Спасибо, старик!
- Боря, не будь сентиментальным. Это не идет лысеющему научному работнику. Сделаем так: я незаметно поднимусь в мастерскую, а ты покрутись на глазах. Потом подменишь меня.
- Обязательно заряди ружье! Патронташ на стенке.
Они поспешили к даче. Смутная тень мелькнула впереди. Человек шел без фонаря.
- Ты, Матвей?
- Я, - ответил егерь. - Дозвонились?
- Нет. Забери ключ.
- Дрыхнут, заразы? Ну ничего. Утром подыму.
Несколько тусклых огоньков светилось в окнах второго этажа и один наверху, в мансарде. Не доходя подъезда, Мазин шагнул в сторону. Сосновский поднялся по ступенькам. Игорь Николаевич услыхал слова Марины:
- Наконец-то! Мне так страшно...
- В мастерской никого нет?
- Нет, я сказала, что он забылся.
Мазин обогнул дом и огляделся, но ничего подозрительного не обнаружил. Дождь немного ослабел, и гроза прекратилась, зато поток в реке звучал сильнее, тревожнее. Через заднюю дверь Игорь Николаевич проник в прихожую и остановился, припоминая, где находится лестница. Потом на ощупь нашел перила и стал подниматься, избегая шума.
"Прекрасное начало отдыха", - попробовал Мазин мобилизовать на помощь юмор, но это не помогло. Обстановка была жутковатой. В полустеклянной комнате обосновались холод и сырость. Струйки воздуха, просачиваясь сквозь щелки, колебали язычок пламени на маленьком огарке. Игорь Николаевич пересек мансарду и опустился в кресло так, чтобы мольберт отгораживал его от двери и, он сознался себе, от покойника. "Нервы разболтались", подумал он недовольно, убеждаясь, что присутствие мертвого художника гнетет, мешает осмыслить происшедшее. "Стоило захватить пару свечей. Огарок вот-вот догорит. А может, это и к лучшему? Убийца скорее решится. Если решится! Если попадется на удочку". И словно подстегнутый этой мыслью, огонек затрепетал беспомощно и погас. Наступил полный мрак, но ненадолго. Постепенно окружающие предметы выступили из темноты.
Мазин поймал себя на том, что ему хочется взглянуть на мертвого. "Чертовщина какая! Прямо "Вий"! Нет, нужно подойти и посмотреть. Убедиться, что ничего страшного нет. Обыкновенный мертвец. Но кто убил этого человека? Зачем?" И снова Игорь Николаевич почувствовал, что не может сосредоточиться. "Хватит!" Он встал и решительно направил луч фонарика на художника... И вздрогнул. Из груди мертвого торчал глубоко всаженный в тело охотничий нож.
Игорь Николаевич опустил фонарик и перевел дыхание. Первым пришло чувство досады, поражения. "Сам виноват, проболтал, опоздал". Вторым недоумение. "Как он успел? Когда?" Потом стало спокойнее. "Что-то мы и приобрели, заставили убийцу действовать, а значит, оставить новые следы, нервничать. Он был в гостиной, когда Борис сказал, что Калугин жив. Хоть это доказано".
Мазин покинул мастерскую и спустился на второй этаж. На столе горела керосиновая лампа с низко забранным фитилем. В кресле, положив голову на спинку, дремал Сосновский.
- Подъем, Борис. Есть новости.
Сосновский вздрогнул и заморгал.
- Неужели взял?
Мазин влил в стакан вина.
- За блестящую победу криминалистической школы профессора Сосновского!
- Смеешься? Я ж доцент.
- Это по табели о рангах. Для меня же ты теперь академик. А также мореплаватель и плотник. И герой на общественных началах. Ты все угадал, Боря... Сходи, посмотри сам... а я, пожалуй, выпью.
Когда Борис Михайлович вернулся, Мазин заедал вино куском хлеба с холодной медвежатиной.
- Ничего себе обмишурились!
- Будем точны и справедливы: не мы, а я. - Игорь Николаевич, отодвинув тарелку, достал записную книжку и карандаш. - Поэтому шутки в сторону. Начнем с наименее подозрительных. Первым я ставлю самого Калугина. Он один из трех наверняка не принимавших участия в убийстве. Двое других - Игорь Николаевич Мазин, о котором мне доподлинно известно, что он невиновен, и Борис Михайлович Сосновский, пребывавший на виду у Мазина.
- Благодарю за алиби.
- Оно понадобится милиции. Еще двух людей мне хотелось бы исключить из круга подозреваемых: Марину Калугину и пасечника. И Демьяныч и Марина с самого начала знали, что Калугин мертв, и у них не было необходимости резать его вторично.
- Тогда вычеркни их.
- Охотно бы... Однако история слишком запутана, чтобы быть категоричным хоть в чем-то. Пока отчеркну их от других, которых ты мне перечислишь.
- Кушнарев, архитектор.
- Бывший архитектор. Есть. Олег, турист. Два.
- Егерь Филипенко - три. Учительница исключается.
- Посмотрим. Пишу, Галина - четыре. Постой, а сын? Я его весь вечер не видел, кстати. Валерий - пять, Вот и обойма. Что скажешь?
- Не могу даже отдаленно предположить, зачем одному из них понадобилось покушаться на Калугина.
- Попробуй от противного. Зачем им, вернее, почему не было нужно?
- Для Кушнарева смерть Калугина - тяжелый удар.
- Они старые друзья?
- Как-то Калугин упомянул, что многим обязан Алексею Фомичу. А тот фигура странная. Вроде бы пострадал, претерпел, не смог войти в колею, остался на мели.
- Любопытно, однако неопределенно. Оставим пока. Следующий - Олег.
- Его ты знаешь не меньше моего.
- Почему он живет у Калугина?
- Тот принимал всех, кто ни появится в Дагезане.
- Итак, личность случайная, а ограбление исключено. Но есть в нем что-то замкнутое, скрытное. И решительное одновременно.
- Психология?
- Увы. Одна психология. Кто на очереди?
- Матвей. Человек наверняка решительный. С Калугиным отношения неровные. Тот возмущался браконьерством, но охотно покупал у Филипенко мясо и шкуры. Ему привозил патроны.
- Заметим. Галя? Согласен, что она меньше всех похожа на убийцу, но не все убийства совершаются в одиночку.
- Чушь! Вычеркни учительницу!
- Номер пять?
- Вот это номер, прости, каламбур. Сын. Сам видел, каков. Но в отцеубийство верить не хочется.
- Мне тоже. Однако где он был весь вечер?
- Когда мы пришли, Валерий откупоривал бутылки.
- Ножом?
- Тем самым?
- Похожим. Придется проверить. - Мазин посмотрел на часы. - Время бежит. Положеньице... Природа заключила двух сыщиков в старый добрый мир Шерлока Холмса. Даже отпечатки пальцев для нас практически не существуют. Одни умозаключения. А мы избалованы техникой, умными экспертами, энергичными оперативниками...
Закончить ему не пришлось. Без стука вошел Филипенко.
- Вижу - огонь. Решил зайти сказать. - Он показал пальцем в потолок. - Марина Викторовна там? С Михайлычем? Как ему?
- Не хуже, чем было. Ты что сказать собрался?
- Если не хуже, тогда хорошо. Помощи-то ждать долго. Связи не будет, столбы посносило. И мост тоже.
Сообщил он это обычно. Видно было, что здесь, в горах, событие такое не относилось к числу экстраординарных.
- Откуда вы знаете про мост? - спросил Мазин.
- Да сбегал. Я как стал звонить, молчит, зараза. Факт, столбы понесло. Значит, и мосту не устоять. Я ремонтникам двадцать раз говорил: на соплях держится. Все ж, думаю, нужно сбегать. Пошел - точно.
- Трудно было идти?
- Мне-то? Какой тут ход! По дороге километров десять.
- Выпей, Матвей, согрейся, - предложил Сосновский.
Егерь посмотрел на бутылку, причмокнул губами.
- Охота, конечно, но жинке зарок дал. На месяц.
- Хорошее дело - крепкая воля, - сказал Мазин. - Сейчас мы еще раз проверим вашу выдержку. Давайте поднимемся к Калугину.
- Не потревожим? - заколебался Филипенко.
- Не беспокойтесь.
В мастерской Мазин поднял свечу к лицу Матвея Егерь прищурился и наклонился над тахтой.
- Шестнадцатый калибр, не иначе, - пояснил он профессионально. - Да и ножик еще. Ножик зря. По мертвому резали, крови-то нет. Эх, жисть человеческая, сегодня жив, завтра нету! Кто убил, нужно понимать, не знаете, раз меня испытываете...
Возразить было нечего.
- Сам-то что скажешь?
- Ничего не скажу. Неожиданное дело. Милиция нужна.
- Связи нет.
- Ну сбегаю. Местечко знаю. Там пихта над скалой сломанная. Если петлю закинуть капроновую, можно на тот бок перескочить. Только по светлу.
- Хорошо, Матвей. Отдыхай пока.
Филипенко повернулся было, но остановился и еще раз оглядел мертвого Калугина.
- Ножик интересный. Валерий таким бутылку открывал. Но не один же он такой на свете.
- Не один, - согласился Мазин. - Нож вынуть придется, Борис.
Сосновский достал носовой платок и извлек нож из раны.
- Нож побывал у Валерия. Что предпримем?
- Самое простое - спросим у самого Валерия. Как тебе показался Филипенко?
- Хаотичный человек. На каком он счету в заповед нике?
- Выгнать хотят за браконьерство. Ну, идем к Валерию?
- Сначала к хозяйке.
Марина Калугина не спала. Она сидела на кровати в спальне и вязала, механически перебирая спицами.
- Заснуть невозможно. Пытаюсь забыться, занять хоть руки. Чувствую себя ужасно. - Она мельком взглянула в зеркало. - Борис Михайлович, скажите скорее, пригодилось то, что вы сделали?
- Отчасти. Вашего мужа пытались убить еще раз. Вот этим ножом.
Марина бросила спицы на туалетный столик.
- Вы видели... кто?
- Нет, не видели. Но остался нож. Он не знаком вам?
Она смотрела на нож долго, будто не понимая, чего же от нее хотят, но, когда сообразила, ответила быстро, торопливо:
- Никогда не видела. - И повторила: - Никогда.
- Вечером за столом Валерий открывал бутылки...
- Бутылки? Ножом?
Мазин, отвернувшись, рассматривал безделушки на тумбочке. Их было много - матрешки, индийские будды, спутник с усиками-антеннами, язвительный Мефистофель, - двоились, троились, отражаясь в трельяже. Хотелось сдвинуть створки зеркала, убрать лишние предметы.
- Вы его подозреваете, я понимаю, - слышал он голос Марины и не мог составить определенного мнения об этой не столько убитой горем, сколько испуганной, ошеломленной сероглазой женщине с короткими, чуть подкрашенными, бронзовеющими в свете лампы волосами. - Это не его нож. У Валерия никогда не было такого ножа, ведь в доме, в семье, все на виду. Я не обманываю вас. Я думала всю ночь, но никого... ни на кого не могу подумать.
- Мы, к сожалению, тоже.
- Особенно на Валерия... Михаил Михайлович о нем очень заботился... любил. Не имеет никакого значения, что он не родной.
Мазин оставил безделушки.
- Валерий не родной Михаилу Михайловичу?
- Нет, он сын его первой жены.
- Он знает это?
- Конечно.
- Никогда бы не подумал! - признался Сосновский. - Михаил Михайлович меньше всего напоминал отчима.
- Но случались и ссоры? - спросил Мазин.
- По пустякам. Трудно даже вспомнить. Отец говорит: сегодня чудесный день. А Валерий: нельзя так примитивно воспринимать природу. И раздражаются, злятся.
- Несхожесть мироощущения? И за этим не было ничего более определенного?
- Что вы хотите сказать? - насторожилась Марина.
- Я спросил. Иногда бывает, что за пустяками скрываются другие раздражители, не заметные окружающим.
- Я ничего не замечала.
- Понимаю. Борис Михайлович, Марине Викторовне трудно сейчас отвечать на вопросы... Постарайтесь заснуть. А мы посидим внизу, если не возражаете, подумаем.
Короткая летняя ночь шла на убыль. Мазин присел на скамеечку перед камином и принялся разбивать кочергой несгоревшие поленья. Дрова дымились, выбрасывая из-под пепла темно-красные искры. Потянуло теплом.
- Валерий скорее всего ни при чем, хотя и ложится в схему. Если всплывет, что его отношения с мачехой сомнительны, получится типичная буржуазная судебная хроника. У них там проще. А тут копайся, пока не обнаружишь, что убийца - старик Демьяныч, который застрелил Калугина потому, что тот неодобрительно отозвался о качестве его меда.
- Такой вариант нам не грозит.
- Не гаси во мне чувство юмора, Борис. После трудового года не так-то просто отыскать оптимальное решение в этой дикой ситуации.
Игорь Николаевич снова занялся поленьями.
- Не спится, молодые люди?
Мазин обернулся. Его давно не называли молодым человеком. Из своей комнаты вышел Кушнарев.
- Не спится, - согласился Сосновский сухо, показывая, что к болтовне он не расположен.
- Разрешите пободрствовать вместе? - не уловил интонации архитектор. - Вы, доктор, давно навещали Михал Михалыча?
- Калугину доктор не требуется, - ответил Мазин.
Кушнарев нахмурил кустистые, сходящиеся на переносице брови.
- Как прикажете понимать?
- Убит Михаил Михайлович.
- Вот как... - произнес архитектор почти без изумления.
- Убит, и преступник неизвестен, - подтвердил Борис Михайлович.
- Вас это больше всего волнует?
Игорь Николаевич удивился.
- Разве вопрос, кто убил Калугина, незначительный?
- Важнее знать - почему? А вы спешите на расправу.
- Возмездие не расправа.
- Возмездие? Немного изменили слово "месть", и вам уже слышится благородный оттенок?
- Как всегда, оригинальны, Алексей Фомич? - спросил Сосновский.
- Нисколько. Я имею право так мыслить. Мне причиняли зло.
- И вы простили?
- Не в этом суть. Мне нанесли зло непоправимое. Понесут ли кару виновные или нет, моя судьба не поправится. Что же даст мне мстительное злорадство? Только черствит душу. Я не верю в графа Монте-Кристо. Любая месть, даже во имя справедливости, порождает новое зло. Где же конец?
- Месть и правосудие - вещи разные. Убийца нарушил закон.
- УК РСФСР? - перебил Кушнарев с иронией.
- Именно, - ответил Мазин серьезно. - Что толкнуло его на преступление - неизвестно. И его следует задержать, чтобы узнать истину.
- Истину? Вы самоуверенны. Ну что ж... Только без меня.
- Мы полагали, что Калугин был вашим другом.
Кушнарев ответил без желчи и сарказма:
- Он опекал меня, как приблудившегося старого, беззубого пса.
Мазин отложил кочергу.
- Вы страдаете комплексом самоуничижения.
- Наверно. Хотя это и нехорошо. Здесь скрывается тайная гордость. Я несправедлив. Михаил заботился не из жалости, он считал это долгом.
- Что это значит?
Старик подумал, стоит ли пояснять.
- Долг не имеет отношения к смерти Михаила. Просто, когда он был неизвестен и мог навсегда остаться неизвестным, в то давно прошедшее время, мне понравились его рисунки, и я сказал об этом.
- Авторитетным лицам?
Кушнарев усмехнулся.
- Нет, самому Мише.
- Не много, - заметил Борис.
- Ошибаетесь...
- Не будем спорить. Вы поддержали его морально, и Калугин на долгие годы сохранил чувство благодарности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20