И двор при короле Генри Восьмом был действительно великолепен. Я был достаточно молод, и тогда меня потрясли богатство убранства и великолепие церемоний.
– А если бы сейчас? – мягко спросила она.
– А сейчас мало что может меня потрясти. – Он понимал, что это звучит цинично, но могло ли быть иначе, когда он подумал, как мало от этого великолепия досталось самому королю Генри – неверные жены и тщедушный сын.
– И Арран на тебя не произвел впечатления?
Это был хитрый ход с ее стороны, и Иан пристально посмотрел на Сесиль. Хотя он не низкопоклонничал перед Арраном – и никогда ни перед кем, – он считал, что показал себя хорошим политиком в разговоре с регентом Шотландии. Интересно, что она слышала.
– Мне никто ничего не говорил, – заверила его Сесиль.
Иан подавился элем.
– Ты прочла мои мысли! – В его тоне слышалось суровое осуждение.
– Нет, я просто почувствовала, что ты меня подозреваешь, и догадалась, что ты не любишь, когда о тебе говорят. У тебя есть на это причины. Я уверена, о тебе сейчас ходит много сплетен и здесь, и в Англии.
– Ты очень смелая, – сухо сказал он, решив не сердиться на нее за бесстрашие.
– Отец говорит, что я очень глупая. Я никогда не знаю, когда нужно держать язык за зубами. – Она подумала об отце Эйндреасе и вздохнула. Она не чувствовала себя виноватой в этой истории, хотя у нее было больше чем достаточно случаев достойных сожаления, когда ее острый язычок ранил даже тех, кого она любила.
– Это качество не считается женской добродетелью. – Он поддразнивал ее, но голос звучал строго. Ей не стоило знать, что он не против женской храбрости.
Его ответ приятно удивил Сесиль. Ей хотелось, чтобы между ними установились отношения, допускающие шутливый тон.
– Ну что же, ты можешь внести это в список всех прочих моих отнюдь не добродетельных качеств.
Он почувствовал, что она смеется.
– Как ты узнала, что я говорю несерьезно? – Его разбирало любопытство. – Ты что, можешь читать чужие мысли?
Он не встречал еще никого, кто бы мог это делать, но довольно часто слышал от других людей, что они знали тех, кто обладал этим даром.
– Нет, – неуверенно сказала она, внезапно ощутив некоторую неловкость. – Я могу иногда почувствовать, что происходит с другими людьми, но это случается не всегда и не с каждым человеком. – Она не уклонилась от его пристального взгляда. – Обычно у меня получается с близкими мне людьми. И очень редко с незнакомыми, которые прикасаются ко мне. – Так, как он прикоснулся к ней той ночью в Сиаране. Она вспомнила тот поток чувств, который захлестнул ее и убедил в том, что между ними установилась связь, отрицать которую было невозможно.
Иан вспомнил другое время – их брачную ночь и тот момент, когда она барабанила своими кулачками по его мускулистой груди, умоляя дать ей почувствовать то, что чувствовал он. У него осталось ощущение, что он обманул ее.
Сесиль почувствовала его внезапное смущение и не смогла прочесть его мысли.
Глядя на ее растерянное лицо, Иан радовался ее недогадливости.
Они замолчали. И как раз в этот момент к ним приблизился один из их спутников, принесший жареную дичь, запах, который сводил Сесиль с ума.
Иан проследил за тем, чтобы у Сесиль было достаточно еды и питья. И когда ей принесли кружку горячего сидра с крепким виски, он заметил, как она обхватила кружку руками, пытаясь согреть их. Иан испытал угрызения совести при мысли о тонком одеяле, которое, как он полагал, должно было согревать ее в течение ночи.
Он расстелил свое одеяло рядом с Сесиль, сказав себе, что поступает так только потому, что не хочет, чтобы она простудилась. А когда он, обойдя лагерь и убедившись в том, что тот надежно защищен, вернулся, лег и притянул ее к себе, а она, повернувшись в его объятиях, прижалась щекой к его груди, он объяснил ее поведение холодом ночи.
Спустя два дня они миновали Данблейн и заночевали под стенами замка Уэйтфельд – третьим наследственным владением Иана.
ГЛАВА 13
Тавис добрался до Эдинбурга в середине туманного дня. Он беспрепятственно миновал городские ворота и уверенно направился в богатую часть города, почти не замечая домов с покрытыми соломой крышами и таверен. С юношеских лет каждый год этот город на какое-то время становился его домом. Ему был дорог каждый грязный булыжник, особенно сейчас, когда он не мог заявить о своих правах на дом, который принадлежал его отцу. И хотя он не винил Иана, это обстоятельство мешало ему полюбить своего единокровного брата. Чем, как не ужасным поворотом судьбы, можно было объяснить, что внебрачный ребенок был взращен с сознанием того, что все будет принадлежать ему.
Моросило, и Тавис поднял повыше воротник. Он спешился на заднем дворе дома перед конюшней, из дверей которой выскочил молодой человек и схватил поводья его лошади. Старший конюх стоял в проходе конюшни и во весь рот улыбался.
– Господин Тавис, рады снова видеть вас здесь. Вы надолго?
– Вы меня знаете, Мюррей. Я не могу долго находиться на одном месте. Посмотрим. У вас что-нибудь найдется поесть? – Он думал о том, чтобы остановиться в таверне, поскольку не предупредил о своем приезде. Но, однако, ни одна из них, с тяжелыми деревянными дверями, около которых лежали груды городского мусора, не пришлась ему по душе.
– Хозяйка Элспет обязательно вас накормит. – Да, но при этом заставит всех остальных, включая его самого, умирать с голода. Капризная сволочь!
Тавис лишь улыбнулся и направился к дому. Мысль об Элспет согрела его сердце. Она всегда была готова принять его, куда бы ни приводил его голод – на кухню или в верхнюю комнату.
Дверь легко поддалась, и какое-то время Тавис стоял у заднего входа, впитывая в себя благородные запахи этого дома. Слабый запах нежилого помещения смешивался с ароматом пчелиного воска, которым десятилетиями натирали до блеска тяжелую деревянную мебель. Свечи источали легкий аромат засушенных цветов, примешиваемых к воску при их изготовлении.
Вниз по лестнице спускалась молодая женщина, которая при виде Тависа остановилась на последней ступеньке и завизжала от восторга. Смеясь, Тавис схватил ее в свои железные объятия и приподнял над землей.
– Элспет, любовь моя. – Он закружил ее по комнате, смеясь и заглядывая в светло-коричневые глаза, обрамленные золотистыми ресницами такого же оттенка, что и веснушки, рассыпанные по ее щекам и носу.
– О, Тавис, я скучала по тебе. Кажется, прошла целая вечность с нашей последней встречи.
– Всего четыре месяца, любимая. Я не могу находиться вдали от тебя дольше этого срока. – Если и существовала женщина, которую он мог полюбить, то это была она, Элспет Литхэн. Он желал Сесиль Лотаринг, и страсть закипала в нем при мысли о близости с ней, но никогда не испытывал он к ней той нежности, с которой относился к Элспет.
– За четыре месяца многое может измениться, – сказала Элспет, и в ее глазах промелькнула печаль.
– Но только не твое отношение ко мне, – сказал Тавис почти свирепо, опуская ее на землю. Конечно, она имела в виду не это. Ее любовь была несокрушима, и, возможно, для нее она значила больше, чем для него.
– Нет, – успокоила она, отступив от него на несколько шагов так, чтобы он мог видеть ее в полный рост, – оно не изменится никогда. – С этими словами она стала разглаживать передник на своем округленном животе.
На какое-то мгновение Тавис почувствовал, будто его ударили в солнечное сплетение. То, что он увидел, не вызывало никаких сомнений. Если бы он на минуту оказался на месте Иана, наследника всего того, чем владел Аласдер Гилликрист, он бы закричал от радости. Но какая радость в появлении на свет еще одного внебрачного ребенка, за которым ничего не стоит?
Элспет заметила досаду в его глазах и опечалилась. Она знала, какие злые духи терзают душу Тависа Гилликриста, бедного малого.
– Я все равно буду его любить, – сказала она с улыбкой и слезами на глазах.
– Мы будем его любить, – почти выкрикнул Тавис и постарался улыбнуться. – Но это может быть и девочка. – Ему не приходило в голову, что, если бы он унаследовал все состояние, он едва ли связал бы свою жизнь с экономкой, даже если бы она принадлежала к обедневшей благородной семье, как Элспет. Нет, он бы выделил ей небольшую сумму денег и расстался с ней, потом, возможно, забрав ребенка.
Элспет дала волю слезам. Он не оставит ее, как она опасалась. Она знала, что небезразлична ему, но понимала, как мучительно переживает он свое положение в обществе и с каким презрением сталкивается, будучи внебрачным ребенком пэра.
– Почему ты плачешь? – грубо спросил Тавис, чувствуя, что и сам готов расплакаться. – Ребенок – это не повод для слез. Нечего оплакивать моего сына.
Его сына. Что он мог ему завещать? Положение внебрачного ребенка и подаяние от Иана Гилликриста.
Почти стемнело, когда Тавис смог встать с постели.
– Куда ты? – сонным голосом спросила Элспет. Она накормила и приласкала его, наслаждаясь тем, что наконец-то спала в его объятиях. Возможно, скоро она станет его женой, правда, пока он не сказал ей об этом.
– Надо повидать знакомых. – Тавис посмотрел на ее милое лицо, белевшее в полумраке комнаты. – Я ничего не получил в наследство от Аласдера Гилликриста. Мне нужно позаботиться о том, что я оставлю своему ребенку.
– Это опасно? – Элспет в тревоге села на постели.
– Ты не станешь вдовой раньше, чем станешь моей женой, – с легкостью ответил он, Да, возможно, то, чем он занимается, и опасно, но разве у него сейчас есть выбор? Он всегда хотел посвятить свою жизнь делу служения Мари де Гиз. Если бы он оказался среди тех, кто помог бы ей получить регентство, он был бы вознагражден вместе с ними. А деньги и незаконнорожденного сделают уважаемым человеком. Но, подумал он с горечью, смогут ли они оказаться столь же полезными для прислуги?
Он надел свой лучший наряд – Гилликрист, по крайней мере, при жизни ему ни в чем не отказывал – и крепко поцеловал Элспет в губы.
– Поспи, любимая. Моему сыну нужен отдых.
Она улыбнулась и уютно закуталась в одеяло. Она станет женой Тависа Гилликриста, и совсем неважно, что он рожден вне брака. С их сыном такого не случится!
Тавис с нежностью похлопал ее по бедру, широким шагом вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице. Лакей раскланялся с ним, как ни в чем не бывало, как будто это не Тавис сразу же после ужина отправился в постель с экономкой. Тавис ухмыльнулся – Иан получал безупречную прислугу. Лицо его посерьезнело. Впервые за все это время ему захотелось оспорить право Иана на наследство.
Тавис довольно быстро добрался до цели, несмотря на то, что шел пешком, сопровождаемый одним-единственным вооруженным слугой. Сам Тавис в слуге не нуждался, но вечером он наносил визит богатым и знатным особам, и, хотя Тавис не принадлежал к этому сословию, он одевался и путешествовал, как подобало знатному господину. Давным-давно Аласдер научил его гордой осанке и умению постоять за себя.
И действительно, Тависа встретили так, как будто он был голубых кровей, как и хозяин дома. И хотя он пробыл в гостях недолго, он ушел, получив пригласительный билет с золотым обрезом. На нем был указан день, время и место проведения встречи, но ни слова не говорилось о самой встрече. Да, он занимался опасным делом, и у Элспет были все основания для беспокойства, но что еще ему оставалось делать, как только сколачивать состояние любым возможным способом.
Два дня спустя Тавис явился по указанному адресу в указанное время. Дом, куда он пришел, был еще изысканнее, чем тот, который он посетил в первую ночь своего пребывания в Эдинбурге; его хозяин занимал более высокое положение в титулованном обществе. Среди богато одетых гостей Тавис нашел несколько знакомых ему лиц, в том числе лорда Данмара, в глазах которого промелькнули огоньки, когда их представили друг другу. Обе сделали вид, что незнакомы друг с другом, и не сказали хозяину, что встречались раньше до этой ночи.
Тавис отвесил легкий поклон и двинулся дальше приветствовать других знакомых. Приглушенные голоса, доносившиеся из каждого угла комнаты, предвещали близкую измену. Измену, потому что по закону правил Арран. Но пришедшие сюда люди: кто в силу исповедуемой веры, кто из-за чувства ответственности за судьбу Шотландии, а кто из-за жажды приключений – были единодушны во мнении, что Мари де Гиз должна править Шотландией. В конце концов, она была королевой, когда был жив ее муж Джеймс. Мэри – ее дочь. Но самое главное, как дочь Франции она может рассчитывать на ее могучую поддержку.
Через несколько мгновений, однако, Тавис ощутил смутное беспокойство. Он не слышал, чтобы кто-нибудь упомянул о планах по достижению этой общей цели. Было много разговоров о том, какой прекрасной станет жизнь, когда все это совершится, и о том вознаграждении, которое получат преданные Мари де Гиз люди. И все. Сплошная болтовня.
– Вы недовольны? – услышал Тавис рядом с собой спокойный голос. – Вам не нравится, что говорят вокруг?
Тавис повернулся и столкнулся лицом к лицу с Данмаром. Он попытался быстро скрыть выражение лица, хотя не мог объяснить почему.
– Нет, – ответил он спокойно, – ничего неприятного я не слышу. Просто слишком мало того, что могло бы обрадовать человека, желающего видеть Мари де Гиз во главе Шотландии.
К его удивлению, Данмар рассмеялся, обратив на себя внимание нескольких пар глаз. Тавис ощетинился. Данмар примирительно поднял руку.
– Не бейте меня. Просто я подумал о том же самом. Слишком много всяких «вот если бы только» да «все увидят», но почти ни слова о том, что нужно сделать.
Тавис посмотрел на него с большим интересом и меньшей враждебностью и признался:
– Я ничем не лучше тех, кого я презираю, потому что я так же, как они, не имею великих планов, гарантирующих успех.
– Но вы производите впечатление человека, готового к действию и не боящегося его. – В глазах Данмара был вызов.
– При наличии хорошо продуманного плана я готов участвовать в этом деле, – сказал Тавис, не задумываясь. Он будет действовать независимо от качества плана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37