Обслужили супер, привезли быстро
Тогда-то он понял наконец их план и испугался.
Да, на первый взгляд неумело избранный ими путь на самом деле хорошо продуман: они старались прижать его к морю. Не зная того, он все время был у них в руках. Подумав, он понял, что и карманные фонари служили им для того, чтобы показывать ему, где они находятся. Значит, и то, что они не приближаются и не отдаляются, а все время держатся на одном расстоянии, — тоже неспроста.
Нет, сдаваться еще рано. Где-то должна быть дорога, чтобы подняться на скалы, и, если не будет другого выхода, можно морем вплавь обогнуть мыс. Нужно отбросить всякие колебания — стоит только представить себе, как его схватят и водворят обратно в яму.
За длинным пологим подъемом — крутой спуск… За крутым подъемом — длинный пологий спуск… Шаг, еще шаг — точно бусы нанизываются одна к одной — испытание терпения. На какой-то миг колокол умолк. Невозможно определить, что он слышит: вой ветра, шум моря или это просто звон в ушах. Поднявшись на одну из дюн, он обернулся. Огни преследователей исчезли. Подождал немного — не появляются.
Здорово. Неужели удалось убежать от них?
Надежда заставила сердце биться сильнее. Если это правда, то отдыхать сейчас тем более не следует… Вздохнуть еще разок — и вперед, до следующей дюны!
Но почему-то очень трудно бежать. Ноги отяжелели. И тяжесть какая-то необычная. Он не просто чувствовал ее — ноги действительно стали уходить в песок. Точно снег, подумал он, когда ноги до половины голени были уже в песке. Испугавшись, он попытался вытащить одну ногу, но другая увязла до колена. Что такое? Он слышал, будто существуют пески, заглатывающие человека… Он изо всех сил старался выбраться, но чем больше бился, тем глубже погружался. Ноги утонули уже почти до бедер.
А может, это просто ловушка?! Они и загоняли его не к морю, а именно сюда!.. Они просто хотят уничтожить его, не тратя времени на поимку!.. Это самое настоящее уничтожение… Фокусник со своим платком не мог бы сработать чище… Еще порыв ветра — и он с головой уйдет в песок… И тогда его не найти даже полицейской собаке, получившей на конкурсе первую премию… Эти негодяи теперь уже наверняка не покажутся!.. Они ничего не видели, ничего не слышали… Какой-то дурак, нездешний, сам заблудился и пропал… И всё, сволочи, сработают, даже рук не запачкав.
Тону… Тону… Вот уж и по пояс в песке… Что же делать? Если удастся увеличить площадь соприкосновения с песком, давление тела в каждой точке уменьшится, — он, пожалуй, перестанет погружаться… Раскинув руки, он лег грудью на песок… Но было поздно. И хотя он лежал на животе, нижняя часть тела застыла в вертикальном положении. У него болела поясница, и он уже не мог больше оставаться изогнутым под прямым углом. Да и любой, даже тренированный спортсмен не сумел бы долго пробыть в таком положении.
Темно-то как… Вся вселенная закрыла глаза и заткнула уши. Подохнешь здесь, и никто даже не взглянет в твою сторону! Страх, затаившийся где-то глубоко в горле, вдруг вырвался наружу. Мужчина раскрыл рот и взвыл, как животное:
— Помогите!
Избитая фраза!.. Ну и пусть избитая… На краю гибели не до оригинальности. Жить во что бы то ни стало — даже если твоя жизнь будет в точности похожа на жизнь всех остальных, как дешевое печенье, выпеченное в одной и той же форме! Скоро песок дойдет до груди, до подбородка, до кончика носа… Больше нет сил!
— Помогите!.. Обещаю все, что угодно!.. Умоляю, помогите!.. Умоляю!
Мужчина не выдержал. Сначала он только всхлипывал, а потом заплакал навзрыд. Он с ужасом понял, что все пропало. Теперь безразлично — никто его не видит… Жаль, конечно, что все это происходит без необходимой в таких случаях процедуры… Когда умирает приговоренный к смерти, он может оставить свои записки… Здесь, сколько ни кричи… никто не обратит внимания. Плохо!
Он даже не очень удивился, когда сзади вдруг послышались голоса. Он был побежден. Чувство стыда перегорело и превратилось в пепел, как крылышко стрекозы, к которой поднесли огонь.
— Эй, хватайтесь!
Вниз сползла длинная доска и уперлась ему в бок. Луч света прочертил в темноте круг и осветил доску. Мужчина с трудом повернул скованное туловище в ту сторону, откуда слышались голоса, и жалобно попросил:
— Простите, может, вы вытащите меня этой веревкой…
— Да нет, вы же не пень, чтобы вас корчевать…
Сзади засмеялись. Точно не определишь, но их человек пять-шесть.
— Потерпите еще немного, уже пошли за лопатами… Упритесь локтями в доску, и все будет в порядке…
Как ему и посоветовали, он оперся локтями о доску и опустил голову на ладони. Волосы взмокли от пота. Он ничего не чувствовал, только хотелось как можно скорее выйти из этого унизительного положения.
— А знаете… Вам еще повезло, что мы бежали следом. Здесь такая трясина — собаки и те близко не подходят… Вы были в большой опасности… Даже не знаю, сколько людей, ничего не подозревая, забредали сюда да так и не возвращались… Здесь, за горами, место затишное, вот и наметает сюда песок… Когда приходит зима — наносит снег… На него опять песок… Потом снова снег, и так лет сто — как недопеченная слоеная вафля… Об этом говорил нам сын бывшего председателя артели, тот, что уехал в город учиться… Интересно, верно?.. Если попробовать докопаться до дна, может, добудешь что-нибудь стоящее.
К чему это он?! Говорит с таким видом, будто сам чистенький и ни в чем не виноват. Мог бы кончить свои разглагольствования… Гораздо уместнее сейчас было бы просто позубоскалить… Или уж лучше пусть уйдет и оставит его наедине с рухнувшими надеждами.
Какое-то оживление — видно, принесли лопаты. Трое мужчин, прикрепив к подошвам доски и с трудом удерживая равновесие, на некотором расстоянии стали откапывать вокруг него песок. Пласт за пластом. И мечты, и стыд, и отчаяние — все было погребено под этим песком. И он даже не удивился, когда его взяли за плечи. Прикажи они, и он мог бы спустить штаны и на их глазах начать испражняться. Небо посветлело — сейчас, наверное, выглянет луна. С каким лицом встретит его женщина?.. Все равно с каким… Теперь его могут хлестать как угодно — он должен терпеть.
Мужчину обвязали под мышками веревкой и, как мешок снова опустили в яму. Никто не проронил ни слова. Казалось, они присутствуют при его погребении. Яма глубокая, темная. Лунный свет затянул дюны тонким блестящим шелком; узоры, прочерченные ветром, даже следы от ног превратил он в переливающееся, застывшее складками стекло. И только яма, не желая влиться в этот пейзаж, оставалась погруженной во мрак. Но все это мужчину не трогало. Когда он поднял голову и посмотрел на луну, то сразу почувствовал тошноту и головокружение — так смертельно он устал.
В этой кромешной тьме женщина вырисовывалась еще более темным пятном. Поддерживаемый ею, он едва доплелся до постели, но саму женщину почему-то не видел. И не только ее — все вокруг расплывалось, точно в тумане. Даже повалившись на матрас, он все еще бежал по песку… Во сне он тоже продолжал бежать. Спал беспокойно. Отчетливо помнил шум спускавшихся и поднимавшихся корзин, далекий лай собак. Знал, что женщина возвращалась среди ночи, чтобы поесть, и зажигала лампу, стоявшую около его постели. Но окончательно проснулся, только когда встал попить воды. Пойти помочь женщине у него сил не было.
Он зажег лампу и закурил, рассеянно оглядываясь по сторонам. Толстенький, но проворный паучок забегал вокруг лампы. Будь это бабочка — он бы не удивился, но чтобы свет привлекал паука — странно. Он хотел уже было прижечь его сигаретой, но передумал. Паук с точностью секундной стрелки кружил вокруг лампы на расстоянии пятнадцати-двадцати сантиметров. Может быть, не только свет привлекал его? Нет, он ждал и дождался, когда на огонь прилетела ночная бабочка. Несколько раз ударилась о стекло лампы, и тень ее крупно отпечаталась на потолке, потом она упала на металлическую подставку и больше не двигалась. Какая-то странная бабочка — противная очень. Он прижал к ней сигарету. Нервные центры были парализованы, и он подбросил еще корчившееся насекомое на ту дорожку, где бегал паук. Разыгралась драма, которую он предвидел. В мгновение паук подскочил и вцепился в еще живую бабочку. Потом снова стал кружить вокруг лампы, таща свою жертву, теперь уже неподвижную. Наверное, наслаждался, предвкушая, как сожрет сочную бабочку.
Он и не знал, что есть такие пауки. Как умно использовать вместо паутины лампу. Если сплетешь паутину, останется только ждать, чтобы кто-нибудь попал в нее, а с помощью лампы жертву можно самому завлечь. Нужен только подходящий источник света. В природе, к сожалению, их нет. Луна или лесные пожары вряд ли подойдут. Не исключено, что этот паук представляет собой какой-то новый вид, выработавший свои инстинкты, эволюционируя вслед за человеком… Объяснение, пожалуй, неплохое… Но как тогда объяснить, что свет привлекает мотыльков?.. Бабочка не то что паук, едва ли свет лампы способствует сохранению вида. Однако явление это возникло опять-таки после того, как появился искусственный свет. Доказательством может служить хотя бы то, что бабочки не собрались в стаи и не улетели к Луне.
Было бы еще понятно, если бы подобным инстинктом обладал какой-то один вид насекомых. Но ведь это общее для всех мотыльков, которых насчитывается десять тысяч видов. Значит, это какой-то определенный неизменный закон. Слепое, бешеное трепетание крыльев, вызываемое искусственным светом. Таинственная связь между светом, пауками и бабочками… Если закон может проявляться так неразумно, то во что же тогда верить?
Мужчина закрыл глаза.. Поплыли мутные блики… Когда он протягивал руку, чтобы схватить их, они начинали метаться и исчезать… Точно тени шпанских мушек на песке…
Он проснулся от рыданий.
— Что плачешь?
Женщина, стараясь скрыть замешательство, поспешно поднялась.
— Простите… Хотела приготовить вам чаю…
Ее сдавленный голос, пропитанный слезами, озадачил мужчину. Когда она наклонилась и стала разжигать печурку, спина ее как-то странно подрагивала, и он долго не мог понять, в чем дело. Соображал он с трудом, будто вяло перелистывал страницы покрытой плесенью книги. Но хорошо еще, что мог переворачивать страницы. Неожиданно ему стало нестерпимо жаль себя.
Не вышло…
— И так глупо все провалилось.
— Но ведь никому не удавалось… ни разу еще.
Она говорила сквозь слезы, но в ее голосе звучали нотки уверенности, точно она оправдывала и объясняла его провал. Что ни говори — трогательное сочувствие. Было бы чересчур несправедливо не отозваться на него.
— Жаль все-таки.. Я уже решил, если удастся убежать, сразу же куплю и пришлю тебе приемник…
— Приемник?
— Ты же давно о нем мечтала.
— Да ничего не нужно… — Женщина говорила робко, точно извиняясь. — Если я как следует поработаю, смогу и здесь купить. Если в рассрочку, то на первый взнос денег хватит, наверное.
— Да, конечно, если в рассрочку…
— Когда вода согреется, помоемся?
Внезапно в нем поднялась тоска, серая, как рассвет… Нужно зализывать раны друг друга. Но если бесконечно зализывать незаживающие раны, то от языка ничего не останется.
— Ну ладно, не нужно утешать… Жизнь не такая штука, чтобы прожить ее в утешении… Там своя жизнь, здесь — своя, и всегда кажется, что чужая жизнь слаще… Самое противное — думать: что, если жизнь вот так и будет идти?.. Что это за жизнь? Этого ведь никто не знает… Эх, лучше быть по горло заваленным работой и не думать обо всем этом…
— Помоемся?
Женщина сказала это точно для того, чтобы приободрить его. Мягко, успокаивающе. Мужчина медленно стал расстегивать пуговицы на рубахе, снимать брюки. Он весь с головы до ног был покрыт песком. (Что делает сейчас та, другая?). Все, что было до вчерашнего дня, казалось далеким прошлым.
Женщина начала намыливать полотенце.
Часть третья
Октябрь. В течение дня лето, все еще не желавшее уходить, так раскаляло песок, что босиком на нем и пяти минут не простоишь. Но стоило солнцу сесть, как промозглый холод проникал сквозь дырявые стены, и, прежде чем растопить очаг, приходилось высушивать отсыревшую золу. Утром и вечером в безветренную погоду из-за резких скачков температуры поднимался туман, напоминавший мутную реку.
Мужчина соорудил за домом ловушку для ворон. Он назвал ее «Надежда». Устройство это было очень простое, с учетом свойств песка. Он вырыл довольно глубокую яму и закопал туда деревянный бочонок. Тремя клинышками, величиной со спичку, закрепил крышку, которая по размеру была чуть меньше бочонка. К каждому клинышку привязал тонкую нитку. Нитки проходили через отверстие в центре крышки и скреплялись с проволокой, находившейся снаружи. На конец проволоки насадил наживку — вяленую рыбу. Все сооружение тщательно засыпал песком, оставив снаружи только наживку в небольшом песчаном углублении. Стоит вороне схватить наживку, как моментально слетают клинышки, крышка падает на дно бочонка и происходит песчаный обвал; ворона заживо погребена… Испытал несколько раз свое сооружение. Действовало оно безотказно. Ему уже отчетливо виделась несчастная ворона, так стремительно засыпанная песком, что даже крыльями не успела взмахнуть.
…Если повезет и удастся поймать ворону, можно будет написать письмо и привязать к ее лапке… Но, конечно, все дело в везении. Во-первых, очень мало шансов, что выпущенная ворона второй раз попадет в руки человека… Да и не узнаешь, куда она полетит… Как правило, район полета ворон крайне ограничен… И не исключено, что если эти типы из деревни сопоставят два факта: моя ворона сбежала, а в стае появилась ворона, у которой к ноге привязан кусок белой бумаги, — то им сразу же станут ясны мои намерения… То есть все, что было так тщательно продумано, с таким терпением выполнено, окажется напрасным…
После неудачного побега мужчина стал очень осторожен. Он приспособился к жизни в яме, будто впал в зимнюю спячку, и заботился только о том, чтобы рассеять подозрительность жителей деревни. Говорят, что бесконечное повторение одного и того же — самая лучшая маскировка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Да, на первый взгляд неумело избранный ими путь на самом деле хорошо продуман: они старались прижать его к морю. Не зная того, он все время был у них в руках. Подумав, он понял, что и карманные фонари служили им для того, чтобы показывать ему, где они находятся. Значит, и то, что они не приближаются и не отдаляются, а все время держатся на одном расстоянии, — тоже неспроста.
Нет, сдаваться еще рано. Где-то должна быть дорога, чтобы подняться на скалы, и, если не будет другого выхода, можно морем вплавь обогнуть мыс. Нужно отбросить всякие колебания — стоит только представить себе, как его схватят и водворят обратно в яму.
За длинным пологим подъемом — крутой спуск… За крутым подъемом — длинный пологий спуск… Шаг, еще шаг — точно бусы нанизываются одна к одной — испытание терпения. На какой-то миг колокол умолк. Невозможно определить, что он слышит: вой ветра, шум моря или это просто звон в ушах. Поднявшись на одну из дюн, он обернулся. Огни преследователей исчезли. Подождал немного — не появляются.
Здорово. Неужели удалось убежать от них?
Надежда заставила сердце биться сильнее. Если это правда, то отдыхать сейчас тем более не следует… Вздохнуть еще разок — и вперед, до следующей дюны!
Но почему-то очень трудно бежать. Ноги отяжелели. И тяжесть какая-то необычная. Он не просто чувствовал ее — ноги действительно стали уходить в песок. Точно снег, подумал он, когда ноги до половины голени были уже в песке. Испугавшись, он попытался вытащить одну ногу, но другая увязла до колена. Что такое? Он слышал, будто существуют пески, заглатывающие человека… Он изо всех сил старался выбраться, но чем больше бился, тем глубже погружался. Ноги утонули уже почти до бедер.
А может, это просто ловушка?! Они и загоняли его не к морю, а именно сюда!.. Они просто хотят уничтожить его, не тратя времени на поимку!.. Это самое настоящее уничтожение… Фокусник со своим платком не мог бы сработать чище… Еще порыв ветра — и он с головой уйдет в песок… И тогда его не найти даже полицейской собаке, получившей на конкурсе первую премию… Эти негодяи теперь уже наверняка не покажутся!.. Они ничего не видели, ничего не слышали… Какой-то дурак, нездешний, сам заблудился и пропал… И всё, сволочи, сработают, даже рук не запачкав.
Тону… Тону… Вот уж и по пояс в песке… Что же делать? Если удастся увеличить площадь соприкосновения с песком, давление тела в каждой точке уменьшится, — он, пожалуй, перестанет погружаться… Раскинув руки, он лег грудью на песок… Но было поздно. И хотя он лежал на животе, нижняя часть тела застыла в вертикальном положении. У него болела поясница, и он уже не мог больше оставаться изогнутым под прямым углом. Да и любой, даже тренированный спортсмен не сумел бы долго пробыть в таком положении.
Темно-то как… Вся вселенная закрыла глаза и заткнула уши. Подохнешь здесь, и никто даже не взглянет в твою сторону! Страх, затаившийся где-то глубоко в горле, вдруг вырвался наружу. Мужчина раскрыл рот и взвыл, как животное:
— Помогите!
Избитая фраза!.. Ну и пусть избитая… На краю гибели не до оригинальности. Жить во что бы то ни стало — даже если твоя жизнь будет в точности похожа на жизнь всех остальных, как дешевое печенье, выпеченное в одной и той же форме! Скоро песок дойдет до груди, до подбородка, до кончика носа… Больше нет сил!
— Помогите!.. Обещаю все, что угодно!.. Умоляю, помогите!.. Умоляю!
Мужчина не выдержал. Сначала он только всхлипывал, а потом заплакал навзрыд. Он с ужасом понял, что все пропало. Теперь безразлично — никто его не видит… Жаль, конечно, что все это происходит без необходимой в таких случаях процедуры… Когда умирает приговоренный к смерти, он может оставить свои записки… Здесь, сколько ни кричи… никто не обратит внимания. Плохо!
Он даже не очень удивился, когда сзади вдруг послышались голоса. Он был побежден. Чувство стыда перегорело и превратилось в пепел, как крылышко стрекозы, к которой поднесли огонь.
— Эй, хватайтесь!
Вниз сползла длинная доска и уперлась ему в бок. Луч света прочертил в темноте круг и осветил доску. Мужчина с трудом повернул скованное туловище в ту сторону, откуда слышались голоса, и жалобно попросил:
— Простите, может, вы вытащите меня этой веревкой…
— Да нет, вы же не пень, чтобы вас корчевать…
Сзади засмеялись. Точно не определишь, но их человек пять-шесть.
— Потерпите еще немного, уже пошли за лопатами… Упритесь локтями в доску, и все будет в порядке…
Как ему и посоветовали, он оперся локтями о доску и опустил голову на ладони. Волосы взмокли от пота. Он ничего не чувствовал, только хотелось как можно скорее выйти из этого унизительного положения.
— А знаете… Вам еще повезло, что мы бежали следом. Здесь такая трясина — собаки и те близко не подходят… Вы были в большой опасности… Даже не знаю, сколько людей, ничего не подозревая, забредали сюда да так и не возвращались… Здесь, за горами, место затишное, вот и наметает сюда песок… Когда приходит зима — наносит снег… На него опять песок… Потом снова снег, и так лет сто — как недопеченная слоеная вафля… Об этом говорил нам сын бывшего председателя артели, тот, что уехал в город учиться… Интересно, верно?.. Если попробовать докопаться до дна, может, добудешь что-нибудь стоящее.
К чему это он?! Говорит с таким видом, будто сам чистенький и ни в чем не виноват. Мог бы кончить свои разглагольствования… Гораздо уместнее сейчас было бы просто позубоскалить… Или уж лучше пусть уйдет и оставит его наедине с рухнувшими надеждами.
Какое-то оживление — видно, принесли лопаты. Трое мужчин, прикрепив к подошвам доски и с трудом удерживая равновесие, на некотором расстоянии стали откапывать вокруг него песок. Пласт за пластом. И мечты, и стыд, и отчаяние — все было погребено под этим песком. И он даже не удивился, когда его взяли за плечи. Прикажи они, и он мог бы спустить штаны и на их глазах начать испражняться. Небо посветлело — сейчас, наверное, выглянет луна. С каким лицом встретит его женщина?.. Все равно с каким… Теперь его могут хлестать как угодно — он должен терпеть.
Мужчину обвязали под мышками веревкой и, как мешок снова опустили в яму. Никто не проронил ни слова. Казалось, они присутствуют при его погребении. Яма глубокая, темная. Лунный свет затянул дюны тонким блестящим шелком; узоры, прочерченные ветром, даже следы от ног превратил он в переливающееся, застывшее складками стекло. И только яма, не желая влиться в этот пейзаж, оставалась погруженной во мрак. Но все это мужчину не трогало. Когда он поднял голову и посмотрел на луну, то сразу почувствовал тошноту и головокружение — так смертельно он устал.
В этой кромешной тьме женщина вырисовывалась еще более темным пятном. Поддерживаемый ею, он едва доплелся до постели, но саму женщину почему-то не видел. И не только ее — все вокруг расплывалось, точно в тумане. Даже повалившись на матрас, он все еще бежал по песку… Во сне он тоже продолжал бежать. Спал беспокойно. Отчетливо помнил шум спускавшихся и поднимавшихся корзин, далекий лай собак. Знал, что женщина возвращалась среди ночи, чтобы поесть, и зажигала лампу, стоявшую около его постели. Но окончательно проснулся, только когда встал попить воды. Пойти помочь женщине у него сил не было.
Он зажег лампу и закурил, рассеянно оглядываясь по сторонам. Толстенький, но проворный паучок забегал вокруг лампы. Будь это бабочка — он бы не удивился, но чтобы свет привлекал паука — странно. Он хотел уже было прижечь его сигаретой, но передумал. Паук с точностью секундной стрелки кружил вокруг лампы на расстоянии пятнадцати-двадцати сантиметров. Может быть, не только свет привлекал его? Нет, он ждал и дождался, когда на огонь прилетела ночная бабочка. Несколько раз ударилась о стекло лампы, и тень ее крупно отпечаталась на потолке, потом она упала на металлическую подставку и больше не двигалась. Какая-то странная бабочка — противная очень. Он прижал к ней сигарету. Нервные центры были парализованы, и он подбросил еще корчившееся насекомое на ту дорожку, где бегал паук. Разыгралась драма, которую он предвидел. В мгновение паук подскочил и вцепился в еще живую бабочку. Потом снова стал кружить вокруг лампы, таща свою жертву, теперь уже неподвижную. Наверное, наслаждался, предвкушая, как сожрет сочную бабочку.
Он и не знал, что есть такие пауки. Как умно использовать вместо паутины лампу. Если сплетешь паутину, останется только ждать, чтобы кто-нибудь попал в нее, а с помощью лампы жертву можно самому завлечь. Нужен только подходящий источник света. В природе, к сожалению, их нет. Луна или лесные пожары вряд ли подойдут. Не исключено, что этот паук представляет собой какой-то новый вид, выработавший свои инстинкты, эволюционируя вслед за человеком… Объяснение, пожалуй, неплохое… Но как тогда объяснить, что свет привлекает мотыльков?.. Бабочка не то что паук, едва ли свет лампы способствует сохранению вида. Однако явление это возникло опять-таки после того, как появился искусственный свет. Доказательством может служить хотя бы то, что бабочки не собрались в стаи и не улетели к Луне.
Было бы еще понятно, если бы подобным инстинктом обладал какой-то один вид насекомых. Но ведь это общее для всех мотыльков, которых насчитывается десять тысяч видов. Значит, это какой-то определенный неизменный закон. Слепое, бешеное трепетание крыльев, вызываемое искусственным светом. Таинственная связь между светом, пауками и бабочками… Если закон может проявляться так неразумно, то во что же тогда верить?
Мужчина закрыл глаза.. Поплыли мутные блики… Когда он протягивал руку, чтобы схватить их, они начинали метаться и исчезать… Точно тени шпанских мушек на песке…
Он проснулся от рыданий.
— Что плачешь?
Женщина, стараясь скрыть замешательство, поспешно поднялась.
— Простите… Хотела приготовить вам чаю…
Ее сдавленный голос, пропитанный слезами, озадачил мужчину. Когда она наклонилась и стала разжигать печурку, спина ее как-то странно подрагивала, и он долго не мог понять, в чем дело. Соображал он с трудом, будто вяло перелистывал страницы покрытой плесенью книги. Но хорошо еще, что мог переворачивать страницы. Неожиданно ему стало нестерпимо жаль себя.
Не вышло…
— И так глупо все провалилось.
— Но ведь никому не удавалось… ни разу еще.
Она говорила сквозь слезы, но в ее голосе звучали нотки уверенности, точно она оправдывала и объясняла его провал. Что ни говори — трогательное сочувствие. Было бы чересчур несправедливо не отозваться на него.
— Жаль все-таки.. Я уже решил, если удастся убежать, сразу же куплю и пришлю тебе приемник…
— Приемник?
— Ты же давно о нем мечтала.
— Да ничего не нужно… — Женщина говорила робко, точно извиняясь. — Если я как следует поработаю, смогу и здесь купить. Если в рассрочку, то на первый взнос денег хватит, наверное.
— Да, конечно, если в рассрочку…
— Когда вода согреется, помоемся?
Внезапно в нем поднялась тоска, серая, как рассвет… Нужно зализывать раны друг друга. Но если бесконечно зализывать незаживающие раны, то от языка ничего не останется.
— Ну ладно, не нужно утешать… Жизнь не такая штука, чтобы прожить ее в утешении… Там своя жизнь, здесь — своя, и всегда кажется, что чужая жизнь слаще… Самое противное — думать: что, если жизнь вот так и будет идти?.. Что это за жизнь? Этого ведь никто не знает… Эх, лучше быть по горло заваленным работой и не думать обо всем этом…
— Помоемся?
Женщина сказала это точно для того, чтобы приободрить его. Мягко, успокаивающе. Мужчина медленно стал расстегивать пуговицы на рубахе, снимать брюки. Он весь с головы до ног был покрыт песком. (Что делает сейчас та, другая?). Все, что было до вчерашнего дня, казалось далеким прошлым.
Женщина начала намыливать полотенце.
Часть третья
Октябрь. В течение дня лето, все еще не желавшее уходить, так раскаляло песок, что босиком на нем и пяти минут не простоишь. Но стоило солнцу сесть, как промозглый холод проникал сквозь дырявые стены, и, прежде чем растопить очаг, приходилось высушивать отсыревшую золу. Утром и вечером в безветренную погоду из-за резких скачков температуры поднимался туман, напоминавший мутную реку.
Мужчина соорудил за домом ловушку для ворон. Он назвал ее «Надежда». Устройство это было очень простое, с учетом свойств песка. Он вырыл довольно глубокую яму и закопал туда деревянный бочонок. Тремя клинышками, величиной со спичку, закрепил крышку, которая по размеру была чуть меньше бочонка. К каждому клинышку привязал тонкую нитку. Нитки проходили через отверстие в центре крышки и скреплялись с проволокой, находившейся снаружи. На конец проволоки насадил наживку — вяленую рыбу. Все сооружение тщательно засыпал песком, оставив снаружи только наживку в небольшом песчаном углублении. Стоит вороне схватить наживку, как моментально слетают клинышки, крышка падает на дно бочонка и происходит песчаный обвал; ворона заживо погребена… Испытал несколько раз свое сооружение. Действовало оно безотказно. Ему уже отчетливо виделась несчастная ворона, так стремительно засыпанная песком, что даже крыльями не успела взмахнуть.
…Если повезет и удастся поймать ворону, можно будет написать письмо и привязать к ее лапке… Но, конечно, все дело в везении. Во-первых, очень мало шансов, что выпущенная ворона второй раз попадет в руки человека… Да и не узнаешь, куда она полетит… Как правило, район полета ворон крайне ограничен… И не исключено, что если эти типы из деревни сопоставят два факта: моя ворона сбежала, а в стае появилась ворона, у которой к ноге привязан кусок белой бумаги, — то им сразу же станут ясны мои намерения… То есть все, что было так тщательно продумано, с таким терпением выполнено, окажется напрасным…
После неудачного побега мужчина стал очень осторожен. Он приспособился к жизни в яме, будто впал в зимнюю спячку, и заботился только о том, чтобы рассеять подозрительность жителей деревни. Говорят, что бесконечное повторение одного и того же — самая лучшая маскировка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21