Но в твоем рецепте эти растения кипятят трое суток, а за это время все ядовитые вещества в них должны разложиться. Странно, кстати, что ваши шаманы употребляют латынь, ты не находишь? Дальше: оленьи кизяки — штука безобидная. Ими можно печку топить. Бычья моча — некоторые чудики мочой лечатся, даже пьют. Есть такое дело — уринотерапия называется, из области нетрадиционной медицины. Можжевеловые почки вполне съедобны. Ну а сами истолченные бриллианты теоретически, конечно, могут вызвать смерть — от внутреннего кровотечения, если у человека случится прободение желудка или кишечника.
— Чего-чего? — протянула Зойка недоверчиво.
— Прободение, — терпеливо продолжил свои разъяснения Гена. — То есть прокол. Это медицинский термин такой. Когда осколки режут или прокалывают стенки внутренних органов. Кстати, такой же эффект могут дать и обыкновенные стекла. Но твой порошок слишком мелкой консистенции. Так что как ни крути, а эта смесь даже расстройства желудка вызвать не может.
— Слушай, Геныч, и откуда ты все это знаешь? Прободение, Сократ, уринотерапия… Умный, да?
— Да. Книжки читаю.
— Но жизнь отличается от книг! Я уже тебе говорила, есть вещи, которые работают вопреки здравому смыслу. Я… знаю… по собственному… опыту… что… этот… порошок… убивает! — четко, раздельно, многозначительно произнесла Зоя. — Я выросла там, где приготовить такой порошок может самый завалящий шаман из любого якутского улуса. И я тебе сейчас докажу, что я вовсе не экзальтированная дурочка, которая верит во всякую чушь.
Зойкин голос стал колючим, жестким, ее лицо приняло выражение решительности, и Генке показалось, что в ее темно-серых глазах мелькнули какие-то стальные всполохи — как два острых кинжала. От этого взгляда ему стало даже как-то не по себе.
— Джесси! — крикнула Зоя, не отрывая своих глаз от Генкиных, точно пытаясь его загипнотизировать.
Где-то в комнате в районе дивана послышалась возня.
— Джессика, ко мне! — нетерпеливо повторила Зойка.
Неохотно, явно побаиваясь Зойку, приплелась собака. Зойка, оставив в покое Генкины глаза, метнулась к холодильнику и достала оттуда початую банку тушенки «Педигри». Быстро вывалила остатки мясных кусочков в миску бультерьерши. Взяла со стола маленькую щепоть порошка и как будто посолила им собачью еду. Геннадий, словно действительно под гипнозом, следил за каждым ее движением.
Когда щенок, обрадованный неожиданной лишней порцией еды, слизнул последнюю каплю с пластикового бока своей миски, Зойка, дабы пресечь его дальнейшие приставания насчет поиграть, грозно рявкнула:
— На место!
Бультерьерша, поджав свой поросячий хвостик, потрусила обратно под диван, а Генка, словно очнувшись, привычным движением поправил волосы и хмыкнул что-то вроде:
— Ну-ну…
— Извини, но другого способа убедить тебя я не придумала, — сказала Зоя. — Кстати, сейчас твоя собака сожрала примерно две тысячи долларов. Но ничего, здесь, — она перевела взгляд на блестящую горстку, оставшуюся на бумаге, — осталось еще тысяч на пятнадцать — двадцать.
Генка вслед за ней тоже уставился на тускло посверкивающий песок. В голове его шла какая-то мучительная работа, Зойка почти что слышала, как там скрипят извилины, нащупывая нужную ему мысль. И когда он произнес следующую фразу, Зойка поняла, что монумент его самоуверенности дал трещину и он уже не так убежден в собственной правоте.
— Да с чего ты вообще взяла, что этот порошок — бриллиантовая пыль? — выдал Генка мысль, на которую наткнулся в глубинах своего мозга.
— Мне уже приходилось ее видеть, — просто ответила Зоя.
В это он как-то поверил. Во всяком случае, своих сомнений на этот счет больше не высказывал. Поскоблив еще в своей голове по сусекам, Генка, видимо, ничего подходящего моменту не нашел.
— Н-да… в общем, чего мы привязались к порошку-то? Ну был у твоей тетушки порошок. Пусть даже бриллиантовый. Немудрено. Она ведь тоже из тайги, да? С алмазных копей. Ну, предположим, она намеревалась отравить кого-то. Но ведь главное-то сегодня что?
— Что? — повторила за ним Зоя.
— А то, что не тетка твоя кого-то убила, а убили ее саму! Так что черт с ним, с порошком. Какой бы он там ни был, — наконец нашел свою главную мысль Геннадий.
— Так я тебе и говорю, эта мымра ее убила! И я ее выведу на чистую воду!
* * *
В этот момент у Зои зазвонил мобильный. На экранчике отобразился номер конторы.
— О! Легка на помине, — сказала Зоя. — Даже не подумаю ей отвечать.
— А вот это ты напрасно. Я понимаю, что ты на нее злишься, но, может, ей что по работе нужно. Дела какие там передать, раз ты уволилась так скоропалительно.
— Нечего мне ей передавать. А на моем увольнении она сама настояла, — надув губы, обиженно произнесла девушка.
Телефон звонил еще несколько раз, но упрямая Зоя так и не приняла вызов, а на последнем звонке и вовсе его отключила.
Вдруг Генка хлопнул себя рукой по лбу:
— Да, слушай-ка… Совсем забыл: звонила же моя мать, она вечером приезжает. Мне очень неудобно, но тебе придется сегодня переночевать где-нибудь в другом месте. Она, правда, всего на одну ночь — проездом. Утром у нее самолет. В общем, сама понимаешь…
— Да понимаю, Ген, понимаю. Не волнуйся, придумаю что-нибудь.
— Но ты уже завтра можешь вернуться. Только предварительно позвони на всякий случай.
— Я думаю, что могу у тетки на квартире переночевать. Ключи-то у меня есть.
— А ты… можешь? Ну… учитывая все случившееся?
— Вообще-то я там прописана. Тетка мне как раз недавно продлила временную регистрацию. Так что имею полное право.
— Не страшно тебе будет там? Может, лучше к подруге какой пойдешь? — беспокоился Геннадий.
— Да ничего, как-нибудь. К тому же нет у меня, кроме тебя, никаких подруг, Геныч, ты же знаешь. Где, кстати, у меня были эти ключи? — Зоя, вытряхнув все содержимое из своей сумки, занялась их поисками.
— Зой, — мялся Генка, — надо еще все твои вещички по квартире собрать и в моей комнате спрятать.
— Геныч! Тебе сколько лет? Тридцатник уже! А ты все до сих пор мамочку боишься, — поддела его Зоя.
— Да не боюсь я. Просто не хочу лишних расспросов…
Заморочнову как-то не верилось, что эта взбалмошная молодая особа в джинсовой курточке может быть причастна к смерти Журавлевой. Больше того, эту версию он считал второстепенной. Даже несмотря на то что во время осмотра кабинета убитой всплыло ее недавно составленное завещание, по которому племянница наследует шикарную квартиру в центре Москвы, нежилые помещения на Большой Татарской, то есть этот самый офис, и многое другое. Старлей усмехнулся, вспомнив, как хлопала глазами Татьяна Николаевна, когда оперативники обсуждали между собой завещание, найденное в секретере Журавлевой. Как досадливо встряхнула кудряшками блондинка. И как вытянулось лицо у этой мышки в очечках, Риты. Да, этих дамочек просто трясло от негодования. Они, как узнали об этой бумаге, готовы были Зою с землей сровнять: и такая она, и эдакая. И пришла-то сюда недавно, и со всеми перессорилась, и работала плохо, и кичилась своим родством с богатой теткой, и даже в этот страшный день думала только о деньгах… да и в сейф залезла к тому же. Своими разговорами они наддали жару оперативникам — так и толкали следствие на версию убийства из-за наследства, хотя те и без них взяли этот мотив в разработку. Но старлей все же старался быть объективным и не особенно-то брать во внимание упреки сотрудниц конторы в адрес журавлевской племянницы. Ясно было, что тетка ей благоволила, помогала, оберегала. А эти — они просто завидовали ей, молодой, удачливой, независимой девчонке, на которую вдруг свалились такие блага.
Зависть, да… чего только она с людьми не делает. Сколько раз в своей работе Заморочнову приходилось сталкиваться с наветами. Брат наговаривал на брата, дочь — на мать, подчиненный — на начальника, партнер — на компаньона и так далее. Список можно продолжать в разных вариациях. И чем только люди не руководствуются, пытаясь оговорить друг друга: кто завидует, кто мстит за старые обиды, кто из ревности, кто из ненависти, а кто-то преследует и вполне определенную выгоду. Здесь, в этом бабском нотариальном кругу, Заморочнову пока трудно было разобраться. Одно он себе уяснил четко: Зою тут все терпеть не могли. Наверное, каждой из этих дамочек она успела наступить на больную мозоль, поэтому они так упорно и пытались ее связать с этим преступлением.
И все же он не мог себе представить, что эта сероглазая худенькая девочка наняла киллера для убийства своей тетки. Во-первых, Зоя слишком многим обязана Нине Львовне. Во-вторых, Журавлева-младшая пришла сюда работать совсем недавно и рассчитывала в своей карьере именно на тетку, как говорила Заварзина. Если так, то эта смерть Зое только мешала — чуть позже Журавлева сделала бы племянницу полноценным нотариусом. В-третьих, Зоя ведь и сама юрист, хотя и начинающий. Следовательно, знает, чем ей грозит разоблачение — никакого наследства она не получит. Так зачем же было так рисковать? Да и расстройство ее, и потрясение при виде трупа были очень натуральными. Чтобы так сыграть? Это уж слишком… Однако обнаружившееся завещание, конечно, сильно играет против нее. И исчезновение денег из сейфа, и ее внезапное увольнение из конторы. «Но как-то все это нелепо для расчетливой, холодной стервы, какой ее тут пытаются выставить, — размышлял оперативник. — На ее месте надо было сидеть, убиваться по тетушке. Обеспечить себе железное алиби. Ну хотя бы разыграть удивление при виде внезапно обнаружившегося завещания… Нет, наверняка ее поступки как-то объяснимы».
В любом случае Алексею Заморочнову очень хотелось поговорить с этой горячей штучкой — если она и не организатор убийства, так очень ценный свидетель, человек, максимально приближенный к Журавлевой. Несколько раз на дню он пытался связаться с ней по телефону, просил это сделать Заварзину. Зоя же как назло на телефонные звонки не отзывалась. Где она проживала, сотрудницы конторы не знали. «Найдется, никуда не денется», — сам себя утешал Алексей. В то же время он уже не сомневался: влетит ему от Никоненко, что упустил свидетельницу.
Старлей ехал в управление, на Петровку. Начальник приказал всем собраться на экстренную планерку — «мозговой штурм», как называл это Никоненко. Надо было свести воедино все добытые оперативниками сведения и выработать план дальнейших действий. «Длинный сегодня будет денек, — думал Заморочнов. И с какой-то радостью, в которой не признавался даже сам себе: — И опять придется отменить встречу с Леной. Не забыть бы ей позвонить».
— Ну-с, собственно, приступим. Давай, Саватеев, — обратился Никоненко к одному из подчиненных, работавших сегодня на Большой Татарской.
Рыжеусый капитан откашлялся и начал доклад, поглядывая в свои записи:
— Итак, сегодня, 13 мая 2002 года, приблизительно в девять пятнадцать утра во дворе рядом со своей конторой убита Нина Львовна Журавлева. Частный нотариус. Сотрудники конторы, за исключением одной девушки, в это время уже были на своих рабочих местах. Окна выходят как раз во двор, но из-за закрытых жалюзи никто не видел, как подъехала машина Журавлевой, как происходило убийство. В милицию позвонили очевидцы происшествия — старушка и еще одна пожилая женщина, проживающие в соседнем подъезде. По словам свидетелей, как только Журавлева вышла из машины, со стороны кустов раздалась стрельба. Сначала стрелявшего не было видно. Но когда жертва упала, преступник вышел из укрытия, подскочил к ней, сделал последний выстрел в голову («Контрольный», — вставил Никоненко), схватил ее портфель и скрылся за углом дома. По описанию, это был высокий мужчина в темных брюках, в темной куртке, возможно, кожаной. На голове — бейсболка с большим козырьком, прикрывающим лицо. Так что черт лица никто не разглядел, фоторобот составить не удалось. В городе объявлен план «Сирена». Пока никаких результатов.
— А почему охраны в конторе не было? — спросил Никоненко.
— У них стоит автоматическая сигнализация. Как сказали, убитая как раз намеревалась заняться заключением договора с каким-нибудь охранным предприятием, подбирала подходящую фирму. Опоздала. Хотя никакой охранник ничем бы не помог в такой ситуации.
— Что говорит медицина? — обратился Никоненко к следующему сотруднику.
— Точное заключение судебно-медицинская лаборатория даст только послезавтра.
Никоненко грозно нахмурил брови.
— Ну, может, завтра, если сильно попросить, — отреагировал сотрудник. — У них сейчас работы невпроворот — несколько трупов, целая очередь на вскрытие. А по предварительным данным экспертов могу доложить: на теле женщины обнаружено пять огнестрельных ранений, по меньшей мере два из них — в голову и в область сердца — смертельные. Три пули попали в машину. Медики и баллисты считают, что стрельба велась практически в упор — метров с четырех-пяти. Все гильзы обнаружены. Пистолет ПМ с глушителем преступник бросил рядом с жертвой. Отпечатков пальцев нет. Пистолет уже проверили — нигде ни по каким делам не проходит.
— Ну, собственно, классика. Заказуха. — Майор тяжело вздохнул. — А раз заказуха, то еще один висяк. Которого нам для полной комплекции только и не хватало. У тебя что, Заморочнов? — повернулся он к Алексею.
— Журавлева Нина Львовна, 1960 года рождения, уроженка города Мирного, — начал свой отчет Заморочнов. — Одна из первых в Москве начала заниматься частной нотариальной практикой. В юридических кругах, по словам ее коллег, пользовалась репутацией грамотного и добросовестного специалиста. Кроме того, по свидетельству жильцов соседних подъездов, убитая была женщиной сердечной, внимательной, вежливой. Многие из них за годы, что существует здесь ее контора, не раз обращались к Журавлевой за помощью — и по юридическим вопросам, и просто по жизни. Некоторым из них она даже бесплатно помогала — тем, у кого денег не было. Ну, пенсионерам там всякие наследственные дела оформляла, доверенности, решала квартирные вопросы. Брала с них только установленную госпошлину, а за свою работу — ни копейки.
1 2 3 4 5 6 7 8