"
- Кого вытащил? - хрипло спросил Колыванцев.
- Да Ерохина же! Два километра от тракта, на старой дороге.
Колыванцев отчаянно хлопнул себя по карманам.
- Какой дьявол его туда понес?! Где я тебе возьму Великанова?!
Он здесь раз в сутки бывает! Чего чепуху-то молоть!
Алешка отступил на шаг.
- Что вы на меня кричите? - тихо сказал Алешка.
Он еще хотел добавить, что не заставлял Ерохина опрокидывать
прицеп, а Великанова - лишь раз в сутки приезжать на полевой стан...
Но Колыванцев замолчал, вздохнул и неожиданно спросил:
- Есть хочешь?
Алешка посмотрел в глаза Колыванцеву - припухшие, усталые и
немного виноватые. Вытер локтем вспотевший лоб и кивнул. Он и правда
хотел есть.
Они прошли через широкую утрамбованную площадку. Словно кто-то
расчистил здесь футбольное поле. По краю площадки было вырыто
несколько узких глубоких ям. "Для столбов, - понял Алешка. - Может
быть, еще успеют поставить сегодня? Интересно, что такое
зернопульты?"
- Уморился, пока ехал? - на ходу спросил Колыванцев.
- Да нет, - сказал Алешка и постарался шагать пошире.
- Все же без седла, на ногах. Километров двенадцать накрутил.
- Подумаешь, - сказал Алешка и вспомнил Юркин язвительный
шепот. Собирались на рыбалку, и Юрка шептал: "Ну его, Борь, маминого
сыночка. Еще заплачет по дороге, что устал..."
Шиш тебе, Юрка!
У дальнего вагончика дымила походная кухня, похожая немного на
старинный паровоз.
- Катюша! - позвал Колыванцев.
Маленькая смуглая Катюша выскочила из-за кухни. "Будто
прокоптилась здесь у огня", - подумал Алешка, и ему стало почему-то
смешно.
- Осталось у тебя что-нибудь? - спросил ее Колыванцев.
Блестя белками глаз, Катюша затрещала:
- Ой, господи, Дмит-Васильич, ковалевцы не приезжали, Мохов не
приезжал, студенты тоже. Совсем, что ли, не будут обедать? Куда я
буду все это девать?
- Покорми человека. - Дмитрий Васильевич подтолкнул Алешку в
спину шершавой ладонью.
Алешка получил полную чашку супа из разваренной картошки с
коричневыми крупинками мяса.
Раньше, когда мама водила его к кому-нибудь в гости, он всегда
отчаянно смущался за столом. Давился пирогом, захлебывался чаем и от
неловкости начинал болтать ногами, что, по утверждению мамы, было уж
совсем скверно.
А тут он не стеснялся. Нисколько. Сел прямо на землю, опустил
ноги в яму для столба, поставил посудину на колени и взялся за
ложку. Но алюминиевое дно обжигало колени. Тогда Алешка отошел к
траве, лег на живот, поставил чашку перед собой. Сейчас же из травы
попрыгали в суп крошечные зеленые букашки. И сварились. Алешка
вздохнул:
- Вот сумасшедшие. - И стал вылавливать их кончиком ложки. Но
рыгали все новые, и он махнул рукой.
Суп был горячий, и Алешка глотал, не разбирая вкуса. Краем
глаза он увидел, как лихо подкатил тяжелый грузовик. Из кузова
сбросили доски и осторожно спустили какой-то мотор.
К водителю подошел Колыванцев. Что-то сказал, и громадная
машина послушно попятилась, развернулась и пошла назад, поднимая
летучую пыль.
Алешка отнес посуду Катюше.
- Добавку? - спросила она.
Он засмеялся и замотал головой.
- И куда я все это дену? - жалобно глядя на котел, протянула
Катюша.
На другом конце тока Алешка разыскал велосипед. Подъехал к
Колыванцеву.
- Уже? - рассеянно спросил тот.
- До свидания, - сказал Алешка. - Мне к четырем обязательно
надо домой.
- К четырем?
Дмитрий Васильевич вздернул рукав и показал часы. Было три
минуты пятого.
Дорога прямая и ровная. Груженый "ЗИЛ" идет мягко. Лишь изредка
его тряхнет на случайной кочке. Тогда у велосипеда бренчит звонок и
начинает медленно крутиться заднее колесо. Велосипед лежит у кабины,
воткнувшись рулем в зерно. Алешка сидит рядом. Сидеть хорошо. Он
зарыл в пшеницу ноги. Зерно сухое и прохладное. И поэтому даже
солнце кажется не таким жарким. Да и не высоко оно, не так, как в
полдень. Ветер бьет навстречу короткими хлесткими волнами. Эти волны
пахнут теплой сухой землей, дымом торфа и смолистым воздухом леса.
Так бы ехать и ехать все время.
Но Алешке надо скорее домой. Василий, наверно, пришел уже и
спрашивает, где велосипед. Он требует, чтобы к его приходу "машина"
всегда была на месте. Поэтому и едет Алешка на грузовике.
Устроил его Колыванцев. Он вышел на дорогу и махнул первой же
машине, и та затормозила, подняв перед собой серое пылевое облако.
Водитель высунулся из кабины. Это был очень пожилой шофер. И,
наверное, он казался еще старше, чем был на самом деле. В морщины
набилась пыль, и они стали резкими и темными. Лицо недовольное, даже
суровое.
- Закурить есть? - спросил Колыванцев.
Шофер молча протянул ему пачку и щелчком выбил сигарету.
- В Юрты сейчас? - поинтересовался Колыванцев, отыскивая в
кармане спички.
- В Юрты.
- Мальца захвати. Ему туда же.
Шофер мельком взглянул на Алешку.
- Я еще в Боровое заскочу. Зерно-то надо ссыпать.
- Ну, заскочишь, а потом в Юрты. Все равно скорее, чем он на
педалях пилить будет. Приехал, понимаешь, Ерохина выручать. Устал,
пока крутил.
- Я не устал. Просто мне надо быстрее, - объяснил Алешка.
Шофер не обратил внимания. Спросил Колыванцева:
- А с Ерохиным что?
- Сел в песке.
- Вот рыжий балалаечник, - сквозь зубы сказал водитель.
Почему балалаечник, было непонятно.
- Дмитрий Васильевич, а поехали уже его вытаскивать? -
озабоченно спросил Алешка.
- Поехали уже.
- Великанов?
- Нет, другой.
Колыванцев легко поднял в кузов велосипед и велел Алешке
садиться в кабину.
- Можно я в кузове? - Ехать рядом с сердитым водителем Алешке
не хотелось.
- Не бойся, не свалится твой драндулет, - сказал шофер.
- Я не боюсь. Просто я хочу в кузове.
- Только без дураков там. Сиди смирно...
И вот Алешка сидит. Смотрит с высоты и видит землю. Земля - это
круг, опоясанный дымчатой кромкой лесов. Круг, желтый от спелых
колосьев, зеленый от листьев и трав. Он перехлестнут дорогами. По
дорогам пылят машины. Вдали по насыпи тянется состав. Ходят в поле
красные комбайны. А дальше, за насыпью, стелются над жухлой травой
сухого болота седые космы дыма, уползают куда-то к лесу. Прошел над
лесом самолет и оставил в небе черные точки. Точки падают, падают и
вдруг превращаются в легкие белые пузырьки. Цепочка пузырьков
повисает в синем воздухе. Парашютисты. Что это? Тренировка? Или
что-то другое?
Круг земли, который виден Алешке, живет беспокойно и тревожно.
Все в работе и движении. И Алешка, подхваченный этим движением, тоже
мчится куда-то.
Ну и пусть. Даже хорошо, что так вышло. Если сегодня придет на
стан лесовоз и поставят столбы, протянут провода и загудят
таинственные зернопульты, то, может быть, не зря Алешка опоздал на
берег. Ведь в конце концов не в последний рейс ушел "Рахманинов".
Вот только Василий... Он может отобрать велосипед навсегда. Он не
любит слушать объяснений... Но сегодня же пятница! Может быть,
сегодня он придет поздно. Кажется, по пятницам он с друзьями
ремонтирует поселковый клуб... В общем, все равно: теперь жалеть
поздно.
Удивительная вещь - дорога. Сколько встреч и приключений на
ней, если только не смотреть назад, не бояться...
Шофер оставил Алешку на заросшей лопухами деревенской улице.
Сказал, что сдаст зерно и заедет сюда на обратном пути. А на пункте
Алешке, мол, делать нечего.
Алешка прислонил велосипед к плетню, сооруженному из прутьев и
палок. Потом сел в траву. И начал ждать.
Улица была пуста. Только бродили неподалеку серые недружелюбные
гуси. Один из них, с шишковатым лбом и красными глазами, иногда
отделялся от компании и направлялся к Алешке. Останавливаясь на
полдороге, он вытягивал над землей шею и нахально шипел. Потом он
успокоился. Успокоился и Алешка. Бросил прут, который на всякий
случай выдернул из плетня.
А время шло. Где-то за домами гудели моторы, протарахтел
мотоцикл, а здесь было тихо. Никого и ничего, кроме гусей.
Появилась собака,, очень большая, серая и лохматая. Она бежала
куда-то по своим делам. Алешка подумал и свистнул. Собака
остановилась. У нее была добрая, озабоченная морда. Алешка чмокнул
губами. Собака подошла и махнула хвостом, один раз, для приличия.
Алешка погладил ей белое пятно на лбу, почесал за ухом. Собака
терпеливо перенесла это и вопросительно глянула на него желтыми
прозрачными глазами: а что дальше? Что дальше, Алешка и сам не знал.
Взгляд собаки стал укоризненным: "Эх ты! А зачем-то звал, отрывал от
дела". Она отвернулась и деловитой рысцой потрусила вдоль забора,
сразу позабыв про Алешку.
Ему вдруг стало грустно, одному на пустой незнакомой улице.
И шофер куда-то исчез...
Алешка сорвал сухой стебелек, смерил его по длине мизинца,
торчком зажал между указательным и средним пальцами. Потом развернул
обе ладони, будто книгу. Тень стебелька перескочила шесть пальцев.
Неужели шесть часов? Вот тебе и "скорее"!
Это Валька его научила так измерять время. А раз она сказала -
значит, все правильно. Она никогда не врет ему. Не то что Алешка. Он
терпит, терпит, а потом что-нибудь да сочинит. Зачем-то наврал про
метеорит, который зажег торф... А может быть, не наврал? Может,
правда был метеорит? Они же часто падают в августе...
- Все сидишь?..
Алешка вздрогнул. Это подошел шофер. Подошел незаметно и встал
рядом. И смотрит как-то внимательно, будто хочет о чем-то спросить.
Он, наверно, не сердитый, а просто очень устал.
- Ну, пойдем, - тихо сказал шофер.
Алешка вскочил и взял велосипед.
- К машине? А где она?
- Там она... Пойдем.
Он пошел вперед, потом замедлил шаги, чтобы Алешка догнал его.
- Вот что... Звать-то тебя как?
- Алеша.
- Вот что, Алексей, - мягко сказал шофер, - тут беда случилась.
Человек раненый, надо бы в больницу везти. А машин, кроме моей, нет.
- Да? - пробормотал Алешка. Больше он не знал, что сказать.
Ранило какого-то человека. И есть только одна машина.
- А до Юрт далеко? - спросил он.
- Тридцать один. По спидометру.
- У-у... - вырвалось у Алешки.
- То-то и оно, что "у-у".
Они подошли к длинному дому с побеленным каменным фундаментом.
У калитки стояли трое. Алешка слышал, как один говорил:
- Я фельдшер, а не хирург. Что вы, честное слово... И рентгена
здесь нет.
На скамейке, привалившись к забору, неловко вытянув ногу, сидел
четвертый. В синем брезентовом комбинезоне. Рядом лежал кожаный
шлем.
- Парашютист? - шепотом спросил Алешка и шофера.
- Да... Из пожарников. Парашют раскрылся не полностью.
- А нога сломана, да?
- Кто ее знает... Вроде нет перелома, фельдшер не обнаружил, а
все-таки... Сам видишь.
Парашютист прислонился затылком к доске, молчал и по очереди
смотрел на стоявших. Лицо у него было бело-коричневым, с запавшими
щеками. Он коротко дышал, приоткрыв рот и сжав зубы.
Человек в кожаной куртке на плечах осторожно сказал
парашютисту:
- Вы три километра продержались едва-едва. А до города
пятьдесят. Будь у меня коляска - другое дело...
- Но есть же машина! - вмешался еще один, сердито жующий
папиросу.
- Есть-то есть, - озабоченно проговорил шофер, и все
повернулись к нему.
Тот, который говорил про машину, сунул в карман кулаки,
выплюнул окурок и тонко закричал:
- Будешь сопляков возить, а человек пусть мучается?!
Парашютист разжал зубы.
- Ты за меня не плачь... Я могу и здесь отлежаться. Приходилось
и не так...
- Я не знаю, - устало и раздраженно сказал фельдшер. - Не знаю,
понятно? Может быть, ничего серьезного, а может быть...
- Вот-вот! - снова закричал самый шумный из мужчин. - Все может
быть! А мы в детский сад играем!
Пальцы шофера покрепче сжали Алешкино плечо.
- Ты не ори попусту, - медленно произнес шофер. - В Юрты больше
не будет машин. А тридцать верст для парня - путь не близкий. И он
не просто так катается, он тоже сделал свое дело. А у меня
распоряжение Колыванцева.
И, чуть наклонившись к Алешке, он негромко сказал:
- В общем, решай сам.
Алешка растерялся. Он никогда не решал таких вопросов. Чтобы
вот так, от одного его слова зависело, куда пойдет, кого повезет
громадная, могучая машина. Он вспомнил колонну грузовиков на тракте.
Если бы там они были так послушны!.. А люди ждали. И вдруг Алешке
стало стыдно, что он думает о всякой ерунде и молчит. Ведь вопрос-то
хоть и важный, но совсем простой. Чего же тут думать?
Он так и сказал:
- Чего тут решать...
- А доберешься? - спросил шофер.
- Доберусь. Подумаешь! - сказал Алешка. И вдруг понял, что
другого ответа от него и не ждали.
Человек в кожаной куртке вдруг предложил:
- Оставь-ка ты велосипед у меня. И адрес напиши. Завтра
забросим на попутной. А сейчас я тебя на мотоцикле.
И все заговорили, что это правильно, что так и надо сделать.
- Я не могу, - сказал Алешка, - он не мой. Обязательно надо
сегодня.
- Всыплют тебе дома небось, что поздно приедешь, - вдруг
посочувствовал тот, который недавно кричал.
- Просто больше не дадут велосипед, - сказал Алешка.
- Мальчик, подожди. - Это снова заговорил парашютист. Он
потянулся к боковому карману. Фельдшер поспешно качнулся к нему, но
движением пальцев парашютист остановил его. Медленно оттянул язычок
застежки-"молнии" и вытащил плотный помятый конверт.
- Где-нибудь опусти по дороге. Ладно? Ну, спасибо.
- Я опущу на станции, - пообещал Алешка. Прежде, чем сунуть
письмо под майку, он украдкой прочитал адрес: "Дмитров, Центральная,
3-а, кв. 19, Кольчугиной Марии В.".
Кто она, Кольчугина Мария В.? Может быть, жена, может быть,
мать. Она не узнает про несчастье.
1 2 3 4