Телохранитель Евгения Охотникова - 0


«Серова М. Дублерша для жены»: Эксмо; М.; 2004
ISBN 5-699-04388-8
Аннотация
Будьте моей женой! — с таким, прямо скажем, неожиданным предложением обращается к телохранителю Евгении Охотниковой известный режиссер Леонард Эллер, приехавший в родной город снимать новый фильм Но на самом деле жениться на Охотниковой режиссер вовсе не собирается Выясняется, что он просит Женю, невероятно похожую на его жену, выдать себя за нее и сыграть роль живца, чтобы узнать, кто и почему той угрожает И начинается «кино». Правда, чрезвычайно опасное похищения, нападения, стрельба Только не киношные, а настоящие То и дело рискуя жизнью. Женя невольно задается вопросом а так ли все на самом деле, как пытается представить ей «муж» — режиссер?..
Марина СЕРОВА
ДУБЛЕРША ДЛЯ ЖЕНЫ
Как ты любил!., ты пригубил
Погибели — не в этом дело.
Как ты любил!., ты погубил,
Но погубил так неумело.
Белла АХМАДУЛИНА
Пролог
— Привет, Алинка. Вот, решила позвонить.
— Что-то долго решала. За то время, пока ты не звонила, ребенка склепать можно.
И родить.
— Склепать — дело недолгое. А ты как, не решила рожать? А то уже двадцать семь, все-таки пора бы, организмы у нас с тобой уже не как у восемнадцатилетних девочек.
— Знаешь что, Ирка? — В голосе говорившей проскользнула недвусмысленная гневная ирония. — Говори за свой собственный организм. Тем более что ты, кажется, опять подсела плотно. Ты же вроде как лечиться собиралась.
— Собиралась… Я уже и собралась, хорошенько так собралась, даже в диспансере попарилась две недельки. А потом ко мне приехал Вилька Тугарин и уволок меня.
Сходили в ресторан, потом в казино. Ну и покатилось. Вилька-то — он ведь тоже немного из тех.., из которых…
— Вилька — это Равиль Тугарин, который в бригаде твоего брата Гены был раньше, а теперь в его охранном агентстве работает? Как оно называется, агентство-то?
«Д'Артаньян», что ли?
— При чем тут армяне? Дартаняна какого-то приплела… «Атос» оно называется.
— Ну и ладно, не все ли равно, как оно называется. Я о другом совсем. Значит, тебя Равиль обратно на иглу… Ты бы Гене сказала, брату своему, он бы этого Равиля мигом на ноль умножил.
— Да ты что, Алинка! Равиль — он классный. Такой, знаешь, уютный…
— Ну с наркотой кто угодно уютным покажется. Даже мой муж. Он, кстати, приехал в наш город кино свое новое снимать.
— Да ну?! Слушай, Алинка, а ты не могла бы.., значит.., по старой дружбе сказать ему… Ну что, мол, есть такая девчонка, Ира Калинина, что она актерское закончила и что, дескать, у нее все в порядке, все при деле… Может, и мне бы у него какая-нибудь роль нашлась?
— «Нашлась»… Пока что тебе только Тугарин находит.., наркоту. Нет, ничего я Лео-Лео своему говорить не буду. Он как тебя увидит, так дар речи потеряет от такой красоты неописуемой. Пока, Ирка, не решишь вопрос с ширевом, пока, одним словом, не завяжешь, можешь считать, что никуда ты не попадешь. Да он и меня-то не больно берет. Своего пса, Сережку Вышедкевича, два раза уже отснял, правда, в роли каких-то ублюдков. А мне только улыбается.., снисходительно так. Да в постель чуть ли не каждый день тащит, как молодой.
— И как он — в порядке?
— Говорю тебе — как молодой. Не хуже Лешки Лукина, кстати. Лешка, баран, что-то дуется на меня. К тому же его грымза так его пасет, что он и пискнуть без ее ведома не может. Вот ведь попалась ему жинка. А говорил: люблю, трамвай куплю… Взял да и женился, причем на старухе. Ей же сорок пять.
— А твоему Эллеру — чуть ли не пятьдесят пять! Он, конечно, знаменитость, тебе круто подвезло.., но только зачем на Лукина бочку катить? У него жена тоже не последняя. Говорят, что у нее…
— Рейтинг слухов меня совершенно не интересует, Ирка. Говорят, что кур доят. Вот!
А мой Лео-Лео еще лучше выражается: говорят, что в городе Рязани пироги с глазами — их ядять, а они глядять. Ладно, что звонила-то?
— Мне нужно на дачку скататься, а машина у меня сломалась. У Генки просить не буду. А Равиль сейчас — сиротинушка безлошадный. Разбил машину-то, под коксом был… — Ирка глупо хихикнула. — Совсем как в сериале «Бригада», где, помнишь, Космос ехал, ужабленный в хлам, а потом по кошке стрелял из пистолета?
— Дура ты, Ирка. Когда тебе машина нужна?
— Сегодня.
— Я сегодня собиралась к мужу на съемки за город. Он меня ждет. Правда, приболела я что-то. Ладно.., перезвоню ему, скажу, что не поеду никуда. А ты когда тачку вернешь?
— А это смотря какую дашь. Я слышала, у тебя джип новый. Купила или муж с папенькой подарили?
— Подарили, — ответила Алина. — Только не муж и не папаша.
— А кто?
— Слава.
— Грицын, чтоли? Тыже с ним больше… не того. Или он опять тебя.., ха-ха!., соблазнил?
— Да было дело. Пошла во все тяжкие.
Лео-Лео застрял в казино… Он же вообще большой любитель бабки на игру просаживать, я еще по Москве и особенно по Баден-Бадену помню. Говорят, что он в Лас-Вегасе два миллиона долларов проиграл. Потом полгода на сухарях сидел. Не в буквальном смысле, конечно, но все равно. Это мне охранник его, Вышедкевич, однажды со злобы ляпнул. Ладно. В общем, муж застрял в казино, а мне на «трубу» скинулся Славик, говорит: прокатимся? У него был банкет по случаю презентации нового магазина-салона, ну он меня и пригласил. Датый уже был, конечно. Я поехала. Там твоего брата Гену встретила, его же контора охраняет все салоны Грицына, всю сеть… «Мадам Грицацуева» которые.
— А, ну да, и Вилька Тугарин в каком-то из грицынских салонов работает охранником.
— Конечно, он же у Гены Калинина, твоего братишки, в ЧОП «Атос» этом. Поехали мы с Грицыным кататься, и он вдруг спрашивает: хорошая машина? Я без задних подтвердила, что, мол, хорошая. А он — дарю, говорит. Я ему отвечаю: а что я, мол, отцу и мужу — особенно! — скажу. Славик начал ржать, прямо закатывался, а потом предложил эту машину в кино снять, чтобы она Лео-Лео тоже не чужая была. В общем, пришлось принять подарок.
— «Пришлось принять»… Дареному коню под хвост не смотрят.
— В зубы, Ирка, в зубы!
— Ну и я про то же. В общем, если дашь этот свой новый джипок, то я тебе его завтра верну. А если драндулет дашь, который «Фольксваген»…
— Этот я отогнала на стоянку. На фига он мне теперь? — Алина сделала паузу, видимо, обдумывая связанную с определенным риском просьбу подруги, а потом решительно произнесла:
— Хорошо, можешь считать, что уговорила. Но.., вот только попробуй разбить мое новое авто, и я тебя взгрею не по-детски. Поняла, Ирка?
— Яволь, фрау! Заеду к тебе за ключами.
— Я тебе их сама передам, потому что я сейчас собираюсь в косметический салон…
В тот, знаешь, что напротив дома моего папаши…
Закончив разговор, Алина незамысловато-небрежным движением швырнула трубку радиотелефона на диван, на котором сама возлежала с видом первой и главной супруги калифа. Поднялась и взглянула на себя в огромное, от пола до потолка, трюмо.
Алина вообще любила рассматривать себя в зеркало. Можно сказать, что единственной ее слабостью в жизни была она сама. Потому малейшая простуда могла послужить поводом для отмены даже весьма важного дела, зато косметический салон был посещаем ею с аккуратностью и точностью швейцарских часов.
Она вглядывалась в свое отражение. Зеркало, боясь погрешить против истины, с величайшей точностью возвращало ее взгляду каждую черту, каждый штрих и каждый изгиб. В огромном трюмо «купалась» молодая, идеально сложенная женщина двадцати семи лет, с тонким лицом и короткими, оттеняющими изящество черт, каштановыми волосами. Большие глаза смотрели вопросительно и немного недовольно, как у королевы из сказки Пушкина, вопрошающей:
«Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?»
Молодая женщина, Алина, повернулась к трюмо в профиль, скосила глаза. Из зеркала плеснула теплая волна восхищения, и Алина выдохнула восторженно:
— Я!
* * *
Ничего подобного не могла сказать о себе Ира Калинина, которая двумя часами позже уселась, точнее, ввалилась в роскошный салон джипа Алины. А все потому, что подружка новой его хозяйки хотя и являлась носительницей кое-каких женских признаков, но на женщину мало была похожа.
Имея от роду двадцать восемь лет, Ирина Калинина была мала и худа и выглядела на восемнадцать — если не вглядываться в ее лицо. Она напоминала юношу-подростка с еще не определившейся фигурой, с узкими бедрами и узкими же плечами, только лицо этого «подростка» было серым и изрядно потрепанным жизнью, а глаза смотрели настолько неопределенно, что сложно было поймать их взгляд.
Сейчас Ира Калинина получила ключи от прекрасного нового джипа «БМВ» и собиралась ехать на нем за город. Машину она водила прекрасно, иначе Алина и не дала бы ей ключи. Ира могла ездить в пьяном виде, под кайфом, можно сказать, вслепую, на бешеной скорости, в тумане.., как угодно!
Впрочем, по городу Ира вела машину осторожно. Дорога была скользкой, промерзшей, опасной. Ира знала, что наверстает упущенное время за городом, поскольку до дачи, где ее ждал Равиль, было около ста километров. И она предвкушала наслаждение скоростью. Наслаждение чистое, без побочных эффектов. Ира знала это и потому высоко ценила наркотик скорости.
Она скосила глаза: выездное гаишное КПП осталось позади. Теперь за огромной каменной стелой, с выложенными на ней полутораметровыми буквами, из которых складывалось название города — ТАРАСОВ, начиналось ее, Иры, время и ее пространство. Маленькая женщина увеличила скорость до ста десяти километров. Она обогнала несколько машин, и сейчас перед ней лежал совершенно прямой участок трассы, свободный от автомобилей.
Ира не спешила жать на педаль газа. Она проехала немного так на ста десяти, потом пару километров на ста пятнадцати, блаженно вздохнула и откинулась назад.
Джип уверенно набирал ход. Ира вынула из кармана заранее заготовленный шприц-"инсулинку", придерживая руль одной рукой. Сняла колпачок и, осмотрев предварительно пережатую жгутом левую руку, державшую руль, правой вонзила шприц под кожу.
Через несколько секунд, не вынимая «инсулинки» из вены, она опять откинулась на спинку водительского кресла, чтобы без остатка отдаться скорости. Кровь бурлила, свивалась штопором, раскупоривала ее, Иры, сущность, как бутылку выдержанного вина. Теперь надо медленно-медленно, как вдавить поршень в шприце, — увеличить скорость…
Сто тридцать на спидометре.
А хорошие у Алины мужики… Хоть и сволочи, конечно. Ей везет, но везет иначе, чем Ире. Ну и что? У каждого свое счастье, и нелепо переносить собственные критерии на другого человека. Ну что из того, что у нее отец — «шишка», муж — кинорежиссер и звезда, а любовники галантны, красивы и щедры? Зацикливать свое счастье на одних людях — все равно что сидеть на огуречно-морковной диете, не смея прикоснуться к мясному…
Уже сто тридцать пять, а стрелка тянется к ста сорока.
…А как интересно заглянуть в себя…
Там, внутри, как в компьютерной игре, открываются пласт за пластом и всплывают не изведанные доселе уровни. Level 1: Познай себя. Level 2: Пойми себя. Level 3: Уничтожь себя…
Сто сорок.
…Третий уровень оторвался, как огромная тектоническая плита, как край ледника, как крик в глазах сумасшедшего. Ира широко улыбнулась. Сломанной каруселью заскакали перед ее взглядом лошадки, зайчики, слоники пламени… А потом все слилось в единый грохочущий ком в миллиарды пикселей разрешения. Ком прокатился, и по экрану скользнуло хроменькое, с отвалившейся последней буковкой: Game ove…
На скорости в сто сорок километров в час роскошный джип «БМВ», управляемый Ириной Калининой, взорвался и, окутавшись клубом туго свитого пламени, перестал существовать.
Глава 1
Нельзя сказать, что эта зима навевала новогоднее настроение. Холодные, бесснежные, словно выжженные ветром пыльные улицы, куда-то бегущие люди, завернувшиеся, как в толстые одежды, в бесчисленные свои проблемы, визг тормозов на промерзших дорогах, суета, скука. И только столбик термометра питал некоторую склонность к разнообразию в бесснежную и бессмысленную, голую эту зиму: минус пять — минус десять — минус пятнадцать — минус двадцать три.
И слышно было, как потрескивают от холода ветви деревьев.
Я не слышала, как тетушка гремела на кухне посудой, потому что зимнее утро наводило на меня непробудный сон. Чем холоднее на улице, чем неуютнее скребется в окно бродяга ветер, тем острее чувствуется комфорт и тепло родного дома. А утренний комфорт — и так не только у меня, знаете ли, — навевает сон.
Впрочем, надо не знать мою тетушку, чтобы не понять, что она все-таки вытащила меня из кровати. Не мытьем, в смысле — посуды, так катаньем. Вернее — катанием.
Да-да, демонстративным катанием по комнате огромного кресла на колесах, вызывающего смутные ассоциации с аэропланом из двадцатых годов прошлого века.
— Сколько же можно спать? — ворчала она. — Времени уже одиннадцатый час, люди уже работают давно, а ты, дорогая моя, все еще дрыхнешь. Лежебока.
— Я же только недавно приехала, — отозвалась я. — Из Москвы… А там у меня был сплошной безумный день, или женитьба Фигаро…
— Да ты уже два дня как с самолета, так что не надо увиливать, — беззлобно сказала тетя Мила. — Все нормальные люди уже на работе и…
— Так это нормальные люди на работе, — парировала я, щурясь и потягиваясь, — а я в названную категорию никоим образом не вхожу.
— Вот уж точно, — проворчала тетушка Мила.
— Наверное, это у меня наследственное, — подпустила шпильку я.
— Ленишься ты просто, Женька, по-черному, — продолжала свои рассуждения тетушка. — Была бы ты приличным делом занята… А то — туда-сюда, дурдом сплошной! Ну что за занятие нашла себе такое — толстосумов охранять? Это что — женское дело?
Подобные монологи тетя Мила выдавала примерно раз в день. Правда, доходили они до меня с различной долей успеха. Порой я просто уходила из квартиры, едва тетушка бралась за любимую тему, порой ставила новый фильм и погружалась в волшебный мир, который открывал мой навороченный домашний кинотеатр.
На этот раз пришлось выслушать, что называется, от корки до корки.
1 2 3 4