, перешептывались ребята. "Чудаки", - думал Сергей. Всякие задачки он решал запросто, без особого труда. И контрольные сдавал обычно первым, хотя Шумилина всякий раз, видя его нетерпение, приговаривала: "Не спеши". Она и сейчас несколько раз украдкой бросила свой взгляд на него, видимо ожидая его прыти, но Сергея словно парализовало. Он сидел не шелохнувшись. Не мог сосредоточиться. Читал задачку, но смысл ее никак не доходил до него. Он готов был расплакаться от отчаяния.
Шумилина, по-видимому, догадалась, что с ним творится неладное. Оторвалась от тетрадей и вопросительно посмотрела на него. Застигнутый посреди своих мыслей врасплох, он встрепенулся, торопливо рванулся за ручкой, но, словно опять споткнувшись, закусив губу, почувствовал слабость, бессилие. Зачем эти задачки? Зачем все это? Если его больше нет.
- Я решил, Анна Ванна!
Сергей покосился на Тальянова. Тот облизал толстые губы и, осторожно погладив промокашку, закрыл тетрадь.
- Молодец, - похвалила Шумилина, - сдавай.
В разных концах класса послышались голоса ребят, сумевших так же запросто, как Тальянов, расправиться с задачкой.
- Ну что там у тебя? - зашептал возбужденно Тальянов. - Давай помогу.
Сергей нетерпеливо отодвинул его плечом. Закрыл тетрадку и понес ее на стол Шумилиной.
- Что, и ты уже? - спросила она, беря в руки тетрадь, тут же открывая ее. Но что она могла увидеть в ней?
- Я что-то не понимаю тебя, Сережа, - сказала она. - Надеюсь, ты не бесцветными чернилами писал? Возьми тетрадь назад. Еще есть время. Семь минут до конца урока. Плюс перемена. Возьми, - Шумилина протягивала ему тетрадь. - Ну же, ну! Не теряй зря времени!
- Не буду, - сказал Сергей, отходя к своей парте.
Шумилина встала из-за стола, положила перед Сергеем тетрадь.
- Решай!
Шумилина стояла над ним.
- Я жду, - сказала она.
Сергей сидел неподвижно, словно загипнотизированный.
- Уж не заболел ли ты?
Строгость ее сменилась жалостью.
- Что с тобой, Сергей? Я тебя не узнаю.
В коридоре ударил звонок. Шумилина кивнула классу, разрешая всем идти на перемену. Сергей встрепенулся.
- А ты останься, - сказала Шумилина.
Страсть как не любил Сергей всякого рода объяснения. Не любил, когда начинали копаться в его душе. И вот сейчас пытает его Шумилина. Что с тобой? Что с тобой? Но каждому ли скажешь об этом? Да и потом, что от этого изменится? Если бы Шумилина чем-то и впрямь могла помочь. А то ведь они, учителя, все сводят к оценкам. По ним и судят о каждом. А разве это правильно? Если ты хорошо учишься, значит, ты пригож, значит, тебе во всем доверие. Требуют откровенности от каждого, а к тем, кто учится слабо, относятся с предубеждением, настороженно.
Шумилина говорила, но смысл слов не доходил до Сергея. И она это поняла.
- Ну что ж, - сказала она, - я вижу, тебе не хочется говорить со мной. А жаль. Но должна тебе сказать, меня настораживают твои начавшиеся нелады с некоторыми предметами, твое отношение к учебе. Так нельзя, Сергей.
"О чем она? - думал он. - О чем?"
- Я буду вынуждена поговорить с твоей матерью.
Сергей знает, что несладко придется ему после того разговора. Строга у него мать. Но сейчас ему все равно. Надоело ему все. Ничего не хочется.
- Можешь идти, - говорит Шумилина.
И знакомое чувство свободы вдруг наполняет его.
Пока Шумилина читала нотацию, у него исподволь созрел план. Он решил уйти из школы. И прогулять сегодняшний день. Уйти в лес. И как только Шумилина отпускает его, он, захватив фуфайку и шапку, выбегает из класса. Скорее. Скорее. Как будто кто-то торопит его. Как будто там, в лесу, его ждут.
Снег уже повсюду подернулся слюдяной коркой и блестит так нестерпимо, что даже глаза ломит с непривычки. Он замечает, что ветви у берез за зиму отросли, стали длиннее и теперь чутко прядают под ветром, касаясь сережками земли. Что бы там ни было, скоро весна, ручьи...
В лесу так тихо, что слышен каждый шорох. Вездеходы накатали дорогу. По их рубчатому следу уже не раз проехали на санях, дорога от этого стала глянцевой, скользкой. Сергей разгоняется и катится по дороге, как на коньках. В лесу тепло, а от быстрой ходьбы даже становится жарко. Сергей сходит на обочину, сбивает пяткой затвердевшую корку, разгребает руками снег и, захватив пригоршню чистого, белого снега, начинает есть. Зубы ломит. Но все равно снег вкусный.
Наверху, в деревьях, вдруг кто-то звонко высвистнул, и пока Сергей пытался отыскать невидимую птицу, она уже успела скрыться, пропорхнуть между берез. Должно быть, синица? Тут он заметил, что идет снова по той самой дороге, которая ведет к поляне, где на ветках трепетали странные легкие лоскутки. Вот уже хорошо видать и поляну, на которой вчера толпились солдаты.
Посреди поляны чернеет все та же земля, перемешанная со снегом. И вся поляна по-прежнему усеяна мелко посеченными коричневыми ветками берез. Сергей представляет, с каким свистом и грохотом обрушился самолет на лес. Ему становится жутко, и он оглядывается по сторонам. Он часто бывал один в лесу, но никогда ему не было так страшно.
Рядом хрустнула ветка. Сергей вздрогнул, осторожно оборачиваясь, но никого не было. "Фу-ты, какой трус", - подумал он, смелее придвигаясь к тому месту, где была яма, наскоро забросанная теперь снегом.
Что хоть искали тут солдаты? Что они хотели найти? Сергею показалось, что на снегу, под березой, валяется пуговица. Должно быть, его, летчика. От комбинезона. Он рванулся туда, схватил, обдул ее. Но это была не пуговица. Просто заячий орешек. Вокруг ствола он увидел несколько еще таких же орешков, старых, закатавшихся в снегу. Сергей обозлился и решил в следующий раз обязательно поставить здесь силок и поймать шкодного зайца. Правда, силки он ставить не умел, но этому нетрудно научиться. Все ребята с Чапаевской улицы ставят силки.
"Самолет, должно быть, взорвался от сильного удара", - подумал Сергей. Он вспомнил, как кто-то из ребят говорил, что на носу у всех реактивных самолетов есть такое устройство, которое при ударе о землю взрывает самолет. Говорят, на наших "катюшах" во время войны тоже было такое приспособление, чтобы сохранить от немцев тайну. Конечно же, самолет взорвался, не стали бы солдаты просто так собирать землю.
Но что они могли определить по глудкам мерзлой земли?
Сергей закрыл глаза, отчетливо представив себе падающий самолет... Эта поляна, эти деревья, что торопливо разбегаются в сторону. Удар! И все. И больше ничего. Сергей открыл глаза. Черная земля на белом снегу как бы кричала ему о непоправимой беде, о том, что его летчика больше нет. И никогда не будет. Есть школа, Шумилина, мать, школьные ребята. Все есть. Все остается по-прежнему, а его больше нет.
VI
Сергей глубоко вздохнул и явственно почуял запах чернеющей на снегу земли. Он решил идти домой и в последний раз оглядел поляну. Когда еще снова придет он сюда? Он осмотрел жиденькие, посеченные местами верхушки берез, всхолмленную поляну. Там, где поляна смыкалась, у березы с раздвоенным стволом, что-то ярко металлически сверкнуло на снегу... И, еще не зная, что там может быть, Сергей подумал, что это его, летчиково. В несколько прыжков он достиг приметной березы, так похожей на рогатулину. Под стволом березы - серебристое донышко часов. Сергей упал на колено. Часы обожгли ладонь холодом металла. Он осторожно обдул, оттер о грудь циферблат. Стекло было сплошь в мелкой сетке трещин, но под ними он разобрал: "Победа". Тонкие синеватые стрелки показывали без четверти два, Сергей приложил часы к уху и услышал их живое сверчание. Странная мысль пришла ему: летчик погиб, а часам хоть бы хны - они ходят, отстукивают в тиши леса свои минуты... Он не сомневался в том, что часы принадлежали летчику. Их от удара выбросило из кабины самолета. От удара у них и циферблат такой.
Сергей зажал часы в кулаке. У него теперь будет память о летчике... Быть может, Баранов и насчет звезды правду сказал. Может быть, и звезда с его груди тут же, где-нибудь в снегу...
В отдалении послышались голоса. Сергей прислушался. По лесу в направлении к нему двигались какие-то люди. Сергей торопливо спрятал находку в карман и принялся ждать.
- Ха, гляди, партизан, - услышал он из-за деревьев веселый голос и тут же в плотной кучке ребят увидел Баранова. - Ну и шустер.
"Чего он веселится?" - подумал Сергей зло.
Сложное чувство испытывал он сейчас. Ему и радостно было встретить тут, в лесу, своих одноклассников и в то же время ему не хотелось встречаться с ними.
- Поди, уж что-нибудь нашел? - осведомился Баранов.
- Нет. Но найду, - угрюмо пообещал Сергей.
- Малец! - сказал Баранов. - А Шумилина того... зуб на тебя точит!
- Ну и что! - ответил Сергей как можно равнодушней.
- Не больно хорохорься, - наставительно сказал Баранов. - Ну, орлы! крикнул он.
Петров, Носов и Тальянов - сосед по парте, что притащился с Барановым в лес, с готовностью обернулись к Баранову, который, как это нетрудно было догадаться, взял на себя обязанности командира. Он и держался соответствующим образом.
Выставив ногу вперед, небрежно, совсем уже по-командирски, Баранов вытащил из кармана пиджака пачку "Севера".
- Не будем терять время, - сказал Баранов. - Начнем. Сегодня мы должны осмотреть всю поляну. И на пятьдесят, нет, на сто шагов вокруг нее. Ясно! Вопросы будут? Нет? Тогда за дело!
Баранов откинул крупную голову назад, выдул струю дыма.
- Малец, - окликнул он Сергея, - ты тоже можешь к нам присоединиться.
Сергей согласился бы, скажи Баранов по-другому, без этого гонора.
Ему, честно говоря, не хотелось уходить с поляны, но и торчать тут не имело смысла. Подгребая валенком снег, он побрел прочь.
"Не потерять бы часы", - подумал вдруг он и удивился неожиданности этой мысли. Была она не случайной. Он вдруг вспомнил, что как раз левый карман фуфайки, где лежат часы, дырявый. Поспешно сунул руку в карман и весь захолодел. Часов не было! Он оглянулся назад. Часы лежали в каком-нибудь шаге от него. На счастье, ни Баранов, прикуривающий папироску, никто другой из его команды не успел заметить часы. Сергей торопливо придавил их пяткой валенка. Ему, видимо, надо бы не спешить сразу поднимать часы, а он поторопился и выдал себя.
- Что там у тебя? - настороженно спросил Баранов.
- Ничего! - Сергей вынул руку из кармана.
- Покажи!
- Больше ничего не хотел?
Сергей понял, что сделал глупость, не надо было задирать Баранова. Но было поздно. Баранов схватил его за руку.
- Показывай, что там?
Сергей попытался вырваться, но Баранов завел руку за спину. Крутил, выворачивал ее.
- А ну сюда! - крикнул он своей команде, и те втроем с готовностью бросились на помощь. - Держите за руки. Крепче! Я его обыщу.
Сергей стал отбиваться ногами и крепко задвинул Баранову... Но тут его свалили, и Баранов, оседлав его, придавил голову, вывернул карманы.
- Часы, гляди-ка! - восхитился он, держа их на вытянутой руке, показывая всем.
- Отдай, - сказал Сергей, отряхиваясь от снега. - Отдай мои часы.
- Были когда-то твоими, - ухмыльнулся Баранов. - И вообще, несовершеннолетним носить при себе подобные вещи запрещается.
- Отдай часы. - Сергей весь напрягся, лихорадочно выискивая место для удара.
- Получай! - Баранов выбросил вперед руку с часами и больно ударил в подбородок.
Сергей зашатался, сплюнул кровь.
Тальянов в страхе зажмурился.
- Ничего, - сказал Сергей. Он нагнулся, соскреб ладонью снег, прикладывая к опухшей губе. - Ничего, - повторил он, - ничего. Я с тобой еще сквитаюсь.
- Всегда пожайлуста. Милости просим. - Баранов скинул шапку, шутовски помахал ею в ногах.
VII
Смеркается. Дверь в учительскую открывается.
- Что это вы впотьмах сидите? Зрение портите? - строго спрашивает завуч Зубилин и, не сходя с порога, нащупывает выключатель.
Учителя, собравшиеся кружком у стола, что стоит посредине комнаты, замолкают, щурятся от яркой лампочки, свободной от абажура, и выжидательно смотрят на вошедшего завуча. Учителя уважают Зубилина за его опыт и знания, но и побаиваются. Причин к тому много.
- Не помешал? - Зубилин дружелюбно из-под очков окинул кружок, который тут же на глазах стал рассыпаться.
- Наоборот, Николай Иванович! - ответила за всех Шумилина.
- Анна Иванна, - изумился Зубилин, как будто только сейчас разглядел ее, - а вы что же домой не идете?
- Дела, Николай Иванович! Родительницу жду.
- Это кого же?
Зубилин снял очки. Прищурившись, вглядываясь в запотевшие стекла, протер их.
- Мать Сергея Мальцева.
- Ну! Парень вроде толковый. В чем же провинился?
Зубилин подсел к Шумилиной.
- Да как вам сказать, Николай Иванович. С парнем непонятное происходит. И не могу понять отчего. Вел себя нормально, учился хорошо, а тут словно бы подменили. Стал невнимательным, рассеянным, упрямым. Хочу вот с матерью поговорить - узнать, какой он дома.
- Да, - задумчиво сказал Зубилин, вертя в худых пальцах очки, глядя мимо Шумилиной в сумерки за окном. - Да! Что бы это могло приключиться с ним такое? А?
- И сама не знаю, - призналась Шумилина. - Но мне думается, все это начало твориться с ним с того дня, как в лесу упал самолет. Или, быть может, это просто совпадение... Я уж, по правде говоря, не знаю, как и быть с ним. Мальчик он впечатлительный. А с такими, как известно, всякое случается.
- Это верно, - согласился Зубилин, продолжая все так же смотреть мимо собеседницы.
Тех, кто не знал об этой его странной манере разговаривать, глядя куда-то в сторону, конечно же, такая манера удивляла, если даже не оскорбляла, но затем, как и другие, они свыкались с ней и не обращали на нее никакого внимания. Что касается Шумилиной, то она знала завуча давно. Лет десять, не меньше, и ко многим его причудам и странностям, которые были следствием рассеянности завуча, успела привыкнуть.
- Печальный факт, - сказал Зубилин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10