.. И от так его девять дней носило по морю. Выбился он из сил, свалился на дно байды, уснул как помер. А продрал очи - фелюга! Паруса штопани, снасти оборвани, турки в ней, с борта на него смотрят, чи жив он? Это Чуприну уже из Азовского моря в Черное бурей вынесло. Взяли его в полон турки. Три года он у них работал, а потом убег. Пришлось ему, хлопцы, погулять! По всей Туретчине, во как! Курды их гоняли, он там своих нашел, сотню сбил. А курды народ - у-у! Дуже вояки, кажуть, лихие та зверские, при всех султанах они в лучшем войске. Вот они и гоняли казаков по Туретчине. Сбились наши с пути, им бы нужно на север, промеж захода и восхода идти, а их в ущелье узкое загнали, не выпрыгнешь, солнце в затылок светит. В пустыню их выгнали. И ни конца пустыне, ни краю, ей пра! Сколько им друзьяков пришлось позарывать у песок, сколько могилок ятаганами вырыть-страсть!.. Чуть все не померли без воды. Но прошли-таки, к речке вышли. Нил-река. Египет эта страна называется. Богатая там земля. Три урожая собирают, там зимы не бывает, с одного колоса в две мои пригоршни зерно не вберешь, во как! А народ худой, черный, богатеи весь урожай себе забирают. И у нас земля богатая, хлеб бывает такой выгонит, шо кубанку бросишь, она на колосьях, как на воде, держится. А живут, видишь, не все одинаково. Везде, наверно, так несправедливо живут!
Гришка замолчал, задумался, принялся грызть травинку. Он и вправду теперь не был похож на мальчишку, а на серьезного, много пережившего и передумавшего человека.
- Вот ты, Гриш, много знаешь! - воскликнул Сашка. Гришка посмотрел на него отчужденно, обронил:
- Не дурень, хотя и не учусь. Посмотрел-посмотрел на камыши и продолжал задумчиво:
- Добрая у нас земля. Она у нас сложена особо. На манер египетской. На добрую саженю - черный перегной, а ниже - песок и вода; море ж когда-то здесь было. Ежели засуха - землица тянет воду снизу, песок ей не препятствует. А ежели много дождей выпадет - песок всю воду принимает, хранит про запас. Сказочная египетская земля!.. Тут шо не камышовые заросли, закуток из куги то загадочное ему название; шо не ерик, лиман, речка или болото-то и сказ. А плавни!.. Не обойти их, не объехать за всю жизнь. Есть такие у плавнях места, шо там и человек ни разу не был, кабаны непугаными живут. Гнилым раньше Азов-море звалось. Вся гниль в нем из плавней сбиралась, дурная вода. Рыба и та не водилась. Давно это было, даже Чуприна не помнил.
- Вот видишь!-перебил его Сашка.- А нас за скифов упрекаешь!
- Ну и гонористый же ты, - ответил ему Гришка и, уже раздражаясь, оборвал:-Замовкни!.. Слухай, шо люди кажуть. А то о Гнилом море знають, а о твоих... как их... не знають. Грамотный он! Книжки читает! Меня тоже батя нескольким буквам научил, сейчас некогда ему, а то б я тоже мог читать! Не хвастайся дуже. Ты вот слухай та запоминай, шо тебе умные кажуть! Не было у нас скифов! А море Гнилым звалось! А потом поднялась страшенная буря, и всю дурную воду из моря Гнилого в Черное выплеснуло, а сюда с Дона та Кубани набралось воды доброй, сладкой, а та - дурная - на дне в Черном!
- Правильно, кто ж с этим спорит. Сероводород на дне в Черном море! успел вставить Сашка.
- Ну все он знает, все знает, ты глянь на него! Шо ты своей школой хвастаешься? Я, может, тоже скоро буду учиться. Вот победим, батя говорит, и буду учиться. Я ж тебе не за книжки рассказываю, а за землю, шо ты про нее знаешь?.. - Гришка уставился на Сашку, тот смутился: то ли оттого, что с ним опять расправятся не по-боксерски, то ли оттого, что он действительно о земле ничего не знал.-То-то и оно!.. Шо вякаешь, хочешь знающим показаться, а ничего не знаешь. Ты знаешь, шо в нашем море даже рыба не водилась?.. А потом развелось столько, шо один богатей мост по плавням для гостя из бочек с черной осетровой икрой вымостил?.. А земля какая? Ты знаешь, шо один казак у нас вырастил для атамана Войска Кубанского кабак у семь пудов, в четыре обхвата, еле его втащили в арбу, а везли волами. Зажиточно на ней всем можно жить, и все бы хлопцы могли в школах учиться, если б по справедливости все делалось. А у нас часто еды даже вдоволь нет! Летом только и живем сытно...
- А зимой как? - спросил Колька.
- Зимой?..-Гришка настороженно посмотрел на него. Колька ответил ему спокойным взглядом. Гришке, очевидно, больше нравился этот черноглазый и молчаливый, нежели рыжий Сашка. - Да потихоньку, не жируем. До глубокой осени батя на паровике работает у атамана, хлеб молотит, веет. Хлеба нам дадут, картошки соберем, а зимой, бывает, и денег подрабатываем. Граммофон или сепаратор починит батя, он у нас мастеровой человек, башковитый человек Гаврила Охримович. Так и живем, с хлеба на рыбку перебиваемся.
Солнце выкатилось из-за кургана, затопило все радостным и теплым светом. Туман над рекой поредел, держался овечьими отарками только в бухточках у камышей. В зарослях его тотчас завозились, затренькали камышовки.
На середине реки то появлялись, то пропадали в воде черные уточки.
- Нырки,-шепнул Гришка, собрался было добавить что-то еще, как вдруг...
Нет, никогда уже до самого конца жизни Колька не забудет того, что им вдруг открылось в Гришкиной "египетской земле".
Солнце разогнало туман, космы его лишь изредка взлохмачивались с поверхности реки, как пар с остывающего кипятка, и таяли тотчас бесследно. И вот в эту минуту из камышей выплыли лебеди.
Они выплыли, как из сказки! Белоснежные, красивые... Быстро и бесшумно заскользили по воде... Не видно было ни одного движения, ни малейшего усилия, лебеди будто скользили по глади льда!
На середине неширокой речки лебеди внезапно "разъехались" в стороны, плавно, как балерины в танце, взмахнули раз-другой крыльями, оторвались от воды и... поплыли по воздуху. Сверху они будто пролили серебряную курлыкающую трель, река отозвалась им прощальным отзвуком, и сказочные птицы растаяли в небе.
С минуту мальчишки сидели не шелохнувшись и лишь потом, когда погасли в плавнях отзвуки лебединой трели, взглянули друг на друга с изумлением.
А солнце между тем набирало силу. Река и ее берега наполнились криками, щебетом, всплесками. За щурятами с карканьем носилась голодная ворона. Она опускалась к воде, во внезапном броске загребала ее ногами, пыталась несколько раз ухватить добычу клювом. Но рыба ускользала, и ворона, злясь, с недовольным карканьем шарахалась от воды вверх, тяжело взмахивая намокшими крыльями.
- Пора! - сказал Гришка мальчишкам и с разгона, взметая ногами вееры брызг, влетел в речку.
Полезли за ним и Сашка с Колькой, осторожно, не спеша, и тут же вода обожгла их тела ледяным холодом.
- Вы вглубь, вглубь скорийше!-закричал им от камышей Гришка. - Там же под яром ключи бьют, а тут - теплынь, как молоко парное.
В том, что это так, они убедились тотчас, лишь только оказались на середине реки. Вода здесь и вправду, как теплое молоко, ласково приняла их, согрела. А дно - мягкое, будто застеленное мягчайшим пухом.
- Это куширь, - сказал мальчишкам Гришка и, нырнув, показался, держа в руках изумрудно-зеленые водоросли - тонкие, как паутина, а в них, запутавшись, бился золотой карасик. - Видите, как мы потом рыбы наловим?
У камышей было тревожно. Толстые, как бамбуковые удилища, стебли стояли над водой плотным лесом. Ветер шевелил их вершины с пушистыми султанами, жестко шелестел листьями, а в глубине зарослей - ничто не шелохнется, изредка слышались лишь короткое движение и всплеск. Там была своя жизнь, таинственная и притягательная, в которую мальчишки собирались вторгнуться.
Гришка раздвинул камыши, Колька и Сашка полезли следом. Стебли камыша подавались легко, будто они держались в воде наплаву.
- А теперь глядите, - прошептал Гришка. - Как рака увидите, так и хватайте.
Сашка и Колька впились глазами в воду, в пугающий ее зеленый полумрак, где причудливо переплетались корни камыша и образовывали настил. На этом-то настиле и должны лежать, высунув из воды усы и перекатывая в ноздрях влагу, раки. Так должны лежать из них те, кому надоела жизнь в реке и кому не терпелось попасть в котел с кипятком.
Вода между корнями неподвижна, сонна...
И едва мальчишки усомнились было в том, есть ли тут какие-нибудь обитатели, как в следующее мгновение они увидели на корневищах нескольких раков.
Зеленых! Матерых! С огромными клешнями и колючими боками!..
Раков Колька и Сашка увидели внезапно, как в озарении!.. Так начинаешь замечать грибы, когда, разглядев один из них, присядешь и его собратья возникнут перед тобой всем семейством, начнут будто выскакивать из земли! А вот он я! Возьми меня! И меня, и меня!..
Раки, как вельможи, лежали на корневищах, растянув шейки, выпучив глаза и лениво поводя усами.
Ха-ха! Ждут, гаврики!
Колька и Сашка осторожно подвели под шейку раскрытые ладони. Рак ударил шейкой и- гоп-ля! - оказался в руках.
- Ура! Поймал! Есть почин!
Дальше пошло еще веселее. Колька и Сашка приспособились ловить раков даже в корневищах, да так, что те не успевали опомниться и схватить за руки клешнями. Сумка быстро наполнялась, и мальчишки по очереди переносили ее на берег, высыпали в Гришкин мешок и вновь возвращались.
Когда в камышах стало жарко, раков в корневищах поубавилось.
- Шабаш! - объявил Гришка. - Айда купаться. Рак обедать на дно речки пошел.
И они купались. Нырнув в глубину с открытыми глазами и загребая руками воду, скользили у самого дна, где клубились водоросли. Мальчишки, поддев их со дна, скатывали как снежный ком, выныривали на поверхность и, улегшись на спину, искали в водорослях запутавшихся карасиков и линьков.
С Гришкой было легко и просто. А главное - интересно!
Хорошо им было и потом, когда Гришка расстелил на траве чистую белую тряпицу и разложил на ней содержимое узелка - краюху хлеба, луковицы, вкрутую сваренные яйца и помидоры.
Рядом весело горел костер, пеклись раки.
Гришка взял луковицу, зажал между ладонями, сдавил, и-раз!-луковица выскочила из его рук голенькой, без кожуры. Ай да Гришка, ай да молодец-удалец! Руки у него были ловкими, сильными.
В одно мгновение он разделил хлеб на три равных куска и очистил лук. И все было таким аппетитным, что Колька с Сашкой тотчас почувствовали, как они голодны.
Будто из полузабытого сна выплыла картина Красного города-сада с гудками мотороллерщиков, звоном молочных бутылок и ароматом белого хлеба. Сейчас матери Кольки и Сашки, наверное, стоят у газовых плит, сбивают в мисках сырые яйца с молоком, готовят омлеты, заваривают ароматный кофе, разворачивают чайный сыр...
Но разве может сравниться все это с завтраком на природе - с кисловатым ароматом ржаного хлеба, испеченного в капустных листах, со сладковатой горечью лука, с жаренными в костре раками, которых приходится очищать от обуглившейся кожуры, как испеченную картошку. Гришкина еда была так вкусна и с таким аппетитом поглощалась, что никакие продукты из торгового центра, упакованные в стерильные целлофановые пакеты, не могли сравниться с этой простой и здоровой снедью.
- Вы, хлопцы, не горюйте, - говорил им весело Гришка, уплетая за обе щеки все, что ему подворачивалось под руку.- Это вам не город, здесь с голоду не умрете. Со мной, хоть зимой, хоть летом, никогда не пропадете. Хоть в речке, хоть в степу, я завсегда найду, чем можно пропитаться.
И они, взглянув в его глаза, почувствовали, что с Гришкой не пропадут. Колька и Сашка откинулись на спину, подставив свои туго набитые животы солнцу.
- Правильно! - одобрил их действия Гришка. - Пусть жирок вокруг пупка завяжется, - но сам не лег, принялся рыться в мешке. Он не мог и минуты посидеть без дела. Гришка выбирал в мешке раков-линьков и выбрасывал их в речку. Когда покончил с этим делом, прилег рядом с мальчишками и сказал:
- Так правильней будет. Сам живешь - давай и другим жить.
Мальчишки ничего не поняли.
- Да то, шо я повыбрасывал раков, которые шкуру меняют. У нас про это в хуторе байку рассказывают... - Гришка, оглянувшись на Сашку, добавил: - Не знаю, правда это или байка.
- Да ты не бойся, рассказывай, рассказывай, - ободряюще улыбнулся ему Сашка. - Не все ли равно!..
Гришка молчал. Лицо у него стало серьезным, глаза испуганными. Он любил и искренне верил всем сказкам, байкам, легендам и потому, готовясь рассказать что-либо такое, уже переживал.
- Ловили как-то, кажуть, наши хуторские хлопцы раков... Под вечер дело было. А раки как раз икру высиживали. У них же рачки маленькие так потом под шейкой и живут, как цыплятки под квочкой. Ага. Ну и набрали ребята рачих с икрой, мабуть, всех в речке выловили. Сели у костра ужинать. Как вдруг всколыхнулась вода, и из нее вырос огромный, как двухгодовалая телка, рак. Усы у него - ну... хорошие батоги пастушеские. Голова - с чамайдан, а из нее глаза торчат - тонкие, узкие, и на концах их - огонь горит, как фонари красные. Это был царь всех раков, из плавней приполз. Подсунулся рачиный царь к костру, в ноздрях булькает, та ка-ак гаркнет: "Ах вы, такие-сякие! Разбойники! Почему моих жен-матерей с икрой ловите?!" Ребята поперепужались та как дунули от мешков в гору, так, шо и не заметили, как на курган взлетели. Оглянулись, а у костра рак-царь ихние мешки трусит, а им вслед другой своей агромадной клешней щелкает. Клац! Клац! Такими клешнями человека можно напополам перекусить. Ух и бушевал же, говорят, рачиный царь!.. Мол, ловишь раков-лови, но не выгребай же дочиста, потому как сам потом и в убытке будешь, без еды останешься. Ага! Да потом ка-ак свистнет!..
Едва Гришка успел это произнести, выкатывая глаза от ужаса, плавни вздрогнули от трубного звука. Да с переливами, да с переборами! И как пошло и как пошло дробиться да откликаться, будто в плавнях засвистели не один, а сотни раков-великанов!
Мальчишки вскочили. Взглянули на курган и увидели всадника. На выгоревшем от зноя небе четко обозначался силуэт коня и человека с красным флажком на длинном древке. Привстав на стременах и подавшись с трубой вперед, он играл сбор.
- Наши! Наши! - закричали Колька с Сашкой и принялись натягивать на себя одежду.
Засобирался и Гришка. Налет на бахчу был забыт. Зреть, не киснуть теперь атаманским арбузам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15