— Какого шоссе?
— Кукушкинского. Это возле станции Редниково. Зверски убита молодая женщина.
— Царствие ей небесное. Ты хочешь, чтобы я дала об этом происшествии информацию в прессу?
— Ни в коем случае.
— Тогда для чего ты так спешно вызвал меня из отпуска? Ты ведь знаешь: моя работа — писать статьи о раскрытии преступлений, о ваших профессиональных подвигах, формируя в умах населения и без того донельзя положительный образ сотрудника милиции.
— Катя…
— Что, Никита? — Она заглянула ему в глаза.
— Это дело необычное. Я бы сказал, из ряда вон.
— Сколько было убийств в твоей богатой практике? И сколько из них — из ряда вон?
— И тем не менее это дело совершенно особенное. Вот снимки с места происшествия. — Он, щелкнув мышью, открыл в компьютере нужный файл. — Смотри сама.
Щелкала мышка, мелькали снимки. Он укрупнил их. Катя увидела ночную натуру — освещенный фарами дежурных машин участок дороги, деревья, светлую иномарку, явно попавшую в аварию. Потом она увидела женский труп в салоне, снятый в разных ракурсах — слева, справа. Женщина была молодая. Блондинка. Что ж, все это уже было когда-то. И даже этот салон, залитый кровью, и заляпанное красным стекло машины — тоже было, и не раз.
— Семь ножевых ран, заметь, — сказал Колосов.
Семь ран. И это тоже было. Было и двадцать семь когда-то.
— Ограбление? — спросила Катя. — Хотели забрать ее машину?
Колосов щелкнул мышкой: возник снимок, запечатлевший изъятые вещи — дамскую сумку и ее содержимое: темные очки, ключи, портмоне.
— А это что такое? — Катя указала на экран. — Ювелирное украшение?
Вместо того чтобы укрупнить снимок, привлекший ее внимание, Колосов полез в сейф и достал оттуда опечатанный прозрачный пакет, явно приготовленный для отправки либо в ЭКУ, либо следователю прокуратуры. Катя узрела внутри пакета тот самый маленький тускло-золотистый кружочек, что был на снимке.
— Это древняя монета, — сказал Колосов, — вроде как византийская — мне в нашем ЭКУ сказали. Как видишь, убийца и ее тоже не взял, как и деньги и тачку. Монету в пакете я нашел под сиденьем в ходе осмотра. Может быть, она выпала откуда-то.
— Погибшая коллекционировала нумизматические древности? — равнодушно спросила Катя и внезапно тихо ахнула:
— Никита, а это что за мальчишка? Ой, какой, боже, весь в крови… Вот, заснят в «Скорой»?
— Это ее сын.
— Его тоже ранили? Такого кроху?
— Нет, его не ранили. Он сумел убежать.
Катя смотрела на снимок погибшей. На фотографию Мальчика на руках медсестры. Возле «Скорой» там, на снимке, стоял здоровяк-гаишник, видно было по его лицу: переживал за мальчика.
— Это инспектор ДПС, он их обнаружил — сначала парнишку, потом его мать. Помочь ей ничем не успел. Она была уже мертвая.
— Это такой вот маленький сумел убежать? — Катя покачала головой. — Да, дела… Но я все равно не понимаю Раз это убийство пока вами не раскрыто, раз писать о нем нельзя, для чего я-то тебе понадобилась?
— Знаешь, как звали убитую? — тихо спросил Колосов. — Евдокия Константиновна Абаканова-Судакова.
— Ну и что с того?
— Абаканова-Судакова.
Катя посмотрела на снимок в компьютере.
— Мне эта звучная фамилия ни о чем не говорит.
— Судаков, ее прадед, после войны был министром среднего и тяжелого машиностроения.
— Да? Она его правнучка?
— По женской линии. А по мужской — она внучка Абаканова.
— Никита, честное слово, я не…
— Ираклия Абаканова, — повторил Колосов.
— Какого еще Ираклия? Черт… Ираклия Абаканова? Того самого? — Катя откинулась на спинку стула. — Это правда? А я-то думала…
— Что ты думала?
— Что это давно уж и не фамилия вовсе. Что это некий такой ведомственный апокриф. Темный апокриф госбезопасности.
— Я таких ученых слов не знаю. А в толковый словарь заглянуть — влом. — Колосов хмыкнул. — А рассказов о нем действительно до сих пор много ходит. Разных.
Катя пожала плечами. Что она могла сказать? Имя Ираклия Абаканова было ей знакомо. Оно часто упоминалось на страницах прессы и в телепередачах — в исторических хрониках всегда рядом с именами Берии, Вышинского. Что ж, если время и пространство относительны, то генерал Абаканов, наверное, и был тем самым последним, припозднившимся гостем, поднимавшимся по мраморной лестнице на знаменитый бал к булгаковскому Воланду.
— В войну он возглавлял управление контрразведки, — продолжил Колосов. — После войны стал министром госбезопасности и МВД. Говорят, сферы влияния они с Лаврентием Палычем все делили, жестоко боролись за влияние на Сталина. Абаканов молодой был, подсиживал Берию со всех сторон.
— Подожди, постой.., но он ведь вроде потом покончил с собой? — воскликнула Катя. — Бросился под электричку?
— Под поезд метро на станции «Парк культуры».
— Это случилось после XX съезда?
— Нет, раньше — в пятьдесят четвертом, после расстрела Берии.
Катя снова взглянула на снимок жертвы.
— Если она его внучка, сколько же ей тогда лет? — спросила она недоверчиво.
— По паспорту тридцать один год.
— Но, Никита…
— У Ираклия Абаканова в пятьдесят четвертом остались молодая жена — он был женат на дочери министра Судакова — и трехлетний сынишка. Вот ее отец. А самому Абаканову в пятьдесят четвертом, между прочим, было всего сорок четыре года.
Катя встала со стула, подошла к окну. За окном был Внутренний двор главка. В ворота как раз въехала бронированная машина — автозак. В глубине двора, задушенная со всех сторон асфальтом, росла старая корявая яблоня. Ее не посмели тронуть, срубить. Здесь, в этом тихом дворе-колодце, не сыскать было пучка травы, клочка живой земли, только асфальт, асфальт, асфальт. Но яблоня росла наперекор всему, упорно цепляясь корнями за что-то в своем глубоком подполье. Наперекор всему весной она зацветала — и как еще! По осени приносила урожай яблок. Их рвали водители служебных машин.
Яблоня была местной легендой. И эти здания за ней, окружавшие двор, — о них ведь тоже ходили всяческие легенды и рассказы. Катя сама не раз их слышала. Как и всякие городские байки, они не всегда были правдой. Говорили, например, что вон в том здании в подвале, как раз под главковской библиотекой (самой по себе легендарной), некогда располагался министерский тир. И якобы туда любил приезжать Лаврентий Берия, чтобы лично, собственноручно допрашивать там, размахивая пистолетом, врагов народа во времена борьбы с космополитизмом. Но легенда бессовестно лгала: и зловещий тир никогда не помещался в подвале под библиотекой, и Берия никогда не приезжал в этот двор-колодец, потому что его, двора, и этого здания министерского тогда, в конце сороковых годов, еще и в помине-то не было.
Слыхала Катя ведомственные легенды и про генерала Ираклия Абаканова. К этой фамилии прилагались обычно — в тех же ведомственных байках, мемуарах, хрониках — тысячи эпитетов: «злой гений МГБ», «гений контрразведки», «палач», «вдохновитель репрессий», «мистификатор», «жертва тоталитаризма».
Честно признаться, она не особенно интересовалась всем этим. Ее всегда больше влекло настоящее, чем прошлое пятидесятилетней давности. Было только как-то странно знать: вот вроде был такой всесильный генерал, министр, возглавлявший объединенные ведомства госбезопасности и внутренних дел, слитые в те времена в единый стальной кулак. Был-был, а потом вдруг сплыл: бросился под поезд метро — даже не застрелился! — покончил с собой.
В памяти, как эхо, возникали какие-то обрывки, от кого-то услышанные, где-то прочитанные: старая актриса, красавица, чаровница, звезда экрана, в одночасье отправленная в ГУЛАГ, рассказывавшая о своих встречах с генералом, о своем «нет, хоть умрите» в ответ на его настойчивые мужские притязания. И еще что-то — про какую-то блестящую операцию или контроперацию против немцев в конце войны, про фокстрот, которого генерал был большим любителем, про ипподром и скачки, про джаз-банд Эдди Рознера, которому тоже, увы, вплоть до лагерной баланды с генералом, катастрофически не повезло. Про каких-то неведомых космополитов (сейчас, убей бог, не вспомнить из истории — кто такие, откуда?), про черный «воронок» у подъезда и ночные аресты, паутину
Колючей проволоки, старые дачи НКВД в подмосковном поселке Кучино, про призраков страшной Сухановской тюрьмы и «облака, плывущие в Абакан» где-то там, за границей дня сегодняшнего.
Но все это было так давно. Это было уже обглодано со всех сторон, залито чернилами, перенесено на страницы мемуаров, а в реальности — похоронено и забыто. Или еще не совсем забыто? Оказывается, от тех времен наши дни отделяли всего два поколения.
— Я все-таки по-прежнему слабо соображаю, Никита: чем я-то могу тебе в этом деле помочь? — спросила Катя.
В этот момент в кабинет заглянул тот самый незнакомец в сером костюме, что, казалось, случайно встретился в коридоре.
— Беседуете? — спросил он. — Ну, не буду вам мешать.
— Это Ануфриев, — сказал Колосов. — Прикомандирован к нашей оперативной группе в связи с этим делом.
— Откуда он? — спросила Катя.
— Да вот оттуда.
— Надо же. А Нина вам для чего? — Катя внезапно встревожилась.
— Я тебе сейчас все объясню. Но сначала ты должна знать, что я узнал там, на шоссе, во время осмотра.
Катя слушала, не перебивая.
— Выходит, этот мальчик — сын Евдокии Абакановой-Судаковой? — спросила она после.
— Да.
— А как же она с ним оказалась ночью на этом Кукушкинском шоссе? Откуда и куда ехала?
— Это пока еще неизвестно.
— Но вообще, хоть что-то, кроме фамилии, вам известно о ней самой, о ее семье?
— Известно. Кое-что сами накопали, кое-какую информацию Ануфриев предоставил.
— Но почему они вмешиваются в это дело? Это же чисто уголовное преступление, не их юрисдикция.
Колосов ничего на это не ответил. Он был хмур и явно чем-то сильно озадачен.
— Ну, и какое же у тебя личное впечатление от осмотра места? — спросила Катя.
— Личное? Да как тебе сказать, чтобы было прилично, а не матерно… Что мы узнали? Да ничего особого, проливающего свет, так сказать. Евдокии Абакановой нанесено семь колото-резаных ножевых ран. По крайней мере, три из них уже изначально были смертельны. Почти все раны нанесены сзади — в шею, в спину, под лопатку. Нападение произошло в машине. Ребенок, судя по всему, в момент нападения находился на переднем сиденье рядом с матерью, и ему удалось выскочить. Или же, скорей всего, это она, спасая, вытолкнула его прочь.
— Значит, убийца находился в салоне? Пассажир?
— Вряд ли бы она ночью посадила случайного пассажира. Либо это был кто-то свой, с которым они ехали вместе, либо…
— Что?
— Ну, я подумал.., у «Шкоды Октавии» довольно просторный салон. Было же темно, ночь. Убийца мог спрятаться сзади и напасть.
— Спрятаться сзади? Что, между сиденьями, что ли, притаиться? Никита, это нереально. Такое только в американских фильмах про маньяков: бац — и выскочит как чертик из бутылки.
— В этой «Шкоде» сзади на сиденье барахла разного было накидано — целый гардероб эта Абаканова с собой возила. Ну, потом эксперты осмотрели салон. Изъято несколько шерстяных волокон с сидений, потом фрагменты грунта найдены на полу, на коврике. Нет, Катя, возможности, что убийца прятался сзади, я не исключаю. Потом, само нападение… Судя по всему, оно произошло во время движения машины. Правда, скорость на тот момент еще была небольшой, иначе авария была бы гораздо серьезнее.
— Как можно сесть в свою машину и не заметить, что сзади прячется человек? — хмыкнула Катя. — Пусть даже и ночь, тьма кругом. Хотя бывали случаи, конечно. А про скорость ты к чему? Думаешь, что эта Абаканова только выезжала на шоссе, точнее, не успела отъехать от какого-то конкретного места?
Колосов снова щелкнул мышкой. Отыскал нужный файл — подробная карта района, прилегающего к железнодорожной станции Редниково.
— Вот смотри, — сказал он, — вот здесь это самое Кукушкинское шоссе. Вот место, где обнаружена «Шкода» и труп. А вот тут — метрах в трехстах за поворотом — инспектором ДПС Луковым был найден этот самый мальчик Лева Абаканов. Между прочим, на инспектора эта встреча на ночной дороге произвела неизгладимое впечатление.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я-то? Я сам видел этого парнишку там, на месте, в «Скорой». Он был… Катя, в общем, зрелище было какое-то жуткое. Ты знаешь, у меня нервы крепкие, да и кожа, как у бегемота, на такие вещи, но даже я… Слышала бы ты, как он выл, как кричал.
— А что у нас вот здесь? — спросила Катя после паузы.
— Здесь станция. До нее от места убийства примерно километров девять. От озера и располагающегося на его берегах кантри-клуба примерно километра полтора. И примерно столько же до поселка Красный Пионер.
— Рабочий поселок или дачный?
— Дачный. Место тихое, живописное. Много художников живет, там какой-то бывший дачный кооператив. Сейчас расширяется, активно застраивается. И вот еще какая деталь: в трех километрах при выезде на магистральное шоссе — наш стационарный пост ГИБДД. А вот здесь, фактически совсем близко от места нападения, в ту ночь нес дежурство инспектор ДПС Луков. Ничего подозрительного он не видел, криков о помощи не слышал. Никто мимо него, говорит, в ту ночь не проезжал, кроме грузовой машины. Водителя он хорошо знает, тот местный. И, надо Думать, вне всяких подозрений.
— Значит… — Ничего это пока особо не значит, Катя. — Колосов покачал головой. — Это всего лишь привязка к местности. А в остальном пока только догадки. Самая главная улика — орудие убийства — отсутствует.
— А с отпечатками что?
— На приборной панели, на руле, на дверях с внутренней стороны следы пальцев рук убитой. А вот на ручке правой задней двери с внешней стороны эксперт наш обнаружил частицы талька.
— Талька?
— Если убийца не дурак, а он, кажется, не дурак, то он хватался за эту самую ручку в перчатках из латекса.
— В перчатках? Он, по-твоему, сантехник?
— Это ж классический прием заметания следов. Любой школьник, читающий детективы, это знает.
— Ладно, допустим, убийца орудовал в перчатках. Как он мог незаметно проникнуть в машину и спрятаться сзади?
1 2 3 4 5 6 7 8