Бросив на столик пачку «Парламента» и зажигалку, она повернулась к Лике: – Давайте я его возьму.
– Он что-то пытался рассказать про трактор.
– Ага, тракторы – наша страсть. Муж даже возил его на выставку сельхозтехники. Пару дней ребенок был тише воды ниже травы. Видимо, так впечатлился. Ох, зря я его от вас взяла. Вы-то постель разбирать будете? Мы, конечно, вздремнем.
Лика, осторожно передавая посапывающего мальчика, задумалась. Спать в дневном поезде – с одной стороны вроде абсолютно нелогично. До Питера максимум шесть часов езды, к вечеру поезд доберется до Северной столицы. А с другой – что еще делать? Книжка благополучно забыта в Москве, в плеере, по закону жанра, разрядилась батарея.
Дождавшись, пока попутчики устроятся на полке, Вронская разобрала постель, сбросила джинсы и свитер и юркнула под одеяло. Неспешный стук колес помог быстро погрузиться в сон.
– А как вы придумываете сюжеты для ваших книг?
– Главную героиню вы списываете с себя?
– О чем будет ваш следующий роман?
Банальные вопросы. Но на них хочется отвечать подробно. Потому что пришедшие на встречу люди читают ее книги. И если им любопытно – надо в сто пятьдесят первый раз рассказать и про сюжеты, и про главную героиню. Это менее интересно, чем работать. Но ведь конечная цель работы – читатели, их пара часов беззаботного путешествия по роману. Им хочется узнать подробности, связанные с творческим процессом. Что ж, следует пригласить людей на творческую кухню, это долг элементарной вежливости. Но как же сложно формулировать словами то, что происходит каким-то совершенно непостижимым образом. Наверное, ни один писатель толком не может объяснить, как именно пишет свои романы.
Непонятен и какой-то шум, треск. Резкий жженый запах…
Лика открыла глаза и сразу же испуганно зажмурилась – яркая вспышка пламени возле лица.
Детский плач, отчаянные вопли, звонкие хлопки, удары.
– Ох, извините! Сын проснулся, нашел зажигалку. Это не ребенок, это обезьяна. Простите, пожалуйста!
– Все в порядке, – пробормотала Вронская, щурясь от едкой гари. – Шустрый какой. Воняет ужасно, что же он спалил? Ой, мама. – Она привычным жестом хотела отбросить волосы и замерла. Рука захватила пустоту. – Что у меня с головой?!
Бросившись к двери купе, Лика глянула в зеркало и застонала. Часть шевелюры выгорела практически до корней. Окончательно. Безвозвратно!
– Трындец, – расстроенно пробормотала она, ощупывая проплешину. – Паленая писательница. Народ будет в шоке. А я уже в шоке!
Потом были сбивчивые извинения соседки. Крики наконец появившейся проводницы. Сочувственные возгласы пассажиров из других купе, бесцеремонно заглядывавших в открытую дверь.
Все это Ликой воспринималось как в тумане. Пару минут писательница занималась извлечением из сумки шарфа, который хоть как-то маскировал последствия произошедшей катастрофы. После чего, закрыв глаза, она прислонилась к стене и стала мысленно костерить мамаш, которые мало того что курят, так еще разбрасывают свои зажигалки где ни попадя.
– Простите нас, пожалуйста! – в унисон дернувшемуся, а потом остановившемуся поезду умоляюще попросила попутчица. – Вас встречают? Если хотите, муж может подвезти.
– Все в порядке. – Лика поднялась с полки, вытащила сумку. И, натянуто улыбнувшись, пробормотала: – Да ладно, чего уж там. До Кунсткамеры дорогу найду.
Спустившись на перрон, она мгновенно разглядела среди многочисленных встречающих своего бренд-менеджера. Такие девушки, как Ирина, никогда не теряются в толпе. Совершенство, в любой момент готовое для фотосессии в глянцевом журнале. Тщательный макияж идеально гармонирует с голубыми глазами и роскошной гривой платиновых волос, которые сочетаются с одеждой, к которой, в свою очередь, конечно же, подходят обувь и сумочка.
А перед глазами совершенства предстает картина, мягко говоря, от совершенства далекая. Черные джинсы, спортивная красная куртка и сиреневый шарф, прикрывающий сожженные волосы. Шарф теоретически предполагалось надевать с классическим черным пальтишком, приготовленным для прогулок по Питеру.
Вот ведь вредный малыш…
Лика старательно улыбалась Ирине, чувствуя себя глубоко несчастной городской сумасшедшей.
– Привет! Заболела? Тебя знобит?
В голосе Иры не слышалось даже намека на иронию, только деловитость и искреннее сочувствие. От них подступивший к горлу комок исчез, растворился.
– Только не падай. – Вронская резко сдернула шарф. – Представляешь, задремала, ребенок соседки по купе нашел мамину зажигалку. Может, мне парик прикупить, как думаешь?
Ирина покачала головой.
– Вот еще! Сейчас мы прямиком в гостиницу. Из такси позвоню парикмахеру, она приедет и сделает тебе короткую стрижку. Кардинальная смена имиджа – это не есть гуд, но у нас нет выбора. Тебе, кстати, со стрижкой будет очень хорошо.
Поймав пару пристальных удивленных взглядов случайных прохожих, Лика снова прикрыла остатки шевелюры. И, невольно морщась от противного треска колесиков сумки, заторопилась вслед за Ириной.
Если девушка, у которой лак для ногтей подобран в тон помады, уверяет, что короткая стрижка будет на Лике смотреться прилично, то ей можно верить…
Питер оказался оглушительным и непонятным. Водитель, машина, даже сидящая рядом Ирина – все это мгновенно смылось закованной в гранит водой, заслонилось величественными даже в разрушении зданиями, золотыми куполами, мрачными узкими переулками.
А люди! Ликину память, автоматически фиксирующую любые нюансы, зашкаливало от нетипичных, необычных подробностей. Старушка с оранжевым ежиком волос, в кожаных брюках. Парочка, словно одетая в реквизит фильма «Служебный роман» – старомодные плащи, очки в толстой оправе, грубая обувь. Томная девушка в ковбойской шляпе. А вот и бодренький старичок, черная повязка на длинных седых волосах.
Неформальных, странных, отличающихся от москвичей, от европейцев, ото всех на свете людей было столько, что Лика физически ощутила, как пикирует во временную пропасть.
Какой 2007 год! Нереально! 1987—1989-й, наверное, так. Первые глотки свободы, опьянившие всех без исключения. В битве против серости все средства хороши. Узнать все, понять самое главное, высказать свое мнение. И больше, и быстрее, и чтобы никто не посмел сдерживать. Тогда казалось – фейерверк счастья, перемен, свободы будет искриться вечно. Но он, конечно же, догорел, оставив ватный привкус похмелья и необходимость привыкать к новой жизни. И все привыкли, придумали новые правила, цели и идеалы. То есть – почти все. В Питере время точно расслоилось, разделилось, запуталось. Или просто стало своим собственным, обособленным, питерским.
«Это так странно, – внезапно поняла Лика, – что я до боли, до одури хочу в Москву. Я, в любом городе, в любой Богом забытой дыре адаптирующаяся мгновенно, хочу домой. Не понимаю проносящегося за окном города, и от этого как-то совсем тоскливо…»
– Знаешь, Ир, я вот подумала, – отвернувшись от окошка, преувеличенно бодрым тоном заявила Вронская, – давай замутим какую-нибудь инсталляцию. Ну, скучно же будет – я, книжки, читатели. Еще и не придет никто, вот увидишь. Давай устроим шоу. Сымитируем какое-нибудь преступление, трупик из морга привезем, милицию организуем. До завтра еще куча времени, успеем. Все-таки экшен, действие, а?
Приветливая полуулыбка, доброжелательный взгляд – в Ирином облике ровным счетом ничего не изменилось. Только обычно мягкий голос зазвучал как металлический:
– Лика, я думаю, это не самая лучшая идея. Хочу тебя попросить не устраивать импровизаций. Договорились?
– Договорились, – буркнула Вронская, украдкой почесывая нестерпимо зудящую голову. – Ты только на вид тургеневская девушка. А на самом деле ты из стали. Мимикрируешь.
Ирина рассмеялась и тронула за плечо таксиста.
– Перед следующим перекрестком арка. Поверните туда, там наша гостиница.
– Уверены? – удивился водитель. – Я даже вывески никакой не помню!
– Это мини-отель, он в обычном доме находится, в бывшей коммуналке.
«Ну и ступеньки, – мысленно ворчала Лика, войдя вслед за Ириной в полутемный подъезд. – Ну и лестницы! На второй этаж поднимаемся, а кажется, будто на шестой».
В приоткрывшейся двери показалась голова… вампира! С перепугу Вронская уронила сумку, а когда ее подняла, бренд-менеджер уже вовсю общалась с представителем потустороннего мира.
При ближайшем рассмотрении вампир, несмотря на вполне обычный бедж «Евгений, портье мини-отеля „Фантазия“», оказался совсем жутким. Черные, явно крашеные волосы, мертвенно-бледное лицо, обжигающие, жаляще-чернющие глаза. Протягивая ключ, парень коснулся Ликиной руки. Влажно, прохладно, ужасно. Вронская машинально опустила глаза на стойку и едва удержалась от крика. Лицу жутковатого парня было лет двадцать. Рукам – не меньше семидесяти! Красные, морщинистые, с пигментными пятнами и словно присыпанные мукой.
– Милый у вас отельчик, – выдавила из себя Лика и уставилась на яркий календарь, прикрепленный к стене.
Смотреть на золотой купол Исаакиевского собора. Он красив и безопасен. Мало ли какие еще сюрпризы можно обнаружить во внешности портье…
– Я провожу вас в номер, – оживился вампир.
– Спасибо, не стоит, – отчеканила Ирина и, подхватив свою подопечную под руку, зашагала по длинному коридору. – Тебе нравятся мини-отели? Мне кажется, гостиница приличная. Но это чудо лохматое… Я вчера прилетела, и ты знаешь, такая женщина милая дежурила.
– Все для меня, – пробормотала Вронская. – Шустрые дети, вампиры-портье. Кстати, а в каком магазине первая презентация-то будет?
– Первая презентация будет не в магазине.
Лика остановилась. Очередной удар под дых от Северной столицы?
– Коллектив книжной ярмарки узнал о пиар-мероприятиях и захотел пригласить тебя к себе. План нашей работы уже был составлен, поэтому я решила, что сначала мы выступим на ярмарке. Это даже хорошо, ведь там работают люди, которые продают твои книги. Но встреча не только для продавцов. Читатели тоже придут, разумеется, журналисты проинформированы, – закончила Ирина и осторожно встряхнула Лику за плечо. – Так и будем стоять возле моего номера? Или пойдем к твоему?
«Ярмарка так ярмарка, – с мрачной решимостью подумала Вронская, открывая дверь. – Не буду ничему удивляться. Не буду протестовать и возмущаться. Спокойствие, только спокойствие, как говорил мой любимый Карлсон».
Спокойствие. Даже если из окна номера виден подвал, возле которого с гитарой сидит Виктор Цой. То есть понятно, что это кто-то очень похожий на Цоя, но копия выглядит в точности как оригинал.
Спокойствие. Даже когда от длиннющих волос остается обскубанный ежик, через который сразу же туда-сюда увлеченно забегает сквозняк.
Спокойствие. Даже когда парикмахер Верочка вдруг заявляет, что ее парень ждет не дождется встречи с любимой писательницей. Мужчина – поклонник женской прозы?! Здесь что-то не так…
В этом городе все не так! Еще и бренд-менеджер куда-то смылась, оставив ее, лысую и несчастную. Спокойствие, только спокойствие!
Ирина, впрочем, оказалась легка на помине.
– Вот, сбегала и купила, это тебе утешение, – сообщила она, протягивая Лике коробку конфет.
Вронская равнодушно посмотрела на презент и тут же обрадованно вскрикнула:
– Йес! Мои любимые, «Дежавю»! Жизнь удалась! Угощайся, пока я все не схомячила!
Ирина отрицательно покачала головой.
– А как же ужин? Здесь рядом хороший суши-бар.
Лика хотела сказать, что суши – это прекрасно. Но подруга Маня как-то подсунула ей конфеты этой марки, и нелюбовь к сладкому мигом сменилась неконтролируемым обжорством. Поэтому первым делом – конфеты, а все остальное – позже.
Но с набитым ртом разговаривать было сложно, и Вронская просто махнула рукой.
* * *
...
Из Живого Журнала Helen
Тема: Дротик в сердце
Настроение: depressed
Музыка: Д. Билан «А это была любовь»
Доступ: только мне (личное)
– Элеонора! Проходи, пожалуйста. Косметолог уже освободилась!
I hate her!!!
На долю секунды мне показалось, что я задыхаюсь. В лицо вжата подушка, мне хочется сделать вдох. Ничего не получается. Ненавижу это имя, оно душит меня уже целых двадцать лет, душит…
Элеонора! Вот же родители учудили. Претенциозно, старомодно. Полный отстой. От этого имени испаряется кислород и воняет сладкими тяжелыми духами, красным бархатным платьем, толстым слоем пудры. Сокращенное, Нора? Да ну, тоже манерно, не нравиццо. Друзья давно привыкли к энергичному стремительному Элен. Но администратор салона красоты – давняя приятельница маман. А маман, несмотря на все мои просьбы, упрямо твердит: «Элеонора – прекрасное имя!» Так что в данном случае все объяснения бессмысленны…
В кабинете косметолога хорошо. Приглушенный свет, негромкая медленная музыка. Удобный стол, мягкие салфетки, баночки с масками и кремами. Я опустилась на стул, чтобы снять ботинки на высоких каблуках. И скорее туда, под теплое махровое полотенце, к красоте, блаженству!
Взгляд машинально скользнул по висящему на стене календарю. Октябрь, красный квадратик у цифры «7». И много-много дротиков боли вдруг вонзилось в сердце.
«Косметичка», как почувствовала, растревожилась:
– Ты так побледнела! Хорошо себя чувствуешь?
Облизнув пересохшие губы, я кивнула, сбросила обувь. Потом стянула белый свитер и забралась на стол.
Спонж, смоченный косметическим молочком, скользит по лицу. У меня красивое лицо, с высокими скулами и пухлыми губами. Единственное, что мне не нравится в своей мордочке, – это тяжеловатые верхние веки, делающие взгляд серьезным. Ага, теперь на спонже – тоник. Думать о препаратах. Запахах, текстурах. Умелых руках косметолога, за два часа преображающих потускневшую от осени и хронического недосыпания кожу.
«Сегодня седьмое октября. Седьмое. Наш день, – мелькают непослушные мысли. – Всего три года прошло. Как вечность. Вернуться бы в тот день. Хочу, хочу, больше всего на свете хочу этого!»
– Ты улыбаешься.
1 2 3 4 5 6