За них он будет держаться на плаву. А то сама-то линза скользкая, улизнет чего доброго…
Симка через полосу воды перешел с песка на плоты. Рядом с ними глубина была по пояс, и когда он забрался на бревна, со штанов бежало. Плот оказался широкий, и Симка порадовался этому. По теплым от солнца бревнам он доскакал до другого края. И вот она перед ним – «большая вода».
Который Всегда Рядом больше не говорил «Ох, Зуёк…» – чего тормозить человека, если он все решил окончательно! Только хуже сделаешь…
Симка опустил линзу на воду, она почти не погрузилась и запрыгала на мелкой ряби. Осторожно, без плеска Симка скользнул с плота сам, окунулся по шею. Вода в первый миг облепила его холодом, но почти сразу холод исчез. Симка ухватил жгут, толкнул линзу под себя. Она сперва сопротивлялась, выскальзывала, но он придавил ее животом. И она, послушавшись наконец, приподняла собой легонького Зуйка – плечи и спина с сумкой оказались над водой.
Симка крутнулся в воде, оттолкнулся ступнями от бревна и сделал первый гребок.
Так он и поплыл: левой рукой держался за жгут, а правой греб. Если грести двумя, получилось бы, конечно, быстрее, но ведь не отпустишься. Ладно, спешить некуда. Главное – не бояться…
Помогал Симка и ногами – дергал ими по-лягушачьи. Иногда дерганье и гребок совпадали, рывок получался сильным, тело толкалось вперед, как бы желая опередить державшую его плавучую линзу. Голова по самый подбородок макалась в воду. Несколько раз вода – очень пресная и пахнущая песком – попадала в рот, Симка даже закашлялся разок. Но это было ничего, не опасно. И не следует оглядываться – чтобы не огорчаться, если проплыл мало, или не пугаться, если много (тогда получится, что ты вдали от обоих берегов).
Впрочем, когда твои глаза почти вровень с водой, трудно определить, далеко ли берег. То кажется, что почти рядом, то, как у морского горизонта. К тому же мелкая рябь плещется у лица, гляди, чтобы не глотнуть опять… Но ни страха, ни усталости пока не было. И чтобы они не появились, Симка решил включить в себе какую-нибудь песню. Для такого случая годилась бодрая и дурашливая. Вроде этой:
На далеком Севере
Эскимосы бегали,
Эскимосы бегали
За моржо й.
Эскимос поймал моржу
И воткнул в нее ножу ,
И воткнул в нее ножу
Глу-бо-ко…
Эта песня помнилась с дошкольных времен. Ее любил голосить Симкин сосед пятиклассник Гришка Елохин, когда Симка и мама жили еще на прежней квартире, на Профсоюзной улице. Гришка голосил и накачивал велосипедным насосом залатанный волейбольный мяч, а его мать ругалась и требовала, чтобы он шел домой учить правила по русскому языку, потому что схлопотал переэкзаменовку. А Гришка нахально пел и не шел…
Положили ту моржу
На огромную баржу ,
На огромную баржу
По-пе-рек.
Моржу было жаль, но Симка утешал себя, что ножу воткнули в нее все-таки неглубоко и рана получилась неопасная. Потому что
Надоело ей лежать,
Сняла шкуру – и бежать,
Сняла шкуру – и бежать
На-ги-шом…
Правда, без шкуры на Севере холодно, однако можно было надеяться, что морж а вскоре вырастит на себе другую. Так что все кончилось хорошо… Хотя, с другой стороны, для эскимосов-то – плохо. Старались, охотились, а вместо добычи – фиг… Ну, не совсем фиг, шкура осталась, хотя и с дыркой. Но ни моржового мяса, ни моржовой кости, из которой эскимосы вырезают всякие игрушки на продажу, у них на этот раз не будет. А небось думали накормить все стойбище и деньжат подзаработать…
Вот так везде на белом свете. От одного и того же дела – кому-то радость, а кому-то беда. Пацаны в переулке гоняют мяч, орут и радуются, им весело, а соседки из окон ругаются: мешаете своим гвалтом… Собаку Лайку запустили в космос, газеты и радио ликуют – новая победа советской науки! А собаке каково?.. Или вот Софья Петровна рассказывала на политинформации про засуху в капиталистических странах. Когда выгорает урожай, фермеры и крестьяне впадают в бедность, а торговцы зерном радуются: можно взвинтить цены…
Наверно, поэтому Высшая Сила редко вмешивается в людские дела: всем не угодишь, пусть сами разбираются на своей планете…
Под мелодию песенки о морже и под размышления о горьких противоречиях жизни Симка ритмично двигал рукой и ногами и, по его расчетам, уже одолел не меньше половины пути. И здесь начались неприятности. Ослабел жгут, за который Симка держался. Еще немного – и развяжется. Тогда линза обязательно ускользнет из-под живота. Она и теперь уже елозит из стороны в сторону… А рука устала… Надо бы перехватить – правой взяться за жгут, а левой грести. Но опасно менять руки. Кажется, что от этого тряпичные «удила» ослабеют еще больше… Ну ладно, только без паники. И ни в коем случае не думать, какая под тобой глубина и как далеко еще до земли… По правде говоря, не так уж и далеко… Еще гребок, еще… Можно ведь и отдохнуть. Куда спешить-то? Правда, течение на середине сильнее, чем у берега, несет легонького Зуйка, как бумажный кораблик. Небось донесет до самого моста, а то и протащит под ним. И не будет никакой выгоды в расстоянии, наоборот. Ну да ладно, быть бы живу!..
«Не смей думать про маму!» – велел Который Всегда Рядом. А Симка и не собирался! Не хватало еще начать думать, что сделается с мамой, если его недышащее тело выловят где-нибудь далеко по течению, за Судостроительным заводом!
Какая чушь! Надо грести и не поддаваться дурацкому страху. Лучше… лучше закончить песенку. Сочинить совсем хороший конец…
Вся от холода дрожа,
Говорит себе моржа,
Говорит себе моржа:
«Не беда!
Я сошью себе тулуп…
И пойду на танцы… в клуб…
И пойду на танцы в клуб!
Ве-чер-ком»…
Во как здорово получилось! Плохо только, что совсем устала рука. Ну, ничего… Надо еще про эскимосов. Чтобы и у них все было в порядке…
Эскимосы… (хи-хи-хи!)
Ловят рыбу для ухи…
Ловят рыбу для ухи
И поют:
«Ну и фиг с тобой, моржа,
Ну и пусть ты убежа…
Ну и пусть ты убежа…»
Дальше не сочинялось. Дальше стало совсем худо. Потому что вода, которая все время была довольно теплая, вдруг словно разом остыла и тряханула Симку крупной дрожью. Это само по себе еще ничего бы. Но мышца под коленкой левой ноги задеревенела. Пока была еще не настоящая судорога, но, если двинуть порезче, ногу сведет тягучая нестерпимая боль, от которой не спасет никакая музыка.
У Симки уже бывали судороги в ноге, но, к счастью, каждый раз на мелководье. А сейчас что делать? Надо перестать грести, изогнуться, крепко-крепко ущипнуть себя под коленом. Он так и сделал. Деревянность в мышце ослабла. Но линза наконец выскользнула из-под живота, неуклюже запрыгала под локтем. Симка ухватил ее второй рукой, снова затолкал под себя, однако при этом пришлось задергать ногами, и тугое предчувствие боли снова затвердело под коленом. Двинешься – и капут.
А берег-то совсем недалеко! Еще бы минута – и там! Но в Симкиных мускулах и нервах было понимание – шевелиться нельзя. А как быть? Заорать «спасите»? Стыд какой!.. Ну да наплевать на стыд, раз такое дело. Симка крутнул головой направо, налево: нет ли поблизости лодки или катера. Конечно, не было… Назад смотреть он не решился: это требовало слишком большого движения.
В ушах нарастал шум: смесь непонятного гудения и плеска. Шум сбивал мысли. И все-таки одна решительная мысль пробилась: пусть сведет ногу, все равно надо начать грести. Стремительно, изо всех сил! Чтобы отчаянными рывками добраться до земли в самое короткое время. А боль придется перетерпеть!
Сражайтесь, кубинцы!..
Симка сцепил зубы и рванулся, и боль тут же злорадно скрутила мускул, но он рванулся опять, и… непонятная сила дернула его назад! Потянула за сумку, приподняла над водой… Несколько рук вцепились в Симку, потащили вверх…
Уже потом он понял, что его зацепили багром – с плавучей посудины, которая подошла сзади. Из-за шума в ушах (а может, это был шум двигателя?) Симка ее не услышал. Странная была посудина: то ли лайба какая-то, то ли катер, то ли крохотный пароход. Над головой торчала труба – явно склепанная из фанеры. Она была белая, с голубой полосой и желтым якорем на этой полосе, а ниже чернел силуэт разлапистой черепахи. Была еще и белая рубка с круглыми иллюминаторами, а из-за бортов подымались шевелящие лопастями гребные колеса. Здоровенные – верхний край выше Симкиной головы…
Но все это Симка разглядел позже. А в первую минуту стоял на досках корабельного днища, обалдело прижимал к груди линзу и мигал. С него текло. Боль в ноге – видимо, от неожиданности – исчезла без следа.
А перед Симкой стоял непонятный дядька. Босой, в подвернутых парусиновых штанах, весьма толстоватый. Безрукавая тельняшка обтягивала его круглый живот. На руках и ногах густо курчавились волосы. Круглые щеки были в темной щетине, которую еще немного – и можно будет назвать бородой. Голову покрывала такая же темная, похожая на сапожную щетку прическа (если можно это назвать прической!). Дядька смотрел на Симку сквозь толстые очки. И не было в его взгляде ни осуждения, ни строгости. Были смешинки.
– Ответствуй, юнга, – сказал он негромким, аккуратным таким баском. – Ты почти утопленник или просто пловец? Если мы напрасно заподозрили в тебе терпящего бедствие и выловили зря, то от имени экипажа славного парохода «Тортила», я принесу свои извинения…
Симка помотал головой. Опасности уже не было, и он быстро приходил в себя.
– Вообще-то я пловец, – сообщил он, глядя в веселые очки. И честно добавил: – Только вдруг начала судорога подкрадываться… Так что вы, наверно, не зря… подоспели…
Дядька оглянулся.
– Вахтенный штурман Кочерга… э, Кочергин! Запишите в судовой журнал: «Выловили пловца, который признался, что мы подоспели не зря…» – Потом он опять глянул на Симку. – А чего это тебя, пловец, понесло через реку в одетом виде и с багажом? Тем более что мост недалеко.
– А вот эту штуку нашел. И решил попробовать ее плавучесть… – Симка бодро покачал перед собой линзой. Ему было хорошо оттого, что его так вовремя выловили (и, может, даже спасли от гибели). И оттого, что спасатели оказались славные. И дядька, и его экипаж.
Экипаж состоял из пятерых мальчишек. Старшему (который, судя по всему, штурман Кочерга или Кочергин) – лет четырнадцать. Был он тощий, с длинной, как огурец, покрытой рыжеватыми волосками головой, с улыбчатым ртом-полумесяцем. Он опирался на длинный багор, как опирается на трезубец морской царь Нептун. Трое других – примерно Симкиного возраста. Один с очень знакомым лицом (Симка понял потом – похож на мальчика Дэви из фильма «Последний дюйм», который он смотрел четыре раза). Двое других – одинаково смуглые и быстроглазые – наверно, братья. А еще один – лет девяти, беловолосый, пухловатый, с очень круглым (говорят «по циркулю») лицом, удивленными зелеными глазищами и похожими на крылья бабочки ушами.
Все были в плавках с тесемками на боку, лишь Кочерга в обвисшей сиреневой футболке и сатиновых трусах до колен.
Экипаж деловито осмотрел Симкину находку, Кочерга постучал по ней костяшками пальцев и признал, что «стоящий предмет».
– А зачем он? – спросил тот, что с ушами-крылышками.
– Мало ли… Можно солнечный кипятильник сделать, – с ходу придумал Симка. Про телескоп он не стал говорить, чтобы не сглазить. – Наберешь сюда воду, направишь лучи на чайник, он и закипит.
– Не хватит энергии… – усомнился один из смуглых.
– Еще как хватит! Я недавно на том берегу этой линзой костер запалил! Для опыта…
– Тогда конечно, – покладисто сказал смуглый.
– Что с тобой дальше-то делать, пловец? – спросил дядька. – Наверно, нет тебе резона снова плыть самому. Доставить тебя на берег?
– Если не трудно… – деликатно сказал Симка. Плыть и правда не хотелось, хотя берег-то вот он, под боком.
– Какой труд! Сейчас… – И дядька, пригнувшись, исчез в фанерной рубке.
Похожий на Дэви мальчишка встал к штурвалу (это было тележное колесо с примотанными к спицам рукоятками). Оглянулся на Симку.
– Тебя куда? Прямо здесь высадить или в другом месте?
– Лучше вон туда, повыше. А то снесло меня… И добавил опять: – Если не трудно…
– А чего трудного-то, – сказал Кочерга. – Все равно вверх идем…
Где-то у кормы застучал, закашлял невидимый мотор. «Тортила» не спеша двинулась против течения. Заколыхался под косым отростком невысокой мачты флаг – желтый, с той же черной черепахой, что на трубе. Медленно, а потом побыстрее, завертелись у бортов двухметровые колеса с лопастями. Ясно было, что вертятся они просто так, от встречной воды, но все равно это впечатляло. Видно, те, кто оборудовал судно, хотели чтобы оно походило на солидный пароход.
– Выжми шмотки-то, – посоветовал Кочерга. – А то вздрагиваешь.
Симка скинул со спины сумку, стянул прилипшую майку и штаны, стал выкручивать их над бортом. Подошли двое смуглых, по очереди помогли. Подошел младший, тоже хотел, наверно, помочь, да не знал, как подступиться. Помог советом:
– Трусы тоже выжми, девчонок тут нету…
Симка выжал и трусы. Снова натянул их, а шорты и майку повесил на теплый от солнца борт – пусть подсохнут хоть немного за короткие минуты плавания.
Кочерга что-то шепнул младшему, тот нырнул в рубку и вернулся с похожим на огнетушитель китайским термосом. Кочерга открутил пробку-стакан.
– На, глотни. Тут горячий чай.
Симка охотно поглотал очень теплую и сладкую жидкость с запахом березового веника. И спросил:
– А у вас это что за корабль? Откуда?
– Сами склепали, – охотно отозвался возникший у него за спиной дядька. – Была эта посудина у одного старика, он на ней то рыбачил, то всяких тетушек-торговок с З а реки на городской рынок переправлял. Потом уехал к сыну в Омск, а этот дредноут оставил ребятам. Вот этим, значит, моим соседям. Те – ко мне: «Помоги, Вадим Вадимыч, соорудить пароход, как во времена Тома Сойера. Я вообще-то сухопутный человек, но Марка Твена читал, Стивенсона и Жюль Верна тоже. Соблазнился идеей. Вот и плаваем. Только речная милиция да инспекторы всякие придираются: нет, мол, у вас нужных прав и документов…
– А почему такое названье… буратиновое?
1 2 3 4 5 6 7