Я ответила, что охотно отвечу на все его вопросы, вот только прикончу свой бифштекс из мяса заячьей антилопы, добытой самим Бастером. Этот тип воспринял мои слова совершенно спокойно, ничто его не насторожило. Потом он написал целую историю о том, как Бастер охотится на заячьих антилоп и как сам свежует их и готовит из их мяса разные блюда. Мы с Виппи Берд думали, что ему станет стыдно, когда он поймет, что его разыграли, словно пятилетнего малыша, но не тут-то было: следом за ним эту тему подхватили и другие писаки, и парень решил, что и впрямь напал на золотую жилу. Прочитав эту чушь, Тони прозвал Бастера «Всеамериканским королем бифштексов из заячьей антилопы», а люди еще многие годы спустя, приходя в заведение «У Джона», спрашивали бифштексы из заячьей антилопы или гамбургеры с ее мясом, и там действительно стали подавать это блюдо, представлявшее собой свиную отбивную с горчицей, соусом и луком. Тони, обожавший сандвичи с жареной свининой, говорил, что ему не надо рая – пусть только процветает заведение «У Джона».
В каждом большом магазине и маленькой лавочке Бьютта можно было купить ленты, запонки и прочие сувениры с изображением Бастера Миднайта или с его именем, и мы с Пинком купили для Муна кукольного Бастера Миднайта в крошечных боксерских перчатках и оранжевых шелковых трусах. Я до сих пор берегу зеленую подушечку из искусственного шелка, по краю которой золотой нитью вышиты слова: «БЬЮТТ, МОНТАНА – РОДИНА БАСТЕРА МИДНАЙТА».
Чтобы посмотреть на тренирующегося Бастера, в Коламбия-Гарденз собиралось такое множество людей, что для охраны порядка пришлось привлечь части национальной гвардии. Гвардейцы следили, чтобы зеваки не слишком докучали Бастеру, ловили карманников и карточных шулеров. Проститутки тоже, конечно, вертелись в толпе, но обычно гвардейцы их не трогали. Проститутку можно было узнать почти безошибочно, потому что все они подражали Мэй-Анне, красили волосы в платиновый цвет и надевали туфли на ремешках. Обычно проститутки «патрулировали» перекресток между Бродвеем и улицей Вайоминг, как раз там, где в свое время Виктор Москвин открыл Мэй-Анну, наподобие того, как нынешние охотницы за удачей в Голливуде толпятся у входа в аптеку, где когда-то поймала свою удачу Лана Тернер.
Для Тони то было золотое время, он приоделся, пользовался дорогим одеколоном и сделал себе прическу на прямой пробор, гладко прилизав волосы. Скажу честно, он был единственным из известных мне мужчин, употреблявшим парфюмерию. Еще он отпустил маленькие усики а-ля Рональд Колмэн и носил белые брюки со складкой и двуцветные, коричневые с белым, туфли на манер техасцев, которые иногда наезжают в Бьютт летом, а шею повязывал белым шелковым шарфом. Виппи Берд, между прочим, заметила, что в таком виде он вылитый зазывала из публичного дома, правда, ему самому этого не сказала. Считая себя совершенно неотразимым, он по-хозяйски сновал по залу, то и дело бросая распоряжения своим людям.
В этой суете только сам Бастер оставался – или казался – невозмутимым. Если бы не богатырское сложение, то его, одетого в поношенный свитер и мешковатые брюки, купленные еще для выпускного вечера, было бы невозможно выделить в серой толпе. Нарядную одежду Бастер носил только тогда, когда рядом была Мэй-Анна. Во время тренировок на ринге он надевал пару черных поношенных штанов и обычную белую майку. Он смеялся, когда маленькие дети обращались к его спарринг-партнерам и просили автограф, принимая его партнера за мистера Миднайта. Бастера не волновало, что они обращались за автографом не к тому, к кому надо, но Тони задевало, что никто и никогда не просил автографа у него. А ведь специально для этого, отметила Виппи Берд, он обзавелся авторучкой из панциря черепахи и с золотым пером, которую постоянно носил в нагрудном кармане и от которой вся его рубашка была в синих чернильных пятнах.
В день, когда в Нью-Йорке состоялась схватка за звание чемпиона, в нашем городе царило оживление даже большее, чем в день приездов Рузвельта или Марион Стрит. Все фонарные столбы украсились национальными флагами, а над улицами реяли транспаранты с надписями: «БАСТЕР МИДНАЙТ – ЧЕМПИОН США«. В витринах большинства ресторанов помещались изображения Бастера в полный рост, в боксерской стойке, а кое-где даже подавали блюда, специально названные в честь Бастера, например гамбургер «Бастер» с копченой телятиной. Это они так намекают, что у него жесткое мясо, сказала Виппи Берд.
Мэй-Анна взяла билет на прямой поезд до Нью-Йорка, ехала в отдельном купе, а когда выходила пообедать в вагон-ресторан, публика тоже просила у нее автограф. Хоть она так и не побывала в тренировочном лагере Бастера в Садах, она почти каждый день телеграфировала ему или звонила. В интервью заявляла, что она его болельщик номер один и что спланировала свой график съемок с таким расчетом, чтобы получить возможность посетить этот решающий матч. Полагаю, что в это время она любила Бастера больше, чем когда-либо в жизни.
Святому отцу Стеннеру Свиное Рыло она послала двести пятьдесят долларов, с тем чтобы он все время ставил свечи за Бастера. Свечей, купленных на эти деньги, хватило бы, чтобы сжечь половину Бьютта. Конечно, она не верила, что от зажженных свечей Бастеру будет хоть какая-нибудь польза, а просто хотела, чтобы Стеннер утерся, чтобы он понял, что Бастер вот-вот станет чемпионом, и потому адресовала перевод не преподобному отцу Джозефу Стеннеру, а преподобному отцу Свиное Рыло Стеннеру.
Виппи Берд с Чиком и маленьким Муном пришли к нам домой послушать трансляцию матча по радио, потому что Пинк накануне специально для этого купил новый приемник, выбрав такой, у которого был самый большой и мощный динамик, наполнявший звуками каждый уголок нашего дома. Но через некоторое время мы решили, что лучше мы все пойдем к зданию редакции одной из бьюттских газет и будем слушать матч вместе с другими собравшимися там болельщиками Бастера.
У здания была такая прорва народу, что нам с Виппи Берд пришлось взять Муна за руки, чтобы он ненароком не потерялся. Муну было тогда всего пять лет, но он был весьма сообразителен, сам догадался, что здесь происходит, и стал размахивать флажком с изображением Бастера и кричать: «Дай ему, дядя Бастер, дай ему еще!», и тогда мы с Виппи Берд переглянулись и присоединились к нему.
Чик купил каждому из нас, кроме Муна, по банке пива и кульку попкорна, а у какого-то знойного мексиканца по порции тамали, а Муну вместо пива и тамали он купил пачку крекеров «Джек», и для малыша это оказалось большим огорчением, потому что в качестве приза там оказался всего лишь оловянный браслет. Я сказала Муну, что выменяю у него этот браслет на маленькую игрушечную машинку, которую купила за пять долларов и десять центов в одной из лавочек на окраине. Я даже носила этот браслет некоторое время, пока с него не осыпалась краска, и до сих пор храню его в моей заветной шкатулке на память о том дне.
Толпа у здания редакции орала, нестройно выкрикивала лозунги, подвыпившие проститутки хохотали, дети шныряли в толпе и толкались, и слушать комментатора было бы совсем невозможно, если бы не громкоговорители, которые они развесили по всему периметру здания, такие мощные, что их звук разносился по всему Кентервиллю. Виппи Берд сказала, что надо сесть на крыльце главного входа и слушать. Я ответила, что если мы собирались слушать, то лучше было остаться дома. Думаю, Пинк на самом деле огорчился, что мы не остались дома, чтобы как следует послушать трансляцию, но и на улице он веселился не меньше остальных.
Каждый знает, что в тот раз Бастер побил Клея Томаса Бейкера, так что обойдусь без лишних подробностей, а если вам интересно, как это было, пойдите в библиотеку и закажите книги по истории спорта. Конечно, победа далась ему нелегко, и с того времени правое ухо у него навсегда осталось изуродованным, расплющенным. Кроме этой травмы, он получил еще пару хороших ударов, и ему так и не удалось послать противника в нокаут, хотя мы с Виппи Берд тайно молились, чтобы у него это получилось. Бастеру присудили победу по очкам, и когда радиокомментатор объявил, что Бастер Миднайт отныне новый чемпион Америки, толпа слушателей, и вместе с ней и мы, словно взбесилась. Мы с Виппи Берд орали так громко, что потом осипли на целую неделю.
Потом мы все отправились в кафе «Скалистые горы» праздновать победу Бастера, и Виппи Берд сначала хотела отвести Муна домой, но я сказала, что он должен запомнить этот день. Он потом всю жизнь был мне признателен за то, что тогда я позволила ему остаться с нами, и часто с удовольствием вспоминал тот вечер.
Чик и Пинк на радостях заказали нам всем по одному мартини и одну бутылку шампанского на всех и перец чили на закуску. Я дала Муну серебряный доллар, и послала его попытать счастья на игральном автомате, и сказала, что если он выиграет – то выигрыш пополам, а это означает, что я была очень пьяна, ведь обычно с деньгами я очень аккуратна.
Мы никак не могли позволить, чтобы этот вечер прошел просто так, потому что, во-первых, Бастер сегодня победил и стал чемпионом, и, во-вторых, Мун с моей серебряной монетой сорвал на игральном автомате джекпот в шестьдесят долларов. Я отсчитала ему половину, и Виппи Берд наказала ему больше никогда не играть на автоматах, потому что отныне он будет только проигрывать, а пока что она дала ему один доллар, а остальное, сказала она, будет первым взносом в фонд, из которого он оплатит свое обучение в колледже. А на свою долю мы с Пинком уже назавтра купили подержанный микроавтобус марки «Плимут» с деревянными бортами, на который копили уже давно.
У нас с Виппи Берд долго не укладывалось в голове, что мы могли выиграть столько денег и именно в ту великую ночь, ночь окончательной победы Бастера Миднайта, которую Виппи Берд с тех пор называла не иначе как ночь, когда Эффа Коммандер сорвала джекпот.
11
Поскольку Пинк и Чик были заняты в горной отрасли, которая имела оборонное значение, то считалось, что они и так выполняют свой долг перед страной. Более того, людей, которые по разным причинам отказывались или не могли брать в руки оружие, федеральное правительство направляло в Бьютт для работы на шахтах. Пинк и Чик долго совещались друг с другом, следует ли им записываться добровольцами, и приходили к выводу, что сейчас им не время покидать нас с Виппи Берд, потому что Мун еще не вырос, а другой ребенок должен был вскоре родиться. Я имею в виду моего ребенка. Я опять была беременна, и Пинк боялся, что у меня опять возникнут какие-нибудь проблемы со здоровьем. Я тоже хотела, чтобы он остался со мной рядом, хотя знала, что в этот раз со мной все будет в порядке, по крайней мере, никаких тревожных признаков не было.
Сначала нас с Виппи Берд радовало, что они не ушли в армию, но мы знали, что рано или поздно это все равно произойдет, как бы и сколько бы они ни убеждали нас в обратном. Как раз об этом мы и разговаривали с Виппи Берд по дороге в магазин «Хеннесси» за лыжным костюмом для Муна. Из магазина мы отравились в кафе-кондитерскую, чтобы угостить Муна горячим шоколадом и куском яблочного пирога.
– Чик говорит, что не пойдет в армию и не оставит меня, – сказала Виппи Берд, салфеткой вытирая следы шоколада с губ Муна. – Хочешь еще зефира, детка?
– Я не детка, – ответил ей Мун.
– Конечно, нет, – подтвердила Виппи Берд. – И очень скоро ты станешь главным мужчиной семьи.
Я отложила вилку, и мы с Виппи Берд посмотрели друг на друга.
– Наверно, так оно скоро и будет. Они ведь хотят уйти, ты же знаешь, – сказала она. – Причем оба вместе, что хуже всего, ведь наши ребята не станут прятаться от опасности. Уверена, они твердо решили уйти.
– Чик что-нибудь говорил тебе? – спросила я.
– Нет. А Пинк?
– Тоже нет, – я покачала головой, – но я же его знаю: он хочет уйти, просто боится за ребенка, это его и держит.
– Боится за тебя, иными словами, что с тобой опять что-нибудь случится и ты останешься без его помощи.
– Ничего со мной не случится. У тебя есть ребенок, и я тоже смогу родить.
– Разумеется, – сказала Виппи Берд. – И, кроме того, у тебя есть еще я.
Она могла бы этого и не говорить, ведь то, что я всегда могла на нее положиться, было вернее любой самой верной истины. Потом она вдруг предложила одну вещь, такую очевидную, что странно было, как мы до нее не додумались раньше. «Знаешь, Эффа Коммандер, мы ведь могли бы жить вместе, у тебя же в доме две отдельные спальни, вот мы с Муном и займем одну из них. Так и за квартиру надо будет платить меньше, и я буду рядом, если понадобится».
Это был неплохой выход из положения, и, обсудив все еще раз, мы решили так и поступить. Пинк, однако, некоторое время колебался. «А если все-таки что-то случится…» – сомневался он.
– Да ну, что такое может случиться? – возразила я. – Кроме того, вместо одного за мной будут ухаживать двое – Виппи Берд и Мун.
– Ну, раз так, – кивнул Пинк, – то у меня отлегло от сердца.
Я знаю, что его неотвязно преследовала картина, как я в одиночестве умираю на окровавленном полу, поэтому я положила голову ему на плечо и сказала, что предпочла бы, чтобы он остался, но он нужен своей стране так же, как и мне. Мне было страшно рожать без мужа, но я не хотела становиться преградой на его пути.
Чик сказал, что раз мы будем жить вместе с Виппи Берд, то он спокоен на тот счет, что она не загуляет.
– Да неужели? – сразу откликнулась Виппи Берд. – У меня теперь будет с кем оставить Муна, а сама я буду свободна как птица.
– Мертвая птица, если я тебя поймаю, – сказал Чик, и мы засмеялись, потому что Виппи Берд никого так не любила, как своего мужа, и была самой верной на свете женой. И Чик это прекрасно знал.
Ребята не дали нам больше времени на размышления и уже на следующий день записались добровольцами. На призывной пункт они пришли вместе, специально для того, чтобы вероятность оказаться в одной части, где они смогут поддерживать друг друга, была больше. «Вероятность вместе отправиться в ад или в рай», – сказала Виппи Берд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37