Частный детектив Татьяна Иванова -


Аннотация
Новое дело Татьяны Ивановой — разгадка сомнительного самоубийства. Похищение, погоня, стрельба — это обыденные обстоятельства работы частного сыщика, а суть ее — в умении выстраивать звенья разрозненных фактов в прочную цепь незыблемых доказательств. Но при этом Татьяна Иванова остается очаровательной женщиной, умеющей влюблять, влюбляться и любить…
Марина Серова
Дважды убитый
Глава 1
— Стой, сука!
Я оглянулась на бегу. Метрах в двадцати увидела своих преследователей — трех человек в масках с прорезями для глаз, вооруженных помповыми ружьями.
«Уйду, — подумала я, — и не из таких переделок выпутывалась».
Расстояние между мной и преследователями не сокращалось, сзади уже стреляли и явно не в воздух. Мы мчались по пустынным улицам Тарасова. «Почему нет прохожих?» — пронеслось у меня в голове. Солнце слепило глаза. Летом в это время в центре всегда полно народа. Интуиция подсказывала мне, что из центра нужно уходить, легче затеряться в проходных дворах, город я знаю как свои пять пальцев. Свернув на Провиантскую, почувствовала опасность, потом увидела в конце улицы еще двоих, в таких же масках, вооруженных «узи». «Врете, сволочи, все равно уйду», — подумала я. Я знала: справа впереди есть дворик, через который я смогу улизнуть от этих головорезов. Те, что стояли в конце улицы, начали не спеша, в полной уверенности, что деваться мне некуда, двигаться навстречу, расстояние сокращалось, как шагреневая кожа, но спасительный двор был уже близко. И тут, что за наваждение, прямо над собой я услышала вой авиационной бомбы; две-три секунды, и мне конец. «Вот так бесславно закончится твоя, не такая уж длинная, жизнь, частная сыщица Таня Иванова», — промелькнуло в голове. Вой не прекращался, стал ближе и страшней, но уже каким-то странным, я зажмурилась, приготовившись достойно покинуть этот несовершенный мир. Вой не прекращался, но и не приближался теперь, а замер на одной ноте.
Открыв глаза, я увидела знакомый потолок и себя, лежащую на своей антикварной кровати. Зеркало вернуло мне мое реальное отражение, выводя на свет божий из сновиденческого зазеркалья. В прихожей надрывался дверной звонок, перенося меня из мира сновидений в утреннюю реальность.
Звонок заставил меня подняться. Бросила взгляд на часы — восемь. Довольно рано для визита. Интересно, кого там черти принесли. Набросила халат, прошлепала в прихожую, открыла — на пороге дивное создание, соответствующее требованиям расхожего стереотипа: 90–60—90, натуральная блондинка, идеальный овал лица, красиво очерченный рот, большие синие глаза, и только тревога, притаившаяся в них, ставила эту ундину в один ряд с простыми смертными.
— Здравствуйте, простите, вы Татьяна Иванова?
«Здрасьте, здрасьте». Даже в такой критический момент, когда на пороге появляется заплаканная, но оттого не менее ухоженная и привлекательная женщина, я не могу отказать себе в удовольствии внутренне позубоскалить. Извинение — беззлобность, генотип Эркюля или знаменитого Мегрэ. Архаичная светскость первого и снисходительная деловитость второго не раз вызывали у меня ностальгическую улыбку, которая кончиками губ нащупывала ускользающее время. Наш век требует решительных и одиозных действий, особенно если ты ведешь опасное и независимое существование частного сыщика — на все руки от скуки. Вместо цилиндра и бабочки — полный набор чувствительных инструментов, включающий кастет, иглу со снотворным, газовый баллончик, леску-удавку, двенадцатигранники, ну, и, наконец, обычный «макаров», на который у меня имеется соответствующее разрешение, — в некоторых ситуациях о-очень действенная игрушка.
— Проходите.
— Спасибо, я пришла…
Голос дрожит, подкошенный всхлипом, переходящим в сдавленное рыдание. Чтобы закрыть эти шлюзы отчаяния и горя, я, налив в стакан воду, протянула гостье.
— Успокойтесь.
Вложив эту милостыню альтруизма в ее дрожащую руку, я отошла к окну, чтобы не смущать ее назойливым участием. Услышала, как зубы стучат о непослушный стакан. Наконец она подняла заплаканное лицо, перекошенное от стыда, в живописных черных подтеках. Так-то, не любят эти тонкие создания, покрытые истиной изысканной косметики и овеянные флером дорогого парфюма, обнажаться перед публикой. Рыдания постепенно стихли.
— Возьмите себя в руки.
— Анна Грачева.
Ее рука машинально кляпом потянулась ко рту, преграждая путь очередному приступу рыданий. Справившись с ним и нервно комкая платок, гостья с трудом выдавила:
— Мой бойфренд погиб.
— Вы считаете, что я могу быть вам полезна?
— Я столько слышала о вас…
— Тогда вы знаете, что я не занимаюсь благотворительностью и при всем сочувствии к вашему горю не могу работать бесплатно.
— Да, я знаю.
— Вам это будет стоить двести долларов в день, плюс расходы. В рублях я не беру.
— Я согласна на все, деньги не главное.
— Тогда расскажите мне коротко суть вашей проблемы, а я решу, смогу помочь или нет, — начала я сухо, понуждая гостью переключиться с эмоций, может быть, и оправданных, на изложение конкретных обстоятельств дела.
— Погиб близкий мне человек, Алексей Зайцев, — начала Грачева, — но эта гибель кажется мне весьма странной. Видите ли, — она непроизвольно понизила голос, — все говорят о самоубийстве, он взорвался в своем гараже, очень сильно обгорел… Опознание проводил дядя, других родственников у него нет. Потом его быстренько кремировали…
— Почему речь идет о самоубийстве, может быть, это несчастный случай?
— Так там не только взрыв… В голове у него обнаружили огнестрельное ранение, рядом нашли пистолет.
— Вы знали, что у него был пистолет?
— Если бы он у него был, Алеша сказал бы мне!
— Официальная версия гибели — самоубийство, почему вы сомневаетесь в этом? — Я пыталась скрыть раздражение. Чего она хочет? Эта богачка готова отвалить кучу денег за то, чтобы я подтвердила ее немотивированные сомнения. — У вас есть для этого какие-то основания?
— Мы знакомы с ним два года, собирались пожениться. Он любил свою работу, хотя в последнее время, как мне кажется, он что-то скрывал от меня. Я думаю, это связано с его дядей. Алеша работал у него в агентстве «Дартур» фотографом.
— А кто его дядя?
— Игорь Сергеевич Венедиктов, директор этого агентства. Недавно я заехала к Алеше на работу в конце дня, подошла к двери его студии и услышала, как они ругаются с Игорем Сергеевичем, вернее, Игорь Сергеевич кричал на Алешу, тот выскочил всклокоченный, лицо в багровых пятнах, чуть меня с ног не сбил. Никогда его таким не видела. Как я ни пыталась выяснить у него причину ссоры, он отмахивался, говорил: «производственные трения».
— Хороши трения, если они ведут к гибели человека!..
— В том-то и дело, что это не были «производственные трения». Если бы Игорь Сергеевич был недоволен работой Алеши, он бы ему устроил взбучку или просто бы его уволил.
— И вы подозреваете Венедиктова?
— Алеша всегда и со всеми поддерживал ровные отношения, и этот конфликт с Игорем Сергеевичем не был вызван погрешностями в его работе, тем более что у него не было нареканий. Я чувствую, что в этом замешан Венедиктов.
— Хорошо, я попробую разобраться. Для начала мне нужен аванс за три дня плюс накладные расходы, телефон ваш, агентства, домашний Венедиктова и адреса.
Грачева полезла в сумочку, отсчитала десять зеленых купюр, на каждой из которой красовался портрет Франклина, и положила их на столик, вырвала лист из блокнота и, записав то, что я просила, протянула его мне.
«Занятная дамочка, — подумала я, закрыв за ней дверь, — а еще занятней то, что я совсем забыла про кофе, да и в самом деле, можно ли пить этот чудесный напиток, разговаривая о сгоревших трупах?»
* * *
Конец августа для лета всегда душеспасительное послесловие, и погожий субботний вечер уже готов был преподнести свое фирменное блюдо: пронзительную идилличность dolce far niente (ничегонеделание). Да, воздух прямо-таки неволит к лирическим отступлениям. И, что ни говори, человеку с воображением любое захолустье в эту благословенную пору покажется Провансом или Майоркой. Отдых там, на Лазурном побережье… А если взглянуть трезвым взглядом, Тарасов в это время являл собой лабиринт пыльных фасадов и стоящих в ряд вдоль тротуаров деревьев, чья листва потеряла сочный изумрудный оттенок. Скука, каменный колосс, правила этим провинциальным раем для столичных проходимцев и местной «знати». А мне вовсе не до скуки! Усилием воли заставляю себя сконцентрироваться на вчерашнем, прошлогоднем, давно прошедшем прошлом… Стой! Опять поехало…
Итак, невинный суицид — латынь даже подобному заскоку подводит вполне солидное словесное резюме. Ну, парень, жил-жил да и решил наложить на себя руки. Я на минуту остановилась, глядя в пустое пространство по-осеннему отрешенно.
Одержимость смертью! Я почувствовала, как подкатывает к самому горлу волна гадливого отвращения. Постой! А может, и твоя жизнь не что иное, как одна сплошная лихорадочная провокация на предмет судьбы, смерти и выживания. Да, осень, суицидальная осень склоняет ко зрелым, и потому малоутешительным, раздумьям. Раздумье… Слово-маятник, туда-сюда, крайние точки амплитуды: вчера-сегодня, завтра-послезавтра… Так что же тебе делать с этим несчастным недоумком, испортившим жизнь такой замечательной девушке! Всплывает образ вчерашней посетительницы.
* * *
Вечер густел, как черничный кисель, тени приобретали липкую полновесность, насыщаясь пряным ночным ароматом. Я ускорила шаг, сочтя прогулку несколько затянувшейся. Горячая ванна — это то, что сейчас меня бы устроило больше всего, да еще, пожалуй, пара таблеток аспирина. Начинало ныть и топать в висках. Надо же было так расслабиться! Ты неплохо поработала сегодня, ну, естественно, и дала себе небольшую передышку. Твой мозг, детка, и так напоминает зарвавшуюся на вираже гоночную «Феррари» в суровых условиях «Формулы-1». В юности автогонщики были моей слабостью: скорость, огромные, блестящие, точно изолирующие тебя от всех мнимых и вероятных опасностей шлемы, тела, летящие в тартарары под прессом бешеных перегрузок, и на финише усталые, потные, но счастливые лица победителей и призеров.
Я сегодня не победитель, но призер — точно. День выдался не простой, но кое-что раздобыть удалось. Странно, но Зайцев, как мне сказали в художественном училище, в котором он учился, спокойный, уравновешенный парень, не без таланта. Сложился портрет флегматика, а они не кончают жизнь самоубийством. К тому же дядя пристроил на тепленькое местечко, где можно и мастерство показать, и прилежание, и на хлеб с маслом заработать, фотографируй себе и фотографируй — найди нужный интерьер, удачный ракурс — ножку туда, ручку сюда, голову откинуть, глаза прикрыть, томную улыбку, дорогое белье, выигрышная косметика — и все на мази. Не пыльная работенка, а тут еще влюбленная красотка (мечта поэта), родственная поддержка, женская забота, если все это не лубок, то причин для суицида не видно.
Свернув на Московскую улицу, я пошла в сторону Волги, есть там небольшой, но стильный подвальчик, где можно заказать мартини, а ванна и аспирин могут немного подождать. В прохладном полумраке бара неплохо думается… Если бы еще музыку сменить. Вот и мой коктейль. Достаю из своего рюкзачка анкеты, добытые в квартире Венедиктова, не спеша перебираю — девицы как на подбор — не зря мужики тащатся от тарасовских баб. Вот, например, эта. Анфас в бикини в полный рост и в три четверти крупным планом. Соколова Виктория Владимировна. Родилась в 1978 году в селе Тепловка Тарасовской области, образование среднее, рост, вес, объемы, хобби. Родственники в деревне. Остальные девушки не менее эффектные, кое у кого есть родственники в городе. Так-так, а вот это уже интересно, на обратной стороне всех без исключения анкет написано: Камаль. Скорее всего, имя, имя восточное. Восток — дело тонкое: караван-сараи, сказочные джинны, пестрые базары, муэдзины, султанские гаремы, оазисы среди пустынь… Ну ладно, оставим это этнографам, перейдем к дяде. Многого достиг в бизнесе, свое агентство с таким замысловатым названием «Дартур» в центре города, по виду процветающее, квартирка шикарная, домработница, оказавшаяся, так некстати, у Венедиктова во время моей эскапады к нему на квартиру (пришлось ее усыпить на некоторое время и забрать оригиналы анкет — не было времени делать копии), небось и дачка имеется, наверняка есть и старший партнер, как раньше называли бандитскую «крышу» — в моей картотеке Венедиктов среди криминальных авторитетов не числится.
Грачева подозревает Венедиктова, но, если у дяди легальный бизнес, чем ему мог насолить племянник?
Шумная, веселая компания, устроившаяся за соседним столиком, вынудила меня побыстрее покончить с коктейлем и выйти на свежий воздух. Уже не было такой изнуряющей жары, которая в первые летние месяцы не спадала даже ночью и осталась в моей памяти неистребимым ощущением липнущей к потному телу одежды.
Я шла по направлению к дому по почти безлюдной улице, и мой путь, как в незапамятные времена, освещался лишь тусклой луной и звездами. Природа учит нас, что у каждого явления есть своя неосвещенная сторона, и мое дело не было исключением.
— Лезь в машину и не рыпайся, тварь!
Две тени, быстро отделившись, одна — от стоящего у тротуара «БМВ», другая — от подъезда дома, ловко заломили мне руки за спину и зажали рот. Дуло уперлось между лопаток. Краем глаза я чиркнула по двери подъезда, на лету ловя искры горящих окон. Крик, вместо того чтобы прорваться наружу, вязким комом осел в гортани. Началось! Шустрые ребятки, быстро спохватились. Меня грубо втолкнули в темный «БМВ», и я оказалась на заднем сиденье между двумя безликими исполнителями. Жирный боров, сидящий рядом с водителем, всей тучной массой повернулся ко мне, и я увидела, как дрогнул лоснящийся студень его лица и расплылся в причмокивающую улыбку.
— Че, допрыгалась?
И потом, обращаясь уже к моим охранникам:
1 2 3