Молодец: не так это просто.
Я нарезала овощи и бросила их в большую кастрюлю, где уже варилось мясо, и тут услышала, что Дэниел заворочался. Потом чихнул. Потом рассмеялся.
И вот он уже на кухне: стоит, облаченный в мой китайский шелковый халат.
– Неужели куриный бульон, кетчеле? Ей-богу, я чую запах куриного бульона.
– Садись и попробуй, – пригласила я.
Дэниел сел и отхлебнул на пробу. Улыбнулся. Улыбка у него – словно разгорающийся во тьме огонек, управляемый неведомым биологическим лазером.
– Совсем как у моей мамы, – похвалил он. – Она говорила, что куриный бульон излечивает все недуги, кроме разбитого сердца. Я никогда не пробовал лечить им разбитое сердце, но от ушибов и ссадин он и впрямь помогает. Я тебя недостоин. Но очень рад, что ты у меня есть.
У меня перехватило дыхание.
– Дать аспирина? – с трудом выговорила я.
– Пожалуй, пара таблеток не помешала бы. Эх, видела бы ты того парня!
Халат на его груди распахнулся, и стал виден красный шрам: кто-то явно целил в сердце. Но промахнулся.
– Чем это он тебя?
– Хоккейной клюшкой. Неплохое оружие эти клюшки. Пришлось ее отобрать. А то еще покалечил бы кого.
Дэниел доел суп и принял аспирин. По тому, как он двигался, я догадывалась, что ему больно. Обычно Дэниел двигался легко и грациозно, а теперь старался все делать осторожно.
– По причине неважной погоды предлагаю отменить на сегодня восхождение на крышу, а просто посидеть за джином с тоником на балконе, – сказала я. – Там тоже можно любоваться зелеными насаждениями, которые Труди вырастила в огромных горшках. Вон они какие вымахали!
Я ничего не смыслю в садоводстве. Труди дала мне растения и поклялась, что если я не стану поливать их раствором для уничтожения сорняков или жечь напалмом, они выдержат любой дождь и полное пренебрежение. Именно эта судьба и была им уготована. Пожалуй, я единственная, кому удалось извести пластиковое восковое дерево и шелковые орхидеи. Конечно, тут не обошлось без помощи Горацио. (Я заметила, что ему нравится, как в его лапах шуршит шелк). Вот и в этот раз он обследовал новые растения, осторожно попробовал одно на зуб, выплюнул, обнюхал горшок, остался доволен нежной темно-синей китайской глазурью, а затем перестал обращать внимание на цветы. Видимо, Труди выбрала такие растения, которые коты находят неаппетитными.
Горацио прошествовал вслед за мной и Дэниелом на балкон, уселся на железном столике от фирмы «Помпея» и стал разглядывать, что творится внизу на улице. Славно чувствовать себя единственными праздными людьми в толпе трудящихся. Было три часа дня, и на улице толклось множество народу: женщины с полными покупок сумками, посыльные, курьеры, мужчины в деловых костюмах и с солидными портфелями. Каликоуэлли соединяет два торговых пассажа, которые выходят фасадами на главные улицы; там всегда многолюдно, за исключением, пожалуй, четырех утра. Никому из прохожих не приходит в голову посмотреть наверх, так что к наслаждению праздностью добавляется еще удовольствие незаметно подсматривать за прохожими на улице. В моем джине было больше тоника, чем обычно, и меня окружала отличная компания.
Я блаженно развалилась в кресле. Но тут я заметила, что к парадной двери нашего дома подъехал грузовой фургон. У нас не так-то легко припарковаться, приходится несколько раз подавать назад и вперед и при этом следить, чтобы никто из прохожих, вечно мечущихся словно цыплята в курятнике, куда нагрянула лисица, ненароком не угодил под колеса.
– Что, кто-то въезжает? – спросил Дэниел.
– Похоже на то. У меня тут уведомление из жилищного комитета – ага, это некая миссис Сильвия Доусон. Она въезжает в квартиру 4В, «Минерву». Это по соседству с «Дафной», где живут Шери и Энди. Квартира пустовала с тех пор, как умерла старушка миссис Принс. Отличная мебель, – похвалила я, следя, как в парадное вносят прекрасный стол, – красное дерево. А книжных полок сколько!
– И книг немало, – заметил Дэниел, наблюдая, как проносят одну коробку за другой.
Я прочла надпись на грузовике.
– А фирма-то не из дешевых. Такую закажешь – не надо самому и пальцем шевелить. Приедут на дом, все упакуют, доставят на новую квартиру, распакуют и расставят по местам, да еще постель застелют и чайник вскипятят, а коробки все с собой увезут. Они тут еще потрудятся, а мадам, видимо, объявится, только когда все будет готово.
Квартиры в «Инсуле» стоят недешево. Те, что с магазинами, – поменьше, но и то мне пришлось выложить за «Радости земные» все свои сбережения и потом еще пару лет, пока я не расплатилась с долгами, жить весьма стесненно. Зато теперь я никому ничего не должна, а пекарня приносит мне доход. До поры до времени. По крайней мере до тех пор, пока кому-нибудь не взбредет в голову открыть по соседству дешевую булочную. И чего это я разворчалась? Наверняка эта миссис Доусон дама со средствами и изысканным вкусом, так с какой стати ей самой возиться с коробками, если это занятие ей не по душе?
И все же по мне это чересчур экстравагантно. Видимо, сказываются пресвитерианские предрассудки, привитые мне бабушкой. Чтобы побороть предубеждение, я отхлебнула еще немного джина с тоником и продолжила наблюдение. И тут я приметила свою любимую полицменшу Летти Уайт, которую я за глаза окрестила Лепидоптерой. Она как раз входила в наш дом вслед за каким-то мужчиной с чемоданом. Люди внизу вряд ли догадывались, что она идет за ним следом, но я сверху отлично видела, как она оглянулась по сторонам, проверяя, не заметили ли ее. Мужчина был мне незнаком. Сверху он выглядел вполне заурядно: каштановые волосы, темно-серый костюм и большой темно-синий чемодан на колесиках. Он вошел в дом. А немного погодя старший констебль Уайт последовала за ним. Дэниел наблюдал за разгрузкой и не заметил эту парочку. Но я уверена, что это была Лепидоптера. Мне ли не знать эту уверенную походку, словно печатающую шаг, и неизменно аккуратную прическу! Что происходит? В письме из жилищного комитета о втором жильце не говорилось ни слова.
На разгрузку пожитков миссис Доусон ушло не меньше часа. Вещи относили в грузовой лифт – он у нас с норовом и требует особого обхождения. Мы слышали, как он, тяжело вздыхая, поднимается наверх. Только Труди умеет найти подход к этому лифту, и только она решается пользоваться им. Надеюсь, сотрудники «Переезда с удовольствием» проявят надлежащее уважение к ним обоим, а не то им придется поплатиться за отсутствие хороших манер и просидеть взаперти целую вечность. Впрочем, у них там будет что почитать.
Горацио спрыгнул со стола. Дэниел зевнул. Я допила коктейль и уложила нас всех спать – до вечера. Слава богу, лицо Дэниела не пострадало, и его можно было целовать без опаски, что я и сделала. А потом мы все улеглись баиньки и так разнежились в тепле и уюте, что не пожелали вставать даже в шесть вечера, когда на моей щеке заиграл луч заката.
К чему себя неволить? Мы подкрепились супом с хлебом и открыли коробку шоколада, присланную на пробу из «Небесных наслаждений». Дэниел положил одну конфету в рот и дал ей растаять на языке. На лице его при этом заиграла блаженная улыбка.
– Малиновая, – объявил он. – Малиновая начинка.
Я откусила кусочек и тут же с отвращением его выплюнула. Дэниел посмотрел на меня в изумлении.
– Извини!
Я вскочила и бросилась полоскать рот под кухонным краном, но все никак не могла отплеваться.
– Что-то не так с моей конфетой. Кажется, я только что проглотила изрядную порцию соуса чили, – объяснила я, все еще не в силах избавиться от жжения во рту. – Ох, тьфу!
Дэниел подобрал остатки моей конфеты, положил на блюдце и стал рассматривать.
– Она тоже была с малиновой начинкой, – заключил он, поднося блюдце поближе, чтобы различить запах. – А потом – ты права, кетчеле, – кто-то подложил в нее соус чили. Забавно, – заметил он хмуро.
– Неужели Джулиетт Лефебр решила подшутить над нами? Но тут истошно зазвонил дверной звонок, словно кто-то на него навалился. Я нажала кнопку переговорного устройства.
– Это Джулиетт! – послышался полный отчаяния голос. – Коринна, пусти меня скорее!
Глава третья
Я открыла дверь в подъезд и стала ждать. Лифта слышно не было, значит, Джулиетт побежала по лестнице. Мне такое не под силу, даже если паника подстегивает. Через несколько секунд она постучала в мою дверь и, задыхаясь, влетела в комнату.
– Не открывай шоколад! – выпалила она. – Я исправлю рецепт.
Тут Джулиетт заметила открытую коробку и надкушенную конфету на блюдце и замерла, словно громом пораженная, с зажатым ладонями ртом.
– И исключишь соус чили? – Я еще не оправилась от потрясения: это все равно что оступиться: предвкушаешь нечто божественное, а оказывается все наоборот. Так, иные шутники подсыпают соль в кофе, чтобы «повеселить друзей», пока те у них еще остаются.
Дэниел достал другую конфету из коробки и стал изучать ее донышко через лупу, которой я пользуюсь для всякой мелкой работы и штопки.
– Присядьте, Джулиетт, выпейте кофе и расскажите нам все по порядку, – предложил он.
– Нет, спасибо, лучше я… – она сидела как на иголках и в любой момент готова была обратиться в бегство. Лицо у нее приобрело оттенок ванильного крема.
– С вас еще не потребовали денег? – спросил Дэниел голосом, выражавшим безграничное понимание и сочувствие.
Этот голос, так отлично действующий на бездомных наркоманов, подействовал и на Джулиетт. Да что там, он и меня способен укротить!
И сразу все, что камнем лежало у бедняжки на сердце, вырвалось наружу. Джулиетт рухнула на стул и уронила свою ухоженную беленькую головку на холеные руки с превосходным маникюром.
– Нет, – прошептала она. – Я не знаю, чего они хотят. Понятия не имею, кто они такие. И не представляю, что мне делать, – добавила она.
– Пожалуй, кофе с коньяком пойдет вам на пользу, да и поесть не помешает, – решил Дэниел.
Я принесла остатки куриного супа, большую чашку кофе, рюмку коньяка и кусок хлеба с сыром. Дэниел вложил в руку Джулиетт ложку и следил, чтобы та съела все до капельки. Она не посмела ослушаться. Покончив с супом, Джулиетт отведала хлеба с сыром и выпила коньяк. Когда настал черед кофе и маффина с яблочной начинкой, щеки ее уже разрумянились и стали сливочно-розовыми, если не клубничными. Она тяжело вздохнула. Я никогда не видела ее растрепанной. Вот и сейчас – у другой бы волосы дыбом стояли, а у нее ни один локон не выбился из прически. Видимо, это природный дар, но не думаю, что хотела бы им обладать. И все же, хотя Джулиетт и старалась не показывать виду, в глазах ее была тревога.
– Большое спасибо. Мне и впрямь стало лучше. Кажется, я забыла пообедать. А может быть, и позавтракать.
– Это от волнения, – утешила я ее.
– Я просто в отчаянии, – призналась она. – Дэниел, не могли бы вы мне помочь?
– Хотите, чтобы я нашел того, кто подкладывает отраву в ваш шоколад?
– В том-то и дело, что они не отравлены, а только испорчены соусами – чили или соевым, – проговорила Джулиетт, сплетя пальцы. – Вреда от них никому не будет, просто у конфет отвратительный вкус, и всякий, кто их отведает, навсегда заречется покупать шоколад в «Небесных наслаждениях». В полиции наверняка скажут, что, раз никто не умер, это просто злая шутка. Но наша репутация будет погублена, и нам никогда уже не занять почетного места в рейтинге. В последнее время вокруг столько мошенников!
– Верно, – кивнул Дэниел. – Когда это началось?
– В том-то и беда, что я не знаю наверняка, – простонала Джулиетт. – Я впервые об этом узнала, когда в прошлый вторник покупательница вернула коробку и пожаловалась, что одна конфета была отвратительной на вкус. Я дала ей новую взамен и решила, что это просто слишком нервная дама. Среди твоих покупателей ведь тоже бывают такие, верно, Коринна?
Я кивнула. Мне это отлично знакомо. Мне и самой вечно надо быть начеку, чтобы ни единой арахисовой крошки не попало в мою выпечку, а то люди, страдающие аллергией на арахис, могут от одного-единственного кусочка отдать богу душу. И все же время от времени среди моих покупателей попадаются типы, которые жалуются, что купленный ими хлеб якобы имеет привкус, например, грецких орехов. А единственный след этих самых орехов можно было бы найти в тестомешалке, которая, уж поверьте мне, была тщательно вымыта. Причем два дня назад. В подобных случаях я всегда приношу свои извинения и предлагаю что-то взамен. У некоторых людей слишком чувствительные вкусовые рецепторы. Но – к чему скрывать? – попадаются и просто ненормальные. В любом случае проще дать им другой батон – и дело с концом.
Я заметила, что Джулиетт во время разговора сжала руку Дэниела, и тут же почувствовала укол жгучей зеленозубой ревности в самое сердце. Словно электрошок. Надо же! Прежде со мной такого не случалось. Но тут Дэниел протянул вторую руку, взял мою ладонь и посмотрел на меня взглядом, полным изумленного понимания. Ревность моя склонила голову и смущенно ретировалась, словно приблудный кот, которого Горацио осадил ледяным взглядом. Я навидалась этих бедолаг: в раболепном раскаянии они покидали крышу, клянясь в душе никогда впредь не попадаться на глаза этому благородному джентльмену. Моя ревность повела себя так же. Надеюсь, она больше не вернется. Вот уж чего от себя не ожидала!
Горацио грациозно вспрыгнул на стол и свернулся под другой рукой Джулиетт; она принялась его гладить. Я почти физически чувствовала, как у нее снижается кровяное давление. Кошки – отличное успокоительное, если только они не падают в слив раковины и не решают поплясать на вашей груди в три часа утра.
– Милый котик, – промурлыкала наша гостья и, вздохнув, продолжила: – А потом еще одна покупательница вернула коробку. Когда я предложила и ей взять другую взамен, она отказалась и потребовала назад деньги. Заявила, что никогда впредь не решится отведать моих конфет. Я проверила все коробки и обнаружила, что три из них были испорчены. И тут я спохватилась, что передала одну для тебя… Господи, что же мне делать?
– Для начала расскажите мне о вашем магазине.
1 2 3 4 5 6