Он купил вечернюю газету и не спеша спустился по мраморным ступеням в сверкающую белым кафелем уборную. Заплатив четыре пенса, Кроум получил салфетку и одежную щетку. Он снял пальто, повесил его вместе со шляпой, зонтиком и портфелем на вешалку, завернул манжеты и с наслаждением погрузил руки в теплую воду.
Через три умывальника от него другой посетитель поднял голову и стал энергично вытирать лицо. Это был Рональд Бейтс. Кроум украдкой наблюдал за ним в зеркале. Рональд надел пиджак, подошел к вешалке, взял портфель Кроума, и, громко топая, побежал вверх по лестнице ид перрон. На соседнем крючке он оставил точно такой же портфель, где лежали 45 фунтов в мелких засаленных купюрах.

3. Избранник судьбы

Хаббард–Джонс с бритвой в руке застыл в волнении перед зеркалом. Лицо у него было наполовину покрыто мыльной пеной, но все–таки оно выглядело этим утром необычно.
— Я избранник судьбы, — звучно обратился он к своему отражению, и ванная откликнулась на эти пророческие слова мелодичным эхом.
Из спальни доносилось приглушенное хныкание и шуршание. Скромница одевалась.
— Убирайся к черту! — крикнул он ей и снова погрузился в мечты об уготованной ему великой судьбе. 9.45. Понедельник, 27 сентября. Он твердо знал — наступил его день.
Его день. Быть может, этому дню суждено стать национальным — нет, всемирным! — праздником. Люди приколют на грудь значки с его портретом, и все усядутся за праздничные столы. «Что вы делаете в день Хаббард–Джонса? Едете куда–нибудь?» — «Нет, мы собираемся провести его дома, в семейном кругу, ведь для нас это священный день».
Хаббард–Джонс сделал над собой усилие и добрился. Уж если этому дню суждено стать днем его величия, нужно начинать его достойно…
Стуча каблуками, Скромница взбежала по деревянной лестнице, и вот она уже в конторе «Акционерного общества Футлус».
— Вы сегодня рано, — заметил Рональд. В его словах не было и тени сарказма. Четверть двенадцатого — это действительно было рановато для Скромницы. Четких заданий отделу не давали, сотрудников нанимали бог весть по какому принципу, и поэтому рабочий день начинался поздно. Но добросовестный Рональд всегда являлся в девять, а сегодня и того раньше — он встретился в кафе с Кроумом, чтобы снова обменяться портфелями.
— Я приехала на метро, — объяснила девушка, усаживаясь на стол, за которым работал Бейтс, и, помолчав, добавила:
— Он меня все время обижает…
Рональду очень хотелось попросить ее слезть с фотокопий, аккуратно разложенных на столе, — это были снимки с двадцати страниц книги, которую он брал у Кроума, — он слышал, как хрустит плотная бумага, но не мог вымолвить ни слова, чтобы спасти плоды своего труда, он только смотрел на гладкое колено и белое–белое плечо. Скромница наклонилась к нему поближе:
— Знаете, что он сегодня утром болтал? Рональд, в восхищении от ее красоты, лишь помотал головой.
— Он снова завел свою старую песню: мы диверсионно–десантный отряд, и сегодня особенный день, и все мы этого дня столько времени ждали, а сам он на пороге великих дел.
— Кто знает, может, быть, так оно и есть. Поглядите. Рональд протянул руку за фотокопиями, на которых сидела Скромница, и потащил из–под
нее лист бумаги. Девушка вдруг вскочила, сбросив плоды его труда на пол.
— Ах, неужели и вы такой же, как все! — воскликнула она, бросилась в «святилище» и заперлась там на ключ.
Хаббард–Джонс приехал перед самым обеденным перерывом — он все утро отмечал в баре на углу «День Х. — Дж.».
— Сэр, они действительно ведут странную игру, — сказал ему Рональд, как только шеф появился на пороге. — Вот посмотрите. Вы сказали, что сэр Генри упомянул какого–то курьера. И курьер должен был прибыть в лондонский аэропорт накануне этого заседания. И он прибыл. Но его машину по дороге в Форин оффис обстреляли. Курьер был убит, а мешок с диппочтой украден! — Рональд перевел дыхание. — И он не первый, — продолжал Рональд, но шеф бесцеремонно его перебил:
— А что я говорил? Черт возьми, я—гений! Гений! Что я говорил? Утайка. Он это утаил. Даже не упомянул на совещании. Ну, теперь сэр Генри Спрингбэк у меня на вертеле. Я его зажарю! Зажарю!
— Минуточку, сэр, я не закончил. Это не все. Это только начало.
— С меня достаточно!
— Нет, взгляните, сэр, — кодовое название материалов, которые этот курьер вез, — Терн–сихора!
Хаббард–Джонс тупо поглядел на Рональда. Он нетвердо держался на ногах.
— Тер–р — как вы сказали?
— Терпсихора, муза танца.
— А–а… Бейтс, вы пьяны.
— Но, послушайте, сэр, — было еще три курьера, их точное так же убили в течение предыдущих двух недель. Вот кодовые названия их материалов. Клио, Талия, Евтерпа… Понимаете?
— Что понимаю? Бейтс, у вас ничего не разберешь.
— Это все имена муз. Понимаете — эти задания все связаны между собой. И их должно быть еще пять — ведь муз было девять…
Но уж этого Хаббард–Джонс снести не мог — он никому не позволит считать его неучем!
— Черт вас побери! Я не хуже вас знаю, сколько было муз. Я тоже учился в школе. Стараясь держаться с достоинством, он проследовал к двери в свой кабинет, но дверь была заперта.
— Какого черта! — завопил он. — Кто там?
— Пошел вон, — донесся из–за двери голос Скромницы.
— Ну это мы посмотрим. Запомните: мы теперь десантный отряд. Хаббард–Джонс сделал шаг назад и изо всех сил бросился на упрямую дверь в ту самую минуту, когда Скромница, убоявшись своего непослушания, отперла ее. Хаббард–Джонс с разбегу влетел в кабинет, потерял равновесие, стукнулся головой об угол письменного стола и рухнул замертво.
Рональд и девушка склонились над бесчувственным телом, и в это время в комнате появился Джок Мак–Ниш.
— Что случилось? Рональд и Скромница объяснили как умели, стараясь не выставлять Хаббард–Джонса в уж очень нелепом свете. Джок примерился и тяжелым башмаком три раза сильно ударил шефа в бок.
— Это тебе за безмозглого шотландца, — прошипел он и пошел прочь. — Запомни, Рон, — добавил он, вдруг обернувшись: — Уж если бить, то лучше лежачего. И исчез за дверью.
Наступили три хлопотливых дня.
Они были полны хлопот для Хаббард–Джонса: долгие часы он сидел в одиночестве у себя в кабинете с забинтованной головой и перевязанной грудью и обдумывал, как наилучшим образом подложить бомбу, которая потрясет Управление внутренней безопасности до железобетонного основания.
Они были полны хлопот для Рональда Бейтса: у него не шла из головы так неожиданно выплывшая тайна «Девяти муз». Он впервые столкнулся с настоящей разведывательной операцией, в которой действовали живые, из плоти и крови шпионы. Он был взволнован и встревожен.
У старика Кроума тоже хлопот был полон рот: человек по натуре справедливый, он не хотел отдавать предпочтение одному какому–то отделу и изрядно потрудился в эти дни, пустив по рукам книгу СЕМУВБ, причем процедура обмена происходила в самых неожиданных местах, включая вагон метро, читальню Общества христианской науки и комнату ужасов в Музее восковых фигур мадам Тюссо.

4. День длинных ножей

— Господи! — ужаснулся сэр Генри, открывая дверь своего кабинета и увидев там троих коллег.
Мелкий проступок, совершенный на прошлой неделе, не давал сэру Генри покоя. Ему все время мерещился огромный заголовок в «Таймс»: «ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЛУЖАЩИЙ СКРЫВАЕТ УТЕЧКУ СЕКРЕТНОЙ ИНФОРМАЦИИ».
В помутившемся сознании сэра Генри рождались мысли о всевозможных напастях, его терзали мрачные предчувствия. Он уверил себя, что сегодня решится его судьба. Самолично им составленный гороскоп гласил: «Если сегодня, в четверг, 30 сентября до конца заседания Объединенного совета контрразведки его преступление не будет раскрыто, значит все обойдется, и никто не узнает его позорную тайну». Но дорога на службу в это утро кишела дурными приметами: на каждом шагу беременные женщины, монахини и катафалки. И теперь, увидев, что в кабинете его дожидаются трое, он понял: это конец.
Слева направо сидели:
Первым — Крэбб, начальник Особого управления Скотланд–Ярда, известный больше по прозвищу Кислятина, которое он получил еще в бытность свою молодым констэблем. Говорили, что за тридцать восемь лет службы он ни разу не улыбнулся.
Вторым — Бойкотт, заместитель начальника Особого управления, самый молодой в стране полицейский в столь высоком чине (всего двадцативосьми лет от роду), поборник использования современных методов.
Третьим — Бакстер Лавлейс.
Первый и второй созерцали друг друга с нескрываемым отвращением. Третий взирал на них обоих с презрительным безразличием.
Сэр Генри не сомневался, что начальство Особого управления явилось его арестовать, а Бакстер Лавлейс пришел поиздеваться.
— Господи! — повторил он и добавил: — Прессе уже все известно?
— О чем это вы? — спросил Бакстер Лавлейс — Вы сегодня очень опоздали. Все вас ищут. — Безжалостные зеленые глаза Бакстера Лавлейса буравчиками сверлили объятого ужасом сэра Генри. — Что это вам вздумалось лазать словно вору по пожарной лестнице на потеху всему Управлению? Вы что, нездоровы? — добавил он с любопытством, но без тени сочувствия.
Сэр Генри (он уже протянул вперед руки в ожидании наручников) икнул и привалился в изнеможении к двери.
— Дело в том, — продолжал Бакстер Лавлейс, — что Бойкотт, по–видимому, откопал какие–то весьма неаппетитные сведения. Давайте займемся ими, у нас есть еще десять минут до этого проклятого совещания.
Начальник Особого управления Крэбб прокашлялся и вставил:
— Мне нужно кое–куда позвонить. Докладывайте без меня, Бойкотт.
Крэбб явно не желал принимать в подобном деле никакого участия. Он оглядел своего заместителя. Казалось, будто гробовщик мысленно прикидывает размеры гроба для смертельно больного.
Успех Крэбба на полицейском поприще объяснялся его блестящей интуицией, которую он сочетал с обстоятельной и упорной логикой. Он приучил себя рассуждать вопросно–ответным методом, и сейчас, как всегда, прибегнул к нему.
В. Долго ли еще ты сможешь терпеть Бойкотта у себя на шее?
О. Нет.
В. Как же ты думаешь от него избавиться?
О. Пока еще не знаю, но нужно придумать что–нибудь похитрее.
И, взяв пальто и шляпу, он вышел.
Заместитель начальника Особого управления Эдвард Бойкотт поднялся во весь свой шестифутовый рост, с грохотом опрокинув низкий столик. Он знал, что Бакстер Лавлейс его не переваривает, но это его вдохновляло и радовало.
В ходе его молниеносной карьеры начальство нашло у Бойкотта лишь один недостаток — бестактность, а если такое заметили в полиции, значит бестактность эта была поистине вопиющей. За полгода пребывания на посту заместителя начальника Особого управления он нажил немало врагов среди начальства, и это являлось для него предметом гордости.
— Кажется, у вас все еще продолжаются неприятности с «Девятью музами», — отметил он с удовольствием.
Бакстер Лавлейс незамедлительно перешел в контратаку:
— Именно. И все благодаря вам. Эти несчастные курьеры просто сидячая мишень, никакие меры для их охраны не принимаются.
— А чего же вы хотите, если МИ–5 не желает сотрудничать с моими людьми? Но я не для того сюда пришел, чтобы снова все это обсуждать, — добавил Бойкотт поспешно.
Он имел в виду недавний инцидент на одном из заседаний Объединенного совета контрразведки. Бойкотт тогда обвинил МИ–5 не только в том, что они подслушивают его телефонные разговоры, но и в том, что у него в кабинете в Скотланд–Ярде установлен магнитофон. И хотя это была чистая правда (МИ–5 устанавливают аппараты для подслушивания повсюду, на случай если какой–нибудь зарвавшийся контрразведчик из другого ведомства вздумает сунуть нос в их дела), начальство славного департамента, все трое После того, как один американский журнал предательски опубликовал в 1967 году фамилии нескольких руководителей британской секретной службы, расконспирированный бывший глава МИ-5 был заменен не одним, а тремя сотрудниками. Этот безымянный триумвират именуются «Люди без имени», или «Безликие», или «Наши таинственные друзья». (Прим. автора)

, как один, поднялись в глубоком негодовании. И все трое, как один, заявили, что не допустят подобных оскорблений, и опять–таки все вместе, как один, покинули зал заседаний. Позднее они официально сообщили, что прекращают всякие отношения с Особым управлением, пока Бойкотт не возьмет свои слова обратно и не принесет извинений за клевету. Бойкотт, конечно, и не подумал извиняться, невзирая на давление сверху. И сейчас с горделивыми нотками в голосе он продолжал:
— Меня интересует, мистер Лавлейс, через кого происходит утечка информации о дате и часе приезда курьеров с донесениями «Девяти муз ». — Он заглянул в блокнот: — У вас, кажется, есть служащий по фамилии Кроум ?
— Кроум ? — Сэр Генри навбстрил уши. — О, Кроум вне всяких подозрений.
— Тогда, быть может, вам небезынтересно будет узнать, сэр Генри, что этот Кроум за последние несколько дней положил в банк 450 фунтов стерлингов.
В кабинете воцарилось тягостное молчание, которое, наконец, прервал Бакстер Лавлейс.
— Возможно, этому есть самое простое объяснение, — неуверенно заметил он. — Выиграл в лотерею или еще что–нибудь…
У Бойкотта задергался кончик носа, как у гурмана, почуявшего аромат тонкого и редкостного блюда. Он двинулся на Бакстера Лавлейса, опрокинув при этом горшок с цветком,
— А выигрыш положил на три разных счета? И мелкими купюрами? Наступила одна из счастливейших минут в жизни Бойкотта.
Справка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17