Болтогаев Олег
Ути - ути
Олег Болтогаев
Ути - ути
Мне повезло.
Мама принесла яйцо именно тогда, когда это было нужно.
- Смотри внимательно, - сказала она мне и осторожно положила яйцо на стол.
Я подошел и стал смотреть.
Мне было десять лет и я был большой непоседа.
Но тут я, не шевелясь, простоял у стола больше часа.
Зато я все видел.
Внутри яйца кто-то возился. От этого оно слегка покачивалось.
Потом, странное дело, на поверхности яйца появилась небольшая трещинка.
Там, внутри яйца, шла какая-то борьба и его обитатель явно стремился наружу.
Я хотел помочь, отковырнуть кусочек скорлупки, но мама запретила мне это делать. Мы общались тихим шепотом. Чтоб не поддаться искусу, я заложил руки за спину и сцепил их там крепким замком.
Так я и стоял.
И вдруг довольно большой кусочек скорлупы откололся и на мгновение показался бледно-желтый кончик широкого клюва. Показался и исчез.
Внутри яйца снова произошло движение.
В дырочку на скорлупе было видно что-то желтое, а потом это желтое исчезло, но теперь я увидел другое. Изнутри яйца, через дырочку на меня внимательно смотрел блестящий черный глаз.
Посмотрел-посмотрел и исчез.
Вероятно тот, кто был внутри, решил, что здесь, вне яйца, жизнь полна опасностей. А потому перестал крушить скорлупку.
Я вопросительно посмотрел на маму.
- Он просто устал, - прошептала она.
Теперь было ясно.
"Он" - это утенок, который вот-вот должен был появиться на свет.
Я терпеливо ждал. И почти не дышал.
Наконец, из дырочки снова появился клюв и стал проламывать скорлупу. Теперь дело пошло веселее. Я снова хотел помочь, но сдержался. И вот дыра стала такой, что я едва не вскрикнул от радости.
Еще бы.
Голова утенка высунулась наружу.
Прошло еще немного времени и он, мокрый и маленький, вылез из своей тесной обители и прилег на полотенце. Он обсыхал.
Затем он встал на свои смешные перепончатые лапки.
Мы с мамой осторожно взяли полотенце и, завернув утенка, отнесли его к рыжей квочке, которой было поручено высиживать наших утят.
Из-под ее крыла выглядывала еще одна утиная голова. В течение дня все восемь утят появились на свет божий. Все они были желтыми, пушистыми и очень забавными. Мы кормили их толчеными яйцами и чем-то еще, чем-то таким, что мне не запомнилось.
Очень скоро мама-квочка вывела их гулять. В отличие от цыплят утята не могли быстро бегать и, смешно переваливаясь с боку на бок, едва поспешали за своей приемной мамашей, которая, похоже, недоумевала, почему ее детки получились такими неуклюжими.
Чтоб утятам жилось радостнее, мы вкопали в землю тазик и налили в него воды. Никакого приглашения мы не делали. Все восемь представителей утиного племени радостно плюхнулись в воду, заполнив тазик своими желтыми телами.
Они были словно игрушечные.
Несчастная квочка была в растерянности.
Она стояла рядом с тазиком м всячески объясняла своим чудаковатым детям, что находиться в воде смертельно опасно. Но утята не слушали ее. Они радостно окунались в воду и о чем-то весело переговаривались между собой.
Бедная квочка!
Знала бы она, какое жуткое испытание придется пережить ей через две недели.
Дело в том, что дом наш стоял на берегу речки. До нее было рукой подать.
И утята учуяли воду. Большую воду.
И природа взяла свое.
Они двинулись к речке.
Для них это было тяжеловато, потому что для того, чтобы оказаться на берегу, необходимо было преодолеть довольно крутой спуск. Но они его преодолели.
Квочка пошла с ними, видимо, наивно полагая, что сможет на берегу накормить своих странных отпрысков мелкими улитками. И действительно, почти час утята жадно лопали улиток, но при этом они подходили все ближе и ближе к воде.
Квочке не нравилась близость водной стихии и она всячески отговаривала утят от столь неприятного, гиблого места. Видимо, она пыталась объяснить им, что лучше отойти от воды подальше.
Но она не была понята.
Увлекаемые чем-то более сильным, чем вопли приемной матушки, утята полезли в речку. Квочка была в ужасе. Она бегала вдоль берега и тревожно квохтала.
Но утята, оказавшись в своей стихии, не обращали внимания на стенания той, которая, забыв себя, старательно высиживала их целых три недели.
Начиная с этого дня, едва выйдя из своего сарайчика, утята подходили к калитке, за которой была дорожка к речке и, тихонько переговариваясь на своем утином языке, терпеливо ожидали, когда им откроют калитку.
Квочка стояла рядом, хотя она, похоже, понимала, что ее, бедную, ждет очередное нервное потрясение.
Мы открывали калитку, и утята, смешно переваливаясь с боку на бок, спешили к речке. За ними, явно взывая к благоразумию, бежала квочка.
Но все было напрасно.
И через неделю квочка оставила утят.
Теперь они ходили на речку самостоятельно.
Им было трудно спускаться вниз, к воде.
Но еще труднее им было подниматься вверх, домой.
Мне казалось, что я слышал, как они, преодолевая подъем, кряхтят от натуги.
Зайдя в сарайчик, они садились на пол и засыпали, спрятав головы куда-то под крылья.
Наверное, я никогда бы не запомнил, что, вот, когда-то, давным-давно, были у нас утята, если бы не один случай.
Здесь следует пояснить, что мы жили в гористой местности, где часто случались летние грозы, которые вызывали бурный подъем воды даже в самых маленьких речушках.
И вот в один из таких дней наши подросшие утята отправились маршрутами смелых утолять свой неутолимый голод. Я вообще поражался их прожорливости. Говорят, что утки умеют все: летать, плавать, нырять, ходить, и что все это они делают плохо. Но я знал, что есть нечто такое, что они делают лучше всех. Они лучше всех ели. Если бы они не ходили на речку, то, наверное, мы не смогли бы их прокормить.
Итак, вереница наших утят ушла на речку, а на небе стали сгущаться тучи. Они были свинцовые, грозовые. Пролетел бурный порыв ветра и пошел дождь. Потом засверкали молнии, загрохотал гром. Началась гроза. Я зашел в дом. Родители с утра уехали к родственникам и должны были вернуться к вечеру.
Я забыл про утят.
Дождь лил, как из ведра.
Я подошел к окну, из которого открывался вид на нашу речку. Вода быстро прибывала, уровень поднялся уже почти на метр.
И тут я сообразил.
Уже подбегая к кромке воды, я услышал испуганные крики несчастных утят.
Они забились под противоположный берег и пытались сопротивляться бурному течению. Но, видимо, они совсем выбились из сил. Они пищали жалобными, тонкими голосами.
Я стал их звать: "Ути-ути-ути!"
Какое там - "ути-ути"!
Утята были в шоке и не реагировали на мои призывы.
И что я буду с ними делать? Как мне их спасти?
Решение пришло неожиданно.
Я снова рванул домой и, схватив в сарае два ведра с крышками, прибежал обратно на берег речки. Вода все прибывала и прибывала.
Теперь предстояло очень неприятное занятие.
Но деваться было некуда, и я полез в воду.
Казалось, течение вот-вот снесет меня. Вода была мне почти по горло. Помогая себе руками, я приблизился к утятам. Я думал, что они обрадуются мне, их спасителю, и сами полезут в руки, но случилось совсем наборот.
Они меня испугались.
Я пытался их ловить, а они, из последних сил работая лапами, старались не даться мне в руки. Течение стало их подхватывать, они снова лезли под берег, но поскольку опасность в лице меня все равно была рядом, утята не могли придумать ничего лучше, как нырять под воду. Это было ужасно.
Нужно было угадать, где утенок вынырнет. А он, вынырнув, снова нырял.
Почему я не стал нырять следом за ними - не знаю.
Наконец, я поймал первого утенка и, держа его над собой двумя руками, пошел с ним к берегу. Спасенный орал так истошно, словно прощался с жизнью.
Хорошо, что я взял ведра с крышками. Я положил утенка в ведро и закрыл сверху крышкой. И он сразу притих. А я снова кинулся в холодную воду.
Так я переловил всех утят. А дождь все хлестал и хлестал.
Продрогший, промокший до нитки, но гордый и довольный тащил я к дому два ведра с утятами. Очутившись в сарайчике, они побежали от меня в сторону.
Неблагодарные твари!
Они так и не осознали, что я их спас. Но самым неприятным было для меня то, что утята оказались на редкость злопамятными. С этого дня я стал для них смертельным врагом. Едва завидев меня, они испуганно прятались. Это было очень обидно. Я незаметно подходил к заборчику, за которым они паслись и видел, что один из утят стоит на страже остальных. Он внимательно смотрел вокруг.
Я знал - он высматривает меня.
Потому что стоило мне появиться, как стоящий на посту утенок издавал характерный тревожный крик и все его братья и сестры убегали в сторону.
На других людей, даже на чужих, они реагировали спокойно.
Когда мама приносила им еду, они радостно ковыляли к ней навстречу.
Если ту же еду приносил я, то они убегали и старались спрятаться.
Помнится, что даже когда утята выросли и их нежный, желтый пух сменился на жесткие, белые перья, даже и тогда они продолжали держать на меня зло.
Никакие заискивания с моей стороны не помогали.
Ни то, что я старался кормить их лучше, чем, например, кур. Ни то, что я разрешал им до отвала плескаться в речке.
Утки прекрасно помнили, что я был причастен к тому ужасу, который они пережили однажды. Я был для них монстром. Динозавром.
Я думаю, что в их примитивном мозгу соединились воедино: молния, гром, гроза, ливень, бурный подъем воды в речке, быстрое течение, и я, пытающийся в эти страшные минуты поймать их.
Они так и не поняли, что я хотел их спасти.
Горькое чувство досады еще долго не покидало меня.

1