душевой поддон 100х80
– Ты что, не хочешь?
Что могла она ответить? Не хотела? Конечно, хотела, еще как хотела! Но женщина не должна изъясняться таким образом, да еще со своим будущим мужем, а не то он всю жизнь будет считать, что заполучил ее безо всякого труда, без малейших усилий и что она очень легко на все соглашается. И потому Мария предпочла вообще промолчать.
Он снова обнял ее, снова прильнул к ее губам – но уже без прежнего жара. И снова остановился, залившись густым румянцем. Мария догадалась – что-то пошло не так, но что именно – спросить постеснялась. Взявшись за руки, они пошли назад и говорили по дороге о предметах посторонних, словно ничего и не было.
А вечером, с трудом и очень тщательно подбирая слова – она была уверена, что когда-нибудь все написанное ею будет прочитано, – и не сомневаясь, что днем случилось нечто очень важное, занесла Мария в дневник:
Когда мы влюбляемся, кажется, что весь мир с нами заодно; сегодня, на закате, я в этом убедилась. А когда что-то не так, ничего не остается – ни цапель, ни музыки вдали, ни вкуса его губ. И куда же это так скоро сгинула и исчезла вся эта красота – ведь всего несколько минут назад она еще была, она окружала нас?!
Жизнь очень стремительна; в одно мгновенье падаем мы с небес в самую преисподнюю.
На следующий день она решила поговорить с подругами. Все ведь видели, как она гуляла со своим ухажером, – согласимся, что одной лишь любви, пусть хоть самой большой, мало: надо еще сделать так, чтобы и все вокруг знали, что ты – любима и желанна. Подругам до смерти хотелось расспросить, как и что, и Мария, взбудораженная новыми впечатлениями, рассказала обо всем без утайки, добавив, что приятней всего было, когда его язык дотрагивался до ее зубов. Услышав это, одна из подруг расхохоталась:
– Так ты рот не открывала, что ли?
И мигом стало Марии все понятно – и вопрос паренька, и его внезапная досада.
– А зачем?
– А иначе язык не просунешь.
– А в чем разница?
– Не могу тебе объяснить. Просто когда целуются, то делают так.
Задавленные смешки, притворное сочувствие, тайное злорадство девчонок, которые еще ни в кого не влюблялись. Мария притворилась, что не придает этому никакого значения, и смеялась со всеми. Смеяться-то смеялась, а в душе горько плакала. И про себя проклинала кино, благодаря которому и научилась закрывать глаза, обхватывать пальцами затылок того, с кем целуешься, поворачивать голову то немного влево, то чуть-чуть вправо, – а самого-то главного, самого важного там не показывали. Она придумала превосходное объяснение («Я тогда еще не хотела целоваться с тобой по-настоящему, потому что не была уверена, что ты и есть – мужчина моей жизни, а теперь поняла...») и стала ждать подходящего случая.
Но через три дня, на вечеринке в городском клубе, она увидела, что ее возлюбленный стоит, держа за руку ее подругу – ту самую, которая и задала ей этот роковой вопрос. И снова Мария сделала вид, что ей это все безразлично, и героически дотянула до самого конца вечеринки, обсуждая с подружками киноактеров и других знаменитостей и притворяясь, будто не замечает, как сочувственно они на нее время от времени поглядывают. И лишь вернувшись домой и чувствуя – мир рухнул! – дала волю слезам и проплакала всю ночь. Целых восемь месяцев после этого она страдала, придя к выводу, что не создана для любви, а любовь – для нее. Даже всерьез стала подумывать, не постричься ли ей в монахини, чтобы остаток дней посвятить любви, которая не причиняет таких мук, не оставляет таких рубцов на сердце, – любви к Иисусу.
Учителя рассказывали про миссионеров, отправляющихся в Африку, и она увидела в этом выход для себя – не все ли равно, раз в жизни ее нет больше места для чувства?! Мария строила планы уйти в монастырь, а пока научилась оказывать первую помощь (в Африке, говорят, люди так и мрут), стала особенно прилежна на уроках Закона Божьего и представляла, как она, точно вторая Мать Тереза, будет спасать людям жизнь и исследовать дикие леса, где рыщут львы и тигры.
Так уж получилось, что в год своего пятнадцатилетия Мария, помимо того что узнала – целоваться надо с открытым ртом, а любовь доставляет одни страдания, сделала еще одно открытие. Мастурбация. Как всякое открытие, произошло это почти случайно. Однажды, поджидая мать, она трогала и гладила себя между ног. Она делала это, когда была еще совсем маленькой, и ощущения были очень приятные. Но однажды отец застал ее за этим занятием – и сильно выпорол, не объясняя за что. Полученную взбучку она запомнила навсегда, усвоив накрепко, что ласкать себя можно, только когда никто не видит, а на людях – нельзя, но поскольку посреди улицы это делать не будешь, а своей комнаты у Марии не было, то об этом запретном удовольствии она вскоре благополучно забыла.
Забыла – до этого самого дня, когда со времени неудачного поцелуя минуло почти полгода. Мать где-то задержалась, делать было нечего, отец куда-то ушел с приятелем, по телевизору ничего интересного не показывали, и со скуки Мария принялась разглядывать себя и изучать свое тело – не вырос ли где-нибудь лишний волосок, который в этом случае следовало немедленно выщипнуть пинцетом. К собственному удивлению, она заметила чуть повыше того места, которое в эротических журналах нежно именовалось «норка» или «щелка», маленький бугорок; прикоснулась к нему – и уже не могла остановиться: удовольствие становилось все сильнее, а все ее тело – особенно там, где порхали ее пальцы, – напряглось, словно набухло. Мало-помалу ей стало казаться, что она просто в раю, наслаждение делалось все ярче и острее, Мария уже ничего не слышала, перед глазами колыхалось какое-то желтоватое марево, и вот она содрогнулась и застонала от первого в жизни оргазма.
Оргазм!!
Ей казалось, что она взлетела в самое поднебесье и теперь, медленно спускаясь, парит в воздухе на парашюте. Все тело ее было покрыто испариной, и вместе с необыкновенным приливом сил она испытывала странное блаженное ощущение – будто что-то осуществилось, состоялось, сбылось. Вот он – секс! Какое чудо! Никаких скабрезных журнальчиков, где столько толкуют о неземном наслаждении. Не нужны никакие мужчины, которые любят только тело, а в душу женщины – плюют. Можно быть и наслаждаться одной! Мария предприняла вторую попытку, на этот раз воображая, что ее ласкает знаменитый актер, – и снова вознеслась в рай, и снова медленно спустилась на землю, зарядясь еще большей энергией. Когда она приступила к третьему сеансу, вернулась мать.
Свое открытие она обсудила с подругами, умолчав, правда, о том, что сделала его несколько часов назад. Все девочки – за исключением двух – поняли ее с полуслова, но никто из них не решался открыто говорить об этом. Мария, почувствовав себя в этот миг ниспровергательницей основ, лидером, предложила новую игру «в сокровенные признания»: пусть каждая расскажет о своем любимом способе мастурбации. Она узнала несколько различных методов – одна девочка посоветовала заниматься этим в самую жару под одеялом (ибо, по ее словам, пот весьма способствует), другая использовала гусиное перышко, чтобы пощекотать это самое место (как оно называется, ей было неизвестно), третья предложила, чтобы это делал мальчик (Мария сочла это совершенно излишним), четвертая применяла восходящий душ в биде (у Марии дома ни о каком биде и не слышали даже, но она бывала в гостях у богатых подруг, так что место для проведения эксперимента имелось).
Так или иначе, узнав, что такое мастурбация, и испробовав кое-какие новые методы из числа тех, которыми поделились с нею подруги, она навсегда отказалась от мысли уйти в монастырь. Ведь это доставляло ей наслаждение, а церковь считала секс и плотское наслаждение одним из тягчайших грехов. Все от тех же подруг наслушалась она и всяких ужасов – от онанизма по лицу прыщики идут, можно с ума сойти, а можно и забеременеть. Подвергая себя этому риску, Мария продолжала дарить себе наслаждение не реже, чем раз в неделю, обычно по четвергам, когда отец уходил перекинуться с приятелями в карты.
И одновременно она чувствовала себя все менее уверенно в отношениях с мужчинами – и все больше хотелось ей уехать из родного городка. Влюбилась она в третий, потом и в четвертый раз, научилась целоваться, а оставаясь наедине со своими мальчиками, многое им – да и себе – уже стала позволять, но каждый раз в результате какой-то ее ошибки роман обрывался в тот самый миг, когда Мария окончательно убеждалась, что вот он – тот самый единственный человек, с которым она останется до конца дней.
Прошло много времени, прежде чем она пришла к такому заключению – мужчины приносят только страдания, мучения, разочарования и ощущение того, что дни еле-еле тянутся. В один прекрасный день, в парке, глядя, как молодая женщина играет со своим двухлетним сыном, Мария решила так: мечтать о муже, детях и доме с видом на море она может, но влюбляться больше не станет ни за что, ибо страсть все только портит.
* * *
Так проходило ее отрочество. Она росла и хорошела, и особенную прелесть придавал ей ее загадочно-печальный вид, чрезвычайно привлекавший мужчин. И она встречалась с одним, потом с другим, увлекалась, предавалась мечтам – и страдала, хоть и поклялась самой себе, что никогда больше ни в кого не влюбится. Во время одного из свиданий лишилась она невинности: все произошло на заднем сиденье автомобиля, она и очередной ее кавалер целовались и обнимались с большим жаром, и, когда юноша проявил изрядную настойчивость, Мария, все подруги которой давно уже потеряли девственность, уступила ему. Не в пример мастурбации, возносившей ее на седьмое небо, настоящий секс не принес ничего, кроме болезненных ощущений, да еще досады по поводу юбки, испачканной кровью – еле-еле удалось потом отстирать. Никакого сравнения с первым поцелуем, с теми волшебными мгновениями – кружились цапли, солнце садилось, звучала в отдалении музыка... нет, она не хотела больше вспоминать про это.
Она еще несколько раз переспала с этим юношей после того, как пригрозила ему – сказала, что отец, как узнает, что ее изнасиловали, и убить может, – и превратила его в какое-то учебное пособие, пытаясь всеми возможными способами понять, где же таится удовольствие от секса с партнером.
Пыталась да не смогла: мастурбация удовольствия доставляла гораздо больше, а хлопот – гораздо меньше. Однако не зря же журналы, телепрограммы, книги, подруги, ну все, РЕШИТЕЛЬНО ВСЕ, как сговорившись, в один голос твердили ей, что мужчина необходим. Мария даже заподозрила, что у нее что-то не в порядке в этой сфере, еще больше сосредоточилась на уроках и на известный срок выкинула из головы это чудесное, это убийственное явление под названием Любовь.
Запись в дневнике Марии, сделанная, когда ей было 17 лет:
Моя цель – понять, что такое любовь. Знаю, что, когда любила – чувствовала, что живу, а то, что со мной теперь, может, и интересно, однако не вдохновляет.
Но любовь так ужасна – я видела, как страдали мои подруги, и не хочу, чтобы подобное случилось со мной. А они раньше подшучивали надо мной и моей девственностью, а теперь спрашивают, как это мне удается подчинять себе мужчин. Я молча улыбаюсь в ответ, потому что знаю – это лекарство хуже самой болезни: просто я не влюблена. С каждым прожитым днем все ясней мне становится, до чего же мужчины слабы, переменчивы, ненадежны, как просто сбить их с толку и застать врасплох... а папаши кое-кого из моих подруг уже подкатывались ко мне, да я их отшила. Раньше я бы возмущалась и негодовала, а теперь понимаю, что такова уж она, мужская природа.
И хотя моя цель – понять, что такое любовь, и хотя я страдаю из-за тех, кому отдавала свое сердце, вижу ясно: те, кто трогают меня за душу, не могут воспламенить мою плоть, а те, кто прикасается к моей плоти, бессильны постичь мою душу.
Часть 2
Марии исполнилось девятнадцать, она окончила школу, устроилась продавщицей в магазин, торговавший тканями, где в нее влюбился хозяин, – но девушка к этому времени уже в совершенстве владела искусством использовать мужчин. Она ни разу не позволила ему никаких вольностей – не дала ни обнять, ни прижать, – но постоянно дразнила его и разжигала, зная силу своей красоты.
А что это такое – «сила красоты»? И как живется на свете некрасивым женщинам? У Марии было несколько подруг, которых никто не замечал на вечеринках, которых никто не спрашивал: «Как дела?» Невероятно, но факт – эти дурнушки несравненно меньше ценили перепадавшие им крохи любви, молча страдали, когда оказывались отвергнутыми, и старались смотреть в будущее, находя что-то еще помимо необходимости краситься и наряжаться, чтобы кому-то там понравиться. Они были куда более независимы и жили в ладу с самими собой, хотя, на взгляд Марии, мир должен был им казаться совершенно невыносимым.
Ну а она вполне сознавала, насколько хороша. И хотя советы матери она обычно забывала, один, по крайней мере, прочно засел у нее в голове: «Красота, доченька, – не вечна». И потому она продолжала играть с хозяином в кошки-мышки, не отталкивая его окончательно, но и не давая слишком уж приблизиться, так что игры эти принесли ей значительную прибавку к жалованью (она ведь не знала, сколько времени удастся ей держать его в ожидании того дня, когда ему удастся затащить ее в постель), и это – не считая сверхурочных (в конце концов, хозяину приятно, когда она – рядом, к тому же он опасался, что она выйдет как-нибудь вечерком да и встретит большую чистую любовь). Она проработала двадцать четыре месяца кряду, дала денег родителям и вот наконец исполнила свое давнее намерение. Мария скопила достаточно, чтобы провести неделю в городе своей вожделенной мечты – Рио-де-Жанейро, визитная карточка страны, место, где живут знаменитости и звезды!
Хозяин предложил поехать с нею, пообещал взять на себя все расходы, но Мария выкрутилась – наврала, что мать поставила ей единственное и непременное условие: если уж она отправляется в одно из самых опасных в мире мест, то ночевать должна будет непременно у своего Двоюродного брата, мастера восточных единоборств.
1 2 3 4 5