Оказавшись наконец в окружение разорванных, истерзанных чемоданов и баулов в зале аэропорта, мы дружно, подручными средствами отворотили крышку новой собачьей клетки и вытащили наружу несчастного эрделя. Пес еле стоял, дрожа на кровоточащих, стертых подушечках лап. Бедняга страстно желал исполнить свои обычные делишки, но не имел сил идти. Пришлось взять его на руки и вынести, поборов смущение и нерешительность, на газончик перед стеклянными раздвижными дверями.
За нашими манипуляциями с клеткой, чемоданами, собакой внимательно наблюдал немолодой уже человек с широким, добродушным приятным лицом, чуть грустными глазами, в бейсбольной кепке с длинным козырьком на лысоватой, с редкими мягкими волосами голове, кожанной куртке и голубых джинсах. Типичный американец, одним словом. Ну чего пялишься? - С тоской подумал я, - Конечно, бесплатный театр четырех замученных актеров и полумертвой от ужаса происшедшего с ней собаки. Жутко смешно.. Мысленно представил, как весело американцу наблюдать со стороны нелепую возню жалких эмигрантов, перепуганных, красных, вспаренных в своих нелепых, неуклюжих, тяжелых зимних одеждах, беспомощно жмущихся вокруг истерзанного багажа. Пересилил себя и нагло, этак гордо и чертовски независимо, взглянул ответно в глаза прикрытые толстыми стеклами очков.
Господи, как я ошибался! Теплый, печальный взгляд казалось переполнен жалостью, пониманием, состраданием, соучастием... Еще минута и человек, покинув оживленно беседующую компанию подошел к нам.
- Здравствуйте! ... Вы наверно из Харькова? - Совершенно неожиданно спросил незнакомец на чистейшем русском языке. Нам только и осталось, что онеметь от удивления.
- Откуда ... Вы ... узнали? - по обычаю немного подозрительно спросила мама.
- Это же сразу видно! Кто еще может решиться привезти с собой такую прекрасную собачку? Только харьковчане - самые отважные люди в мире. Поверьте, я знаю. Сам из Харькова. Зовут меня Лио. Вы извините, что вторгаюсь в Вашу личную жизнь. Здесь это не принято... но почему Вас никто не встречает?
- Не знаю. - Ответила мамочка и пожала плечами. - Я оставила сообщение на телефоне подруги перед вылетом из Италии, но возможно она его не получила. Да не большая это беда раз мы уже прилетели, переночуем прямо здесь, в зале, а утречком на метро или автобусе поедем в город искать жилье.
- Ну ребята, Вы даете! Зал скоро закроется. До утра. И Вас попросят наружу.
- Ну и что? Одеты мы тепло. Составим в кучу вещички на газончике перед входом и свободно протянем до утра...
- Если ночью бандиты не утащат вещички и не прибьют заодно и Вас. - Продолжил харьковчанин. - Так дело не пойдет. Я забираю Вас к себе. Дом у меня не очень большой, но на пару дней остановиться можно. Места хватит. Сейчас договорюсь с женой и друзьями. Пусть помогут перевезти ваш багаж.
- Ну да, жена ему промоет сейчас мозги, объяснит как тащить свору незнакомцев, да еще с собакой в дом. - Предположила прагматичная бабушка. Дед только тяжело вздохнул, он устал и был глубоко несчастен. - Чужбина...
Эрдель повел на него грустными коричневыми глазами тоже печально вздохнул, а потом во всю пасть зевнул, поудобнее устраиваясь у меня на коленях и видимо вспоминая оставленную далеко-далеко уютную теплую подстилку.
- Всё улажено. Сейчас подгоним машины и погрузим ваши вещички. - Радостно сообщил подошедший Лио.
- Ой, ребята, так Вы тоже из Харькова? - Включилась в разговор яркая блондинка, судя по всему его жена. - Приедем, чайку попьем, поговорим...
В этот момент, словно вихрь из духов и дубленки налетела, затормошила, затораторила, заторопила , заполнила собой все пространство подлетевшая мамина подруга.
- Господи, не опоздала! Мы уже думали, что никогда в жизни не попадем в этот проклятый аэропорт. Понимаешь, это наш первый выезд на машине. Мы два часа крутились по всяким ужасным хайвеям и эстакадам, всё время попадали куда-то не туда. Хватайте быстрее своё добро и бегом к машине. Мы стоим в неположенном месте. - Она победоносно оглядела нас и гордо добавила - На фонарях!
Она бесцеримонно оттеснила Лио и его жену в сторону и потащила за собой, тот только успел передать деду маленький белый прямоугольничек визитной карточки с телефоном и попросил позвонить, сообщить как устроились и не нужна ли его помощь.
Мы позвонили, подружились... Лио щедро дарил людям теплый дар благородного сердца, часто не получая в ответ ровным счетом ничего, да он и не ждал видимо каких-то особых ответных эмоций. Ему просто нравилось делать добрые, приятные людям дела, быть им в чем-то полезным. Это его душа, натура такая. Редкая, кристально чистая и светлая. В тяжелые, полные безнадежного отчаяния дни голос Лио согревал, поддерживал советами и заботой. Потом жизнь начала налаживаться, работа, учеба... мы стали вольно или невольно отдаляться, но все равно от сознания что есть рядом такой Лио, которому всегда можно позвонить, излить наболевшее, на сердце становилось легче, тепло и радостно.
***
Жизнь начиналась с нуля. Первые недели мы спали на покрытом рыжим карпетом полу аппартмента, запихнутого под самую крышу старого билдинга. Благодаря подруге и Богу, наш хозяин, один из немногих, сдавал комнаты семьям с собаками и кошками. Под завывание зимнего ледяного ветра, астматический гул и сопение парового, выключаемого посреди ночи отопления мы пересиливая натуру и часовые пояса пытались забыться в тяжелом сне, кутаясь во всё те же, притащенные на себе одежонки. О, как они нам пригодились когда сгибаясь под тяжестью найденного тащили зимними вечерами обнаруженные на пустынной улице телевизор, стулья, старенький стол. Когда не имея лишнего доллара на автобус пехом перли из самого дешевого магазина в отваливающихся от усталости руках первую покупку тяжеленную тумбочку из прессованой деревоплиты, упакованную в картонный, выскальзывающий из замерзших пальцев ящик.
Сначала устроилась на работу мама, да еще и по специальности, несмотря на грозное предупреждение подружки: Кому нужен здесь твой английский? Тут любой ребенок его знает!. Оказалось нужен.
Мамочка сдавала бесчисленные экзамены, училась и работала. Когда она спала знал только эрдель. Мужественно борясь со сном пес сидел рядом с ней по ночам возле гор книг и тетрадей. Охранял. Тяжело вздыхал когда хозяйка горько рыдала, заучивая наизусть целые страницы из учебника совершенно не лезущей в гуманитарную голову химии, необходимой для получения заветного сертификата на право преподавания. Встречал зимними вечерами после Университета. До нас сразу дошло, что в Америке учиться можно только честно, без дураков, на полной отдаче. Или лучше вообще не браться за это дело.
Мама окончила Университет, я поступил на работу. Жизнь наладилась, пошла более устроенно, спокойно... но .... Эрдель умер... До самого последнего дня он не проронив ни стона, ни разу не выказав страдания, словно ангел-хранитель защищал своих любимых от бед, встречая по вечерам радостным, захлёбывающимся от неизбывного счастья лаем. Умер стараясь не причинять хлопот и неприятностей, просто упал однажды зимой на утренней прогулке и больше не поднялся. ... Умер...
Иногда я по-прежнему вижу его темный силуэт в полосе лунного света на излюбленном месте посредине ковра, с гордо поднятой головой и треугольничками настороженных ушей, слышу осторожные шаги по лестнице вовремя сторожевого ночного обхода...
.....
Поезд дернулся и остановился, динамик объявил станцию. Надо выходить. Вот и прошла перед глазами жизнь. Какими словами смогу рассказать это отцу?
Нет, раньше прильну к нему, поддержу усталого, приведу домой... Разговоры потом... Еще будет время и для них...
Вагонные двери разъехались в стороны и я выскочил на поднятую над землей платформу. Быстрее вниз, по лестнице, а затем, не ожидая автобуса, по заставленной старыми доходными домами улице. Мимо парка с чахлым кустарником и потрескавшимся, с провисшей сеткой теннисным кортом.
Тяжелая, черная незапертая дверь с потемневшей латунной ручкой. Добежал. ... Последние шаги. ... Как бьется сердце.
Спускаюсь вниз по выщербленным, когда-то мраморным, ступенькам, с надеждой жму кнопку звонка, затем отчаянно дергаю на всякий случай ручку двери. Пусто. Опоздал...
35. Последняя глава.
Ах, зеркало, зеркало, нет от тебя покоя, опять задерживаешь меня, вновь замутилась поверхность и поплыли неясные образы. Выпятилась из мутного пятна фигура квартирного замполита, хитрый глаз под козырьком полевой фуражки шустро проскочил по стенам полуподвала беглым взглядом, враз оценил, расплылся, перелился, заново сформировался в самогонно-книжного партайгенносе, тот в следующего... Напыжился, насупил брови, покрутил носом, словно принюхиваясь к несвежим ароматам...
- Непорядок. Слюни интеллегентские. Сопли. Ану, возьми себя в руки, товарищ майор. Подойди к делу с классовых позиций, по-партийному... Ну угрохал сотню империалистических гадов - так туда им и дорога. Отомстил за себя, за нас. Женщины? Дети? Не сумлкевайся, не наши это женщины, не наши и дети. ... Враги... Верной дорогой пошел, товариш!
Сощурился ехидно, прижмурил глаз и спросил внятно, по-деловому. - Хоть куш-то приличный урвал? Дело того стоило... - И исчез, пропал, словно и не существовало их всех никогда.
А в зеркале уже отец с отчимом. Плечом к плечу, оба в парадке, с кортиками, в орденах и медалях.
- Не для того я тебя родил.... - Сказал грустно отец.
- Зря ростил тебя. - Отрубил отчим.
Повернулись кругом, ушли, а следом за ними мать, вся в черном, сгорбившаяся, так и не оглянулась, ни слова не произнесла.
Только не долго пустовало зеркало. Зашлепали, задвигались над золотым зубом губы покойничка Пола
- Брось, майор, все путем, все ништяк, братан. Ну гробанул лохов, киданул чучмеков. Ни хрена! Бизнес есть бизнес! Затот теперь при бабках, а это все упрощает... - Ощерился осколками размозженных десен. - Шустрый ты малый, майор, не оценил я тебя... - Исчез.
- Ты потерял меня навсегда, лейтенант, - Вероника растаяла словно облачко.
- Милый, да ты крутой! Теперь настало наше время... Я пожалуй возьму тебя в долю - Объявилась вдова Пола.
- Проще, проще. Все тихо, братан, все спокойно... Линяй к нам... Вали... Канай... Сваливай! Капуста! Зелень! Баксы! Вот главное в жизни! ... - Орут, заполонили все пространство, рвут в клочья мысли местные деловые, московские, харьковские....
Хватит! Удар по зеркалу рукояткой пистолета враз, вдребезги, оборвал видение, в дребедень, в стекляную пыль обратил проклятый прямоугольник, оставив на стене лишь пустую фанерную рамку. Нет в ней никого никогда не бывало. Всё. Точка. ***
Наверху, со стороны улицы, раздались торопливые незнакомые шаги по лестнице ведущей вниз, в старый загаженный людьми и крысами бейсмант. Тревожно зазвучали в самый неподходящий момент когда пистолет уже вычищен, собран и ритуал прощания с прожитым завершен.
Созревшая личинка зла до тла выжрала нежную плоть человеческой души и разрывала в последнем усилии хрупкую внешнюю оболочку.
Хорошо смазанный затвор передернут, патрон дослан в патронник. Предохранитель снят и пружина готова кинуть ударник в короткий бешенный рывок, вбить в желтеющую шляпку капсуля, воспламенить содержимое добродушного желтенького грибочка-маслючка, выталкнуть струей раскаленных газов тупую безмозглую головку из канала тесного ствола в мгновенный, бесшабашный, неуправляемый и неудержимый полет.
Звонок разорвал напряженную тишину, громыхнул под черепом, ударил по напряженным нервам. Раз, другой, третий.... Открыть? Застрелить? Затаиться?
Ухватился потными пальцами за край стола, сцепил зубы, затаил дыхание, замер словно мышь...
Нет, не до визитеров мне сегодня. Никого не жду и не желаю видеть в последние минуты прошлой жизни. Еще больше затихаю, сдерживаю дыхание, вжимаюсь в стул...
Человек за дверью нервно, долго давит на кнопку звонка, дергает дверь. Ну кому это я вдруг так понадобился? Нет у меня никого... вот разве пистолет... Но и он уже отыграл свое, стал лишним, нежелательным свидетелем.
Шаги медленно удаляются, словно человеку совершенно нехочется уходить. Хлопает входная дверь...
Надо поторопиться. Не нравятся мне незапланированные визиты. Настораживают... Протираю тряпкой, стираю отпечатки пальцев и заматываю в неё же кобуру с пистолетом и патронами. Собираю всё старьё в большой черный мусорный пластиковый мешок и выволакиваю через черный ход к помойному баку. Крошу молотком дискеты, клавиатуру, потроха, хард драйв, так дорого доставшегося компьютера. Прости, но ты мне больше не потребен, а другим совсем необязательно знать тайное содержимое файлов. Немного жалко старичка, привык уже. Но не беда, на месте куплю новый, самый лучший, дорогой, навороченный. Скидываю остатки электроники в короб и отправляю всед за мешком.
Сегодня, впервые за много лет на мне всё новое, чистое, свежее. Из дорогого магазина. Даже непривычно, но это быстро пройдет. Ещё раз ощупываю карман пиджака с новым портмане, золотой кредитной карточкой, чековой книжкой, билетами первого класса до далеких островов. Натягиваю плащ, беру кожаный фирменный брифкейс и пакет с пистолетом. Дверь не закрываю, ключи на столе. Прощай прибежище нищеты.
Старый, переживший свой срок рыдван довозит меня до Брайтона. По бродвоку прохаживается публика и нет никакой возможности завершить задуманное. Оглядываюсь и вижу выставленные вдоль дороги в ожидании уборщиков мусорные баки от которых разит перекисшей за неделю помойкой, перебродившей пищей и прочими ароматами. Выбираю самый зловонный и не таясь, открыто отправляю в черное нутро сверток: Прости друг, но на особые почести и соблюдение задуманного ритуала похорон нет времени.
Вновь возвращаюсь к автомобилю и еду уже прямиком в аэропорт. Еду не торопясь, не нарушая правил, не обгоняя других, вежливо уступаю дорогу торопящемуся деловому люду, приветливо улыбаюсь, машу изредка ручкой. Втягиваюсь, вбираюсь в новый облик, словно леплю себя заново, готовлю к будущей безоблачной и такой счастливой жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23