- Жива! Жива! Это только обморок!..- крикнула Анна Матвеевна Юре.Воды дай скорее!
Юра схватил с буфета графин и бросился к старушке. Анна Матвеевна смочила водой свой головной платок и вытерла лицо Тани. На правом виске была содрана кожа, в нескольких местах были глубокие ссадины, но раны не было.
- Жива! Жива! Это только обморок. Но ведь на волосок, только на волосок,- а все-таки жива,- бормотала старушка, пытаясь успокоить то ли себя, то ли Юру. А Юра метался от Тани к окошку... За окном гремели выстрелы.
Таня слабо застонала и открыла еще не видящие глаза. Потом взглянула на Анну Матвеевну... на Юру... и вдруг уткнулась головой в колени старухи и громко, навзрыд заплакала: "Мама, мамочка, мама!"
Анна Матвеевна прижимала девочку к себе, вытирала ей слезы передником. Юра гладил Танины руки.
- Успокойся, Танечка, успокойся,- шептал он и вдруг услышал горький плач из-за большого книжного шкафа. Оттуда вылез Леша. Белый как мел, с трясущимися губами, перепачканный паутиной, он бросился к Тане.
- Я им! Я им!..- бормотал он, всхлипывая.
И вдруг снова во дворе послышались выстрелы, немецкие возгласы, тяжелые шаги... Таня и Юра дрожа прильнули друг к другу. Анна Матвеевна заслонила их собой и пересохшими губами сказала Леше:
- Спрячься скорей! Ненадежный ты... не выдержишь. А мы, ребятки,повернулась она к ним,- до конца дойдем.
- Я не полезу,- сказал Леша дрожа и в ужасе поглядел на дверь.
Шаги раздались ближе и ближе, дверь распахнулась... На пороге стояли Гера и Хорри. За ними дядя Миша отдавал кому-то приказания:
- Тех трех бросьте в канаву и завалите валежником. А лейтенантика и этого, который детей сторожил, давайте в игровую, и двое от них ни на шаг! Возьмем с собой - пригодятся. Ну, вовремя поспели,- сказал дядя Миша, вытирая пот со лба и наклонившись к Тане.- Ты молодец, девочка! Молодец, мама будет тобой гордиться.
- Юра тоже молодец,- прошептала Таня.
- Конечно, Юра тоже,- сказал Гера, положив руку на плечо мальчика.
Леша, размазывая грязь по лицу, уткнулся головой в грудь дяди Миши и заговорил отчаянно:
- Я тоже... я тоже надежный, я испугался, я очень испугался, но я хотел утащить ракетницу, и я бы тоже не выдал. Честное слово, я тоже надежный.
И дядя Миша, поглядев ему в глаза, сказал:
- Это еще придется доказать, мальчик.
* * *
- Собери-ка, Гера, всех детей в игровую, надо проверить, все ли на месте. А где Лиля и Сергей, Анна Матвеевна?
- Лиля к нему побежала еще, кажется, до немцев... Ох, не упомню я, запуталась совсем... Голова не варит...
- Гера, беги скорее в баню, выясни да доктора пошли сюда, Тане помочь нужно. А вы, Анна Матвеевна, очнитесь! Соберите все самое необходимое; сейчас нам здесь оставаться нельзя. Хорри! Там все в порядке?
- Сидят,- четко ответил Хорри,- однако тихо сидят.
Действительно, Бруно Шиллер сидел в кресле в центре игровой комнаты. Вокруг стояли цветы, покачивая листьями, пучеглазились на него розовые вуалехвостки в аквариумах. Цветные коробки с настольными играми громоздились друг на друга; поблескивали золотыми корешками выброшенные из шкафов книги. Висели волейбольные мячи, стояли крокетные ящики, трепетали флажки и шары. Весь многоцветный, веселый детский мир, который он хотел разрушить, окружал лейтенанта. И не был Бруно Шиллер похож ни на писателя, ни даже на владельца знаменитой свинофермы. Куда девался его важный вид, его осанка, его надменность? Руки его были связаны за спиной, плечи опустились, глаза бегали во все стороны. За его креслом, тихонько поигрывая револьвером и насмешливо глядя на лейтенанта, стоял рослый паренек из отряда дяди Миши. А вокруг Бруно Шиллера-фашиста, лейтенанта гитлеровской армии, полукругом стояли советские дети. Они рассматривали его без испуга, с удивлением, с неприкрытым любопытством. "Так вот какие бывают люди, которые убивают детей. Мы никогда не видали таких. Мы только слышали о них, когда нам рассказывали об Испании, и то это казалось нам похожим на страшную сказку".
В комнату, обняв Юру за плечи, вошла Таня, и дети молча расступились перед ней и сразу сомкнули круг и прижались к этим двоим. Пинька повис на Юре, гладил его плечи и восторженно заглядывал в глаза. Таня и Юра смотрели на лейтенанта. Волосы Тани были в пыли и известке; тонкая струйка крови все еще текла по бледной щеке и ссадины были на лбу. Семь пар детских глаз переводили взгляд с нее на Бруно Шиллера.
"Ты видишь? Как ты мог это сделать? Как смел?" И под упорными взглядами ребят лейтенант Шиллер - не поэт, нет - опустил голову и прикрыл свои холодные, злые глаза.
31. Извините меня, я слабая
- Все ли ребята здесь? - спросил дядя Миша.
- Пинька, Юра, Таня...- пересчитывал Хорри.
Дверь распахнулась.
- Нету,- крикнул Гера с отчаянием в голосе,- нету Лили нигде... и Сергея нет! В баньке пусто!
Дядя Миша побледнел так, что даже сквозь бурый загар стала видна эта бледность.
- Заприте этих двоих в кладовку - и все на поиски Лили и Сергея! Они не могут быть далеко! Мы должны их найти во что бы то ни стало! Живыми или мертвыми.
- Конечно, конечно, живыми!
- Анна Матвеевна, вы займитесь домом, на всякий случай, обойдите все от чердака до подвала.: А все остальные - в сад и в лес.
Анна Матвеевна, совсем потерявшая голову и усталая до предела, добросовестно обходила дом.
- В доме, конечно, их нет... В бане нет... Значит, захватили, убили... Девочку убили... А я-то на нее сердилась, что белоручка... А она совсем не белоручка, просто не обучена...- Старушка садилась на первый попавшийся стул и опускала тяжелую голову: - И Василий Игнатьевич, сердешный ты мой!
Дядя Миша вернулся в дом и шагал из угла в угол, из угла в угол.
Ребята осматривали сад. Глядели за каждым кустом, за каждым деревом, в каждой канавке. Гера руководил поисками. Он разбил сад и близлежащий лес на участки, и все, тщательно осмотрев одну часть, переходили в другую.
Непрерывно кто-нибудь докладывал дяде Мише:
- Дядя Миша, погреб обыскали - нет.
- Дядя Миша, в плодовом саду нет.
- Дядя Миша,- в березняке нет.
Дядя Миша мрачнел все больше и больше и кричал:
- Лес около ограды хорошенько обыщите. Найти, обязательно найти Сергея... и девочку такую... беленькую.
Гера с Хорри снова пошли в баньку, В ней не было видно каких-нибудь следов борьбы, убийства, крови... Так же белоснежны были простыни, так же стояли цветы на столике. Кисель в чашке, и так же безмятежно заглядывало солнце в маленькое зеленоватое окошко...
И вдруг Хорри подскочил:
- Гера,- сказал он хрипло,- одеяла-то нет.
Да, одеяла не было. А одеяло - это то, во что можно завернуть, чтобы унести с собой; это то, что можно набросить... закрыть...
Гера до крови кусал себе губы. И лицо его было таксе же, как в тот день, когда он вернулся с родного пепелища.
Хорри робко дотронулся до него:
- Пойдем, Гера, расскажем дяде Мише; он что-нибудь придумает, он найдет, непременно найдет и Сергея... и Лилю.
Гера молча пошел за Хорри.
Вдруг из-за кустов выскочил Тишка, поглядел на мальчиков и шмыгнул в кусты.
- Тишка! - крикнул Хорри и бросился за ним.
Тишка вдруг выпрыгнул из-за какого-то куста, потерся мордочкой о босую ногу Хорри и... провалился сквозь землю.
- Идем,- торопил товарища Гера.- Что ты котенком занялся? Идем, тебе говорят.
Но древний инстинкт охотника и следопыта заставил Хорри опуститься на землю, раздвинуть кусты... и Хорри тоже провалился сквозь землю.
- Гера,- глухо раздался откуда-то его голос,- сюда!
Он раздвинул кусты, стоя в какой-то яме.
- Осторожней, тут лаз, не оступись.
Гера спустился вниз.
Это была землянка, когда-то вырытая и давно позабытая Юрой и Пинькой. Она вся заросла травой. В ней было прохладно и темно.
На полу, на том самом одеяле, лежал в обмороке товарищ Сергей, а рядом с ним сидела скорчившись Лиля, крепко обхватив руками щиколотку правой ноги и растирая ее. Впервые за все время Хорри увидел на щеках девочки слезы.
- Лиля! - рванулся к ней Гера,- Лилечка!..
* * *
Время шло. Оставаться дольше было невозможно. Никто точно не знал, сколько было фашистов в здравнице: пятерых захватили, а может быть, остальные пробрались к себе. Так или иначе в Захарьино вот-вот начнется тревога, да и ракеты над лесом, конечно, насторожат фашистов. Надо уходить.
- Собирайтесь,- ребята,- хмуро сказал дядя Миша,- зовите всех.
- А Сергей... а Лиля?
- Вы, кажется, слышали мое приказание?! - резко прикрикнул дядя Миша.
Ребята по одному неохотно входили в комнату, не смотрели друг на друга, молчали...
Анна Матвеевна отвернулась к стенке.
- Стройся...- сказал дядя Миша тихо.
И тут Хорри ворвался в комнату:
- Нашли! Нашли! Лилю Гера сюда несет.
- Несет? - ахнула Анна Матвеевна.
Гера вошел с Лилей на руках.
- Вот,- сказал он,- жива.
- А Сергей? - крикнул дядя Миша.
- В порядке. Она его на одеяле в лес ползком тащила. Понимаете, ползком, через кусты... Ногу подвернула и вот... руки изодрала... Спасла, дядя Миша,- захлебывался Гера,- спасла, спрятала, в землянке спрятала...
Юра удивленно заморгал глазами:
- Ты разве знала про землянку?
- Знала.
- А почему никогда не говорила? - подозрительно спросил Пинька.
- Но я никогда не выдаю чужих секретов.
Анна Матвеевна подошла к Лиле, сидевшей на диване, и внимательно посмотрела на нее:
- Вот ты какая... барышня наша... ленинградская...
Лиля застенчиво улыбнулась.
- Дядя Миша,- сказала она сконфуженно,- его перенести надо скорее; я не смогла удобно уложить. Вы извините,- я ведь слабая.
Прощание
Вот и уложили в могилу у самой землянки Костика-пастушонка и Василия Игнатьевича. Плотно утоптали землю, положили большой красный камень и осторожно перенесли сюда, в сосновый лес, белую березку. Незаметна могила для врагов, но друзьям всегда будет указывать путь белая свечка березки. Пройдут, отбушуют военные годы; вытянется, повзрослеет деревцо, четыре раза уронит лист на могилу и четыре раза снова покроет зеленым пухом тонкие ветви, а потом каждый год будет радостно шуметь, встречая друзей, которые в один и тот же день будут собираться под ее шатром. Откуда только не приедут они: из Ленинграда, из далекой тундры, из шахт Донбасса!.. С каждым годом станет пышнее береза и взрослее - люди. Но если кто-нибудь из них оступится или пошатнется, он вспомнит сейчас же о красном камне под белой березой и встанет на ноги. "За тебя отдали жизнь, и ты обязан прожить свою так же честно",- шепнет ему сердце.
- Смирно! - скомандовал дядя Миша, и вытянулись ребята и бойцы.Запомните, ребята, этот камень. Тут спит Костик. Он был настоящим солдатом и настоящим героем. Это он выполнял все наши поручения. И делал это спокойно и незаметно. А почти за каждым поручением, за каждым заданием стояла смерть, И она подстерегала его на посту. Разве он не мог бы остаться незамеченным фашистами, здоровым и живым? Но солдат умирает за других. Как солдат умер и Василий Игнатьевич, защищая Катю. И мы отдаем им воинские почести, пусть один - ребенок, другой - глубокий старик. Тихий салют!
Трижды бойцы подняли вверх винтовки и трижды пролетело по губам:
- Салют! Салют! Салют!
Вот и все. Теперь можно уходить.
Они уходят из дома, тщательно заперев двери и окна, проходят мимо колодца, мимо ноготков, побитых георгинов, волейбольной площадки...
Дядя Миша и Анна Матвеевна останавливаются у ворот, с которых сняли чугунный замок, и пропускают всех мимо себя.
Вот проходят Муся, Катя, Пинька, с котомками за плечами, с серьезными, но спокойными лицами; шагает Леша, для которого этот день был тяжелым порогом. Идут Юра и Хорри, забывшие все горести и с надеждой глядящие вперед. На лошади едут Таня и Лиля, Сергей, которого несут на носилках, все старается разглядеть спасшую его девочку, но Гера шагает у ее стремени и заслоняет Лилю.
И, глядя на проходящих мимо нее ребят, Анна Матвеевна сказала изумленно и задумчиво:
- Что это? Что это за дети такие?
Дядя Миша, обернувшись к ней, ответил просто:
- Обыкновенные, Анна Матвеевна, советские, наши собственные!
До свиданья, ребята, вы еще вернетесь сюда!
До свиданья, друзья!
1958



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17