Подошёл Добрыня сзади к Илье, обнял его за могучие плечи:
- Ай ты, братец мой, Илья Иванович! Ты сдержи свои руки могучие, ты скрепи своё гневное сердце, ведь послов не бьют, не вешают. Послал меня Владимир-князь перед тобой покаяться. Не узнал он тебя, Илья Иванович, потому и посадил на место не почётное. А теперь он просит тебя назад прийти. Примет тебя с честью, со славою.
Обернулся Илья:
- Ну и счастлив ты, Добрынюшка, что сзади зашёл! Если бы ты зашёл спереди, только косточки от тебя остались бы. А теперь я тебя не трону, братец мой. Коли просишь ты, я пойду обратно, к князю Владимиру, да не один пойду, а всех моих гостей захвачу, пусть уж князь Владимир не прогневается!
И созвал Илья всех своих товарищей, всю нищую братию голую и пошел с ними на княжеский двор.
Встретил его князь Владимир, за руки брал, целовал в уста сахарные:
- Гой еси, ты старый Илья Муромец, ты садись повыше всех, на место почётное!
Не сел Илья на место почётное, сел на место среднее и посадил рядом с собой всех нищих гостей.
- Кабы не Добрынюшка, убил бы я тебя сегодня, Владимир-князь. Ну уж на этот раз твою вину прощу.
Понесли слуги гостям угощение, да не щедро, а по чарочке, по сухому калачику.
Снова Илья в гнев вошёл:
- Так-то, князь, ты моих гостей потчуешь? Чарочками маленькими! Владимиру-князю это не понравилось:
- Есть у меня в погребе сладкое вино, найдётся на каждого по бочке-сороковочке. Если это, что на столе, не понравилось, пусть сами из погребов принесут, не великие бояре.
- Эй, Владимир-князь, так ты гостей потчуешь, так их чествуешь, чтобы сами бегали за питьём да за кушаньем! Видно, мне самому придётся быть за хозяина!
Вскочил Илья на ноги, побежал в погреба, взял одну бочку под одну руку, другую под другую руку, третью бочку ногой покатил. Выкатил на княжеский двор.
- Берите, гости, вино, я ещё принесу!
И опять спустился Илья в погреба глубокие.
Разгневался князь Владимир, закричал громким голосом:
- Гой вы, слуги мои, слуги верные! Вы бегите поскорее, закройте двери погреба, задёрните чугунной решёткой, засыпьте жёлтым песком, завалите столетними дубами. Пусть умрёт там Илья смертью голодной!
Набежали слуги и прислужники, заперли Илью, завалили двери погреба, засыпали песком, задёрнули решёткой, погубили верного, старого, могучего Илью Муромца!..
А голей нищих плётками со двора согнали.
Этакое дело русским богатырям не понравилось.
Они встали из-за стола не докушавши, вышли вон из княжеского терема, сели на добрых коней и уехали.
- А не будем же мы больше жить в Киеве! А не будем же служить князю Владимиру!
Так-то в ту пору у князя Владимира не осталось в Киеве богатырей.
----------------------------------------------------------------------
Илья Муромец и Калин-царь
Тихо, скучно у князя в горнице.
Не с кем князю совет держать, не с кем пир пировать, на охоту ездить...
Ни один богатырь в Киев не заглядывает.
А Илья сидит в глубоком погребе. На замки заперты решётки железные, завалены решётки дубьём, корневищами, засыпаны для крепости жёлтым песком. Не пробраться к Илье даже мышке серенькой.
Тут бы старому и смерть пришла, да была у князя дочка-умница. Знает она, что Илья Муромец мог бы от врагов защитить Киев-град, мог бы постоять за русских людей, уберечь от горя и матушку, и князя Владимира.
Вот она гнева княжеского не побоялась, взяла ключи у матушки, приказала верным своим служаночкам подкопать к погребу подкопы тайные и стала носить Илье Муромцу кушанья и мёды сладкие.
Сидит Илья в погребе жив-здоров, а Владимир думает - его давно на свете нет.
Сидит раз князь в горнице, горькую думу думает. Вдруг слышит - по дороге скачет кто-то, копыта бьют, будто гром гремит. Повалились ворота тесовые, задрожала вся горница, половицы в сенях подпрыгнули. Сорвались двери с петель кованых, и вошёл в горницу татарин - посол от самого царя татарского Калина.
Сам гонец ростом со старый дуб, голова - как пивной котёл.
Подаёт гонец князю грамоту, а в той грамоте написано:
"Я, царь Калин, татарами правил, татар мне мало, я Русь захотел. Ты сдавайся мне, князь киевский, не то всю Русь я огнём сожгу, конями потопчу, запрягу в телеги мужиков, порублю детей и стариков, тебя, князь, заставлю коней стеречь, княгиню - на кухне лепёшки печь".
Тут Владимир-князь разохался, расплакался, пошёл к княгине Апраксин:
- Что мы будем делать, княгинюшка?! Рассердил я всех богатырей, и теперь нас защитить некому. Верного Илью Муромца заморил я глупой смертью, голодной. И теперь придётся нам бежать из Киева.
Говорит князю его молодая дочь:
- Пошли, батюшка, поглядеть на Илью, может, он ещё живой в погребе сидит.
- Эх ты, дурочка неразумная! Если снимешь с плеч голову, разве прирастёт она? Может ли Илья три года без пищи сидеть? Давно уже его косточки в прах рассыпались...
А она одно твердит:
- Пошли слуг поглядеть на Илью.
Послал князь раскопать погреба глубокие, открыть решётки чугунные.
Открыли слуги погреба, а там Илья живой сидит, перед ним свеча горит. Увидали его слуги, к князю бросились.
Князь с княгиней спустились в погреба. Кланяется князь Илье до сырой земли:
- Помоги, Илюшенька, обложила татарская рать Киев с пригородами. Выходи, Илья, из погреба, постой за меня.
- Я три года по твоему указу в погребах просидел, не хочу я за тебя стоять!
Поклонилась ему княгинюшка:
- За меня постой, Илья Иванович!
- Для тебя я из погреба не выйду вон.
Что тут делать? Князь молит, княгиня плачет, а Илья на них глядеть не хочет.
Вышла тут молодая княжеская дочь, поклонилась Илье Муромцу
- Не для князя, не для княгини, не для меня, молодой, а для бедных вдов, для малых детей выходи, Илья Иванович, из погреба, ты постой за русских людей, за родную Русь!
Встал тут Илья, расправил богатырские плечи, вышел из погреба, сел на Бурушку-Косматушку, поскакал в татарский стан. Ехал-ехал, до татарского войска доехал.
Взглянул Илья Муромец, головой покачал: в чистом поле войска татарского видимо-невидимо, серой птице вокруг в день не облететь, быстрому коню в неделю не объехать.
Среди войска татарского стоит золотой шатёр. В том шатре сидит Калин-царь. Сам царь - как столетний дуб, ноги - брёвна кленовые, руки грабли еловые, голова - как медный котёл, один ус золотой, другой серебряный.
Увидал царь Илью Муромца, стал смеяться, бородой трясти:
- Налетел щенок на больших собак! Где тебе со мной справиться, я тебя на ладонь посажу, другой хлопну, только мокрое место останется! Ты откуда такой выскочил, что на Калина-царя тявкаешь?
Говорит ему Илья Муромец:
- Раньше времени ты, Калин-царь, хвастаешь! Не велик я бо.а-тырь, старый казак Илья Муромец, а пожалуй, и я не боюсь тебя!
Услыхав это, Калин-царь вскочил на ноги:
- Слухом о тебе земля полнится. Коли ты тот славный богатырь Илья Муромец, так садись со мной за дубовый стол, ешь мои кушанья. сладкие, пей мои вина заморские, не служи только князю русскому, служи мне, царю татарскому.
Рассердился тут Илья Муромец:
- Не бывало на Руси изменников! Я не пировать с тобой пришёл, а с Руси тебя гнать долой!
Снова начал его царь уговаривать:
- Славный русский богатырь, Илья Муромец, есть у меня две дочки, у них косы как воронье крыло, у них глазки словно щёлочки, платье шито яхонтом да жемчугом. Я любую за тебя замуж отдам, будешь ты мне любимым зятюшкой.
Ещё пуще рассердился Илья Муромец:
- Ах ты, чучело заморское! Испугался духа русского! Выходи скорее на смертный бой, выну я свой богатырский меч, на твоей шее посватаюсь.
Тут взъярился и Калин-царь. Вскочил на ноги кленовые, кривым мечом помахивает, громким голосом покрикивает:
- Я тебя, деревенщина, мечом порублю, копьём поколю, из твоих костей похлёбку сварю!
Стал у них тут великий бой. Они мечами рубятся - только искры из-под мечей брызгают. Изломали мечи и бросили. Они копьями колются - только ветер шумит да гром гремит. Изломали копья и бросили. Стали биться они руками голыми.
Калин-царь Илюшеньку бьёт и гнёт, белые руки его ломает, резвые ноги его подгибает. Бросил царь Илью на сырой песок, сел ему на грудь, вынул острый нож.
- Распорю я тебе грудь могучую, посмотрю в твоё сердце русское.
Говорит ему Илья Муромец:
- В русском сердце прямая честь да любовь к Руси-матушке. Калин-царь ножом грозит, издевается:
- А и впрямь невелик ты богатырь, Илья Муромец, верно, мало хлеба кушаешь.
- А я съем калач, да и сыт с того. Рассмеялся татарский царь:
- А я ем три печи калачей, в щах съедаю быка целого.
- Ничего, - говорит Илюшенька. - Была у моего батюшки корова обжорище, она много ела-пила, да и лопнула.
Говорит Илья, а сам тесней к русской земле прижимается. От русской земли к нему сила идёт, по жилушкам Ильи перекатывается, крепит ему руки богатырские.
Замахнулся на него ножом Калин-царь, а Илюшенька как двинется... Слетел с него Калин-царь, словно перышко.
- Мне, - Илья кричит, - от русской земли силы втрое прибыло! У Да как схватит он Калина-царя за ноги кленовые, стал кругом татарином помахивать, бить-крушить им войско татарские. Где махнет - там станет улица, отмахнётся - переулочек! Бьёт-крушит Илья, приговаривает:
- Это вам за малых детушек! Это вам за кровь крестьянскую! За обиды злые, за поля пустые, за грабёж лихой, за разбои, за всю землю русскую!
Тут татары на убег пошли. Через поле бегут, громким голосом кричат:
- Ай, не приведись нам видеть русских людей, не встречать бы больше русских богатырей!
Полно с тех пор на Русь ходить!
Бросил Илья Калина-царя словно ветошку негодную, в золотой шатёр, зашёл, налил чару крепкого вина, не малую чару, в полтора ведра. Выпил он чару за единый дух. Выпил он за Русь-матушку, за её поля широкие крестьянские, за её города торговые, за леса зелёные, за моря синие, за лебедей на заводях!
Слава, слава родной Руси! Не скакать врагам по нашей земле, не топтать их коням землю русскую, не затмить им солнце наше красное!
----------------------------------------------------------------------
Про прекрасную Василису Микулишну
Шел раз у князя Владимира большой пир, и все на том пиру были веселы, все на том пиру хвалились, а один гость невесел сидел, мёду не пил, жареной лебёдушки не ел, - это Ставер Годинович, торговый гость из города Чернигова.
Подошёл к нему князь:
Ты чего, Ставер Годинович, не ешь, не пьёшь, невесёлый сидишь и ничем не хвалишься? Правда, ты и родом не именит, и ратным делом не славен - чем тебе и похвастаться.
- Право слово твоё, великий князь: нечем мне хвастать. Отца с матерью у меня давно нету, а то их бы похвалил... Хвастать золотой казной мне не хочется; я и сам не знаю, сколько её у меня, пересчитать до смерти не успею.
Хвастать платьем не стоит: все вы в моих платьях на этом пиру ходите. У меня тридцать портных на меня одного день и ночь работают. Я с утра до ночи кафтан поношу, а потом и вам продам.
Сапогами тоже не стоит хвастаться: каждый час надеваю сапоги новые, а обносочки вам продаю.
Кони все у меня златошёрстные, овцы все с золотым руном, да и тех я вам продаю.
Разве мне похвастать молодой женой Василисой Микулишной, старшей дочерью Микулы Селяниновича. Вот такой другой на свете нет!
У неё под косой светлый месяц блестит, у неё брови черней соболя, очи у неё ясного сокола!
А умнее её на Руси человека нет! Она всех вас кругом пальца обовьёт, тебя, князь, и то с ума сведёт.
Услыхав такие дерзкие слова, все на пиру испугались, приумолкли... Княгиня Апраксия обиделась, заплакала. А князь Владимир разгневался:
- Ну-ка, слуги мои верные, хватайте Ставра, волоките его в холодный подвал, за его речи обидные прикуйте его цепями к стене. Поите его ключевой водой, кормите овсяными лепёшками. Пусть сидит там, пока не образумится. Поглядим, как его жена нас всех с ума сведёт и Ставра из неволи выручит!
Ну, так всё и сделали: посадили Ставра в глубокие погреба. Но князю Владимиру мало этого: приказал он в Чернигов стражу послать, опечатать богатства Ставра Годиновича, а его жену в цепях в. Киев привезти посмотреть, что это за умница!
Пока послы собирались да коней седлали, долетела обо всём весть в Чернигов к Василисе Микулишне.
Горько Василиса задумалась:
"Как мне милого мужа выручить? Деньгами его не выкупишь, силой не возьмёшь! Ну, не возьму силой, возьму хитростью!"
Вышла Василиса в сени, крикнула:
- Эй вы, верные мои служаночки, седлайте мне лучшего коня, несите мне платье мужское татарское да рубите мне косы русые! Поеду я милого мужа выручать!
Горько плакали девушки, пока резали Василисе косы русые. Косы длинные весь пол усыпали, упал на косы и светлый месяц.
Надела Василиса мужское платье татарское, взяла лук со стрелами и поскакала к Киеву. Никто и не поверит, что это женщина, - скачет по полю молодой богатырь.
На полдороге встретились ей послы из Киева:
- Эй, богатырь, куда ты путь держишь?
- Еду я к князю Владимиру послом из грозной Золотой Орды получать дань за двенадцать лет. А вы, молодцы, куда направились?
- А мы едем к Василисе Микулишне, её в Киев брать, богатство её на князя перевести.
- Опоздали вы, братцы. Василису Микулишну я в Орду отослал, и богатства её мои дружинники вывезли.
- Ну, коли так, нам в Чернигове делать нечего. Мы поскачем обратно к Киеву.
Поскакали киевские гонцы к князю, рассказали ему, что едет в Киев посол от грозной Золотой Орды.
Запечалился князь: не собрать ему дани за двенадцать лет, надо посла умилостивить.
Стали столы накрывать, на двор ельничек бросать, поставили на дороге дозорных людей - ждут гонца из Золотой Орды.
А посол, не доехав до Киева, разбил шатёр в чистом поле, оставил там своих воинов, а сам один поехал к князю Владимиру.
Красив посол, и статен, и могуч, и не грозен лицом, и учтив посол.
Соскочил с коня, привязал его к золотому кольцу, пошёл в горницу. Поклонился на все четыре стороны, князю и княгине отдельно. Ниже всех поклонился Забаве Путятишне.
Говорит князь послу:
- Здравствуй, грозный посол из Золотой Орды, садись за стол. отдохни, поешь-попей с дороги.
- Некогда мне рассиживаться: нас, послов, хан за это не жалует. Подавай-ка мне побыстрее дани за двенадцать лет да отдай за меня замуж Забаву Путятишну и, я в Орду поскачу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9