Василевич Алена
Чингисхан
Алена Василевич
Чингисхан
Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова
Это моя трёхлетняя соседка... Подождите-подождите, не перебивайте. Нет никакой ошибки. Повторяю: и соседка, и Чингисхан. В коротюсеньком розовом платьице, с белым капроновым бантом на всю голову, с озорными чёрными глазёнками. Они у неё то прячутся, как мышата, в раскосых узеньких щёлках и это значит, Чингисхан смеётся; то заливаются ручьями слёз - и это значит, что Чингисхан непременно хочет настоять на своём, а ей пока не удаётся. И ещё умеют эти глазёнки хитро-хитро выслеживать свою очередную жертву: какого-нибудь карапуза, которого Чингисхан хочет обязательно поколотить...
Вообще-то у соседки моей - Чингисхана - имя самое ласковое, самое дружелюбное из всех, какие я только знаю: Аленка. Правда, пользуются обычно этим именем только Алёнкины мама и папа. А на улице за свои татарские раскосые глазёнки и крутой нрав Аленка прозвана Чингисханом и отзывается на это имя очень даже охотно...
Впервые появилась она у нас во дворе нынешней зимой. Бегу я как-то с работы домой (на улице морозище!) и около своего крыльца натыкаюсь на круглую кадушечку, в красном пальтишке, в валенках, в пуховом платке. Чтобы не замёрзла, кадушечку ещё перевязали большим шарфом.
Любопытная личность. Интересно познакомиться.
Пытаюсь заглянуть кадушечке в лицо, а у неё из-под надвинутого на самый лоб платка лишь торчат оттопыренные губки. Такие потешные, такие симпатичные.
- Здравствуйте вам! - здороваюсь с кадушечкой.
А она как фыркнет на меня:
- Иди!
Вот тебе и знакомство!
Тут подбежала к кадушечке мама (она стояла неподалёку с соседкой), начала журить девочку. Хотела даже отшлёпать, но я заступилась.
- Ну за что же вы её? Она такая хорошая, такая умная девочка!
В ответ кадушечка подняла на меня хитрющие свои раскосые глаза и надулась ещё больше: вероятно, не поверила...
Правда, позже отношения у нас наладились. Теперь Аленка встречает меня с работы решительным заявлением:
- А я пойду к вам!
И если только я не найду способа отклонить это её заявление, она моментально обгонит меня и сколько есть силы молотит ногами и кулачками в нашу дверь.
Частенько я пытаюсь перехитрить Чингисхана.
- У нас ещё никого дома нету.
- А вот и есть, а вот и есть! - не обращает внимания на мою дипломатию Чингисхан и ещё по дороге объявляет: - Мы будем играть в куклы.
"Мы" - это означает, что с нашей площадки Чингисхан прихватит с собой ещё свою подружку - синеглазое шелковистое, словно из мягкого льна, существо, по имени Наташа. Своих обещаний Чингисхан на ветер не бросает. Я и раздеться не успею, как в дверь уже стучат две пары ног и две пары кулачков.
Надо принимать гостей.
Их, конечно, можно было бы и отправить, этих гостей, пусть лучше погуляли бы на свежем воздухе, - но у них есть заступница, моя дочь.
Она хоть и вертится уже целыми часами перед зеркалом, но отказать себе в таком удовольствии, как игра с Чингисханом и Наташей в куклы, не может.
- Ах вы, мои обезьяны! - встречает она гостей.
- Ах ты, моя базяна! - отвечают ей гости.
Общий язык найден. Гости падают животами на тахту, дрыгают в воздухе ногами, толкают друг дружку, пищат, хохочут. Хохочет, смеётся с ними и моя дочь. Так начинается каждая встреча.
Я безнадёжно махаю рукой: тут уж ничто не поможет, никакая дипломатия. "Базяны" - да и только.
Потом мы садимся обедать.
- Мы тоже хотим есть! - по обыкновению первая заявляет Чингисхан.
Её не надо приглашать, она уже сидит за столом.
- Мы тоже хотим есть! - вторит Наташа.
- Разве ваши мамы до сих пор не кормили вас? - спрашиваем мы у гостей.
Не моргнув, обе смотрят на нас святыми глазами.
- Нет, не кормили.
- Ах, какие плохие ваши мамы!
- Ах, какие плохие васы мамы! - хором повторяют гости.
- Ну, тогда мыть руки!
- Я не хочу! - объявляет, усаживаясь поудобнее, Чингисхан.
- И я не хоцу! - чуточку робея, повторяет Наташа.
- Ну, тогда - марш из-за стола!
- А я не хочу! - не доставая до пола, чтобы топнуть, размахивает в воздухе ногой Чингисхан и стучит смуглым кулачком по столу.
- И я не хоцу! - тоже повторяет Наташа и тоже шлёпает по столу незагорелой ручонкой.
- Ах вы, ослушницы! - Моя дочь берёт гостей за руки и тянет в ванную комнату.
Гости упираются, визжат, заливаются смехом, но всё же идут за дочерью. Умывшись, Чингисхан снова захватывает инициативу в свои руки.
- Мы не хотим борща!
- Мы не хотим борсца! - кричит и Наташа.
- Чего же вы хотите?
- Я хочу яйцо! - требует Чингисхан.
- И я хоцу айцо! - повторяет Наташа.
- "Айца" нет. Ешьте сырники со сметаной.
Берут вилки и начинают ковырять сырники, потом макают в сметану и облизывают.
- Невкусно! - заявляет Чингисхан и отодвигает тарелку.
- Невкусно, - повторяет Наташа и бросает вилку.
- Ах вы, поросята! - не выдерживает моя дочь. - Вот я вам сейчас покажу "невкусно"!
- Ты сама поросята! - не остаются в долгу озорницы и тут же требуют: А вот это что? Хотим этого!
- Это кисель.
- Хотим киселя! Хотим киселя! - стараясь перекричать друг дружку, не унимаются гости.
- Дай им, пожалуйста, киселя и забирай их поскорее из-за стола, - прошу я дочь.
После киселя начинается повторное мытьё рук и щёк. А потом настаёт пора кукол, мишек, книжек, рисования, пения.
- "Пусть всегда буду я-а-а", - на одной ноте, почему-то всегда с конца, затягивает Чингисхан.
- "Пусть всегда будет ма-а-а..." - вспоминает про маму Наташа.
Толкаясь и сбивая друг друга, они продолжают терзать песню:
- "Пусть всегда будет па-па-а..."
- "Пусть всегда будет бабушка-а!"
Ах, какую святую правду они поют!
Внезапно всё утихает - гости принимаются за серьёзные дела. Через некоторое время захожу к ним в комнату. Господи! Чингисхан стоит с ногами на моём письменном столе и с видом человека, занятого ответственнейшим делом, тянется к портрету Пушкина. Ей непременно нужно снять его... и бросить на пол. На полу уже валяются левитановский "Март", кипы журналов и газет. На этой бумажной перине лежит, прижимая куклу, Наташа.
- Что ж это вы натворили, негодницы? - не выдерживаю я.
- Иди! Иди! - стучит ногой по столу Чингисхан.
- Иди! Иди! - машет в воздухе ногой Наташа: ей лень подняться, но и от Чингисхана отставать не хочется.
- Дети, - пускаюсь я на хитрость, - вас зовут домой ваши мамы.
- Ай! Не хотим домой! - в один голос кричат озорницы и прячутся под стол.
А когда на самом деле приходят мамы, перед ними открывается зрелище, похожее на поле боя, только что оставленное бежавшим противником.
- Бож-же мой! - всплёскивают руками мамы. - И как вы их только терпите? Почему вы их пускаете к себе?
Чудачки!.. "Почему"? Ну как же ты их не пустишь, как ты их не будешь "терпеть", этих Чингисханов...

1