https://wodolei.ru/catalog/mebel/massive/
Для полной идиллии не хватало только камина.
Во время подобных бесед я понял одну из причин, по которой ему понадобился жилец в его собственной квартире: ему порой нужно было просто высказаться, но высказываться пустым стенам - это уже сумасшествие. А так он мог выглянуть из своей комнаты и, увидев в гостиной меня, читающего газету, тут же запросто выйти и сказать:
- Нет, вы только послушайте, Валерий: "Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике..." - что вы на это скажете?
- Это из Булгакова? Что скажу? - говорил я, неохотно отрываясь от своих "Московских известий", - Что Марк грузен, каким он и описан у Булгакова. А что можно еще добавить сверх этого?
- Но как вам нравятся "тяжелые сапоги" Марка? Ведь кто такой кентурион Марк? Это же вам не петлюровский наказной атаман, и дело происходит не лютым киевским февралем, а в пышущем вечным жаром Иерусалиме! Как мог этот Марк быть обут в "тяжелые сапоги"? Да на той жаре он сварил бы себе ноги в первые же полчаса! Нет, явно здесь у Михаила Афанасьевича нестыковочка получается...
Но иногда, когда он бывал более словоохотлив, чем обыкновенно, он был прекрасным рассказчиком. Именно из таких бесед я довольно скоро узнал о его необычном хобби - хобби детектива-консультанта.
- Все дело в особом свойстве моей фотографической памяти и патологическом стремлении привести окружающие предметы в какую-то строгую систему, - начал как-то он очередной свой разговор на эту тему. - У меня фотографическая память художника; жизнь запоминается мне ясными фотокартинками, между которыми ничего нет. Но они достаточно часты, чтобы собрать из них кинофильм моей жизни. Вот вы помните, например, в чем именно были червонцы из повести Гоголя "Портрет"? Нет, конечно! А я помню! Они были завернуты в плотную синюю бумагу, и лежали столбиками в холщевых мешочках, на каждом из которых было выставлено: "1000 червонных"!
- Я вам отвечу так, Александр, - отвечал я, - а зачем обычному человеку помнить эту всю ерунду? Как любит говаривать один мой старый приятель, моряк, - на ход судна это не влияет!
- Вот, Валерий! В этом-то и кроется истина! Обычному человеку это, действительно, и ни к чему. Зачем ему забивать свою голову ненужными сведениями. Но! Именно она, эта самая ерунда, и придает нашей жизни тот самый колорит уникальности, который у нее есть. Что помнит обычный человек 20 лет спустя после прочтения повести Гоголя "Портрет"? В лучшем случае только то, что талантливый художник променял свой дар на деньги ужасного ростовщика. В самом деле - а зачем обычному человеку помнить большее, если он при желании может сызнова открыть заветный томик, и снова насладиться волшебной прозой великого писателя? У меня же это получается автоматически, помимо моей воли, так уж устроена моя память, что я запоминаю все фотографически, во всех тонкостях и перипетиях.
- Да, но какое отношение это все может иметь к таланту расследования?
- Прямое! Я воспринимаю окружающий мир во всей его сложной взаимосвязи. Вот идет человек, у него небрежно завязаны шнурки на левом ботинке. Вы воспринимаете этот факт как единицу информации - только его и ничего более. А я воспринимаю его примерно так: у человека небрежно завязаны шнурки - он небрежен в одежде - он небрежен вообще - он необязателен во встречах временами суетлив, потому что опаздывает на встречи - рано или поздно он попадет в глупую ситуацию, сбив кого-нибудь второпях, или брякнется как-нибудь весьма неприлично, наступив на свой собственный распущенный шнурок... и так далее. Поэтому, когда этот человек наступает в конце концов на свой шнурок и падает - вам смешно, потому что вы воспринимаете это как нелепую случайность. А мне не смешно, потому что я предвидел это три года назад.
- И кто же, позвольте узнать, ваши заказчики? - спросил я. - Ведь для того, чтобы заниматься таким делом, необходимо иметь клиентуру.
- Ко мне обращаются, как правило, в двух случаях, - важно сказал Холмский. - В первом случае фактов слишком много, и нормальный человеческий мозг не может разобраться в их пестром изобилии; во втором наоборот, их слишком мало, и обыкновенному сознанию не за что зацепиться.
- Но разве второй случай не типичен для расследования? - искренне удивился я. - Мне казалось, что расследование всегда сталкивается с дефицитом фактов.
- Конечно, нет! - сказал Холмский, и принялся выбивать в пепельницу свою трубку. - Факты - дело наживное. Следователь достаточно умный, каким является, например, мой старый знакомый Виктор Соколов, умеет собирать нужные факты и, как правило, успешно ведет дело. Но иногда у него находит коса на камень, и тогда он обращается ко мне. При этом я не хочу сказать о нем ничего обидного, просто у людей очень разные возможности. Если податься в мир компьютерных аналогий, то большинство людей можно уподобить хорошему серийному компьютеру фирмы IBM с процессором Intel, который довольно успешно решает многие деловые задачи. Умных людей можно уподобить такому же компьютеру, только с самым современным процессором Itanium-2. Но для решения особо мощных задач, как, например, прогноз погоды, производят особые суперкомпьютеры "Крей", на которых я иногда работаю в российском гидро-метео-центре.
- Да! Ложная скромность у вас, пожалуй, пребудет в большом дефиците, иронично заметил я, веселясь от его горделивой самооценки. - А как это выглядит в области финансовых отношений? Ведь расследование требует уймы времени....
- У нас с Соколовым в этом вопросе сложилось удивительное взаимопонимание. Еще раз подчеркну, что человек он не глупый, и поэтому прекрасно понимает тонкости человеческих отношений. Он помнит мои маленькие слабости. В частности, он знает, что я большой ценитель хорошего шотландского виски. Если вопрос для меня мелкий, то мы этим и ограничиваемся. В других случаях он необыкновенно изобретательно также находит возможности компенсировать мне материально мои временные затраты. И, кроме того, не забывайте, что я получаю от этого еще и большое моральное удовлетворение.
- Но как же быть, все-таки, со славой? Ведь все почести за успех в расследовании достаются тому же Соколову.
- Ах, батенька, все это мелочи! Я - математик, в этой области у меня есть достижения, которыми я могу гордиться, и другого мне не нужно! Не многие математики могут похвастаться тем, что разрешили одну из проблем Гилберта.
3. Знакомство с делом
Как я уже говорил, Холмский в одном из своих разговоров упоминал некоего Виктора Соколова, следователя московского уголовного розыска. Виктор изредка навещал Холмского, когда у него случались затруднения в его расследованиях. Но на этот раз было такое впечатление, что он просто заскочил на дружеский огонек. Он принес с собой бутылку великолепного островного виски "Talisker", упомянув, что за ним "был небольшой должок".
- Я и на этот раз оказался прав - Ефимкин? - спросил Холмский, с любопытством разглядывая на этикетке бутылки синюю карту острова Скай.
- Совершенно верно, - коротко ответил Соколов. - Попадание оказалось в десятку.
Холмский достал с верхней полочки три невысоких стакана с утолщенным дном, мы закурили и неторопливо приступили к дегустации благородного напитка.
- А знаете ли вы, что виски "Talisker" недавно признан одним из шести классических оригинальных сортов виски? - спросил Холмский, любуясь на просвет окна золотистой игрой напитка.
- Ничего я не знаю! - пробурчал Соколов. - Я просто попросил продавщицу дать мне самый дорогой виски, какой у нее есть.
- А что значит - "классический"? - спросил я. - Я слабо разбираюсь в виски.
- Классический, - только и ждал этого вопроса Холмский, - это означает, что технология его производства и вкус признаны ассоциацией производителей виски Шотландии образцовыми и неповторимыми. Все остальные сорта - это уже, в какой-то мере их верификация. У виски "Talisker" незабываемый морской характер - вот вдохните запах! - он поднес стакан к носу и закрыл в экстазе глаза, - в нем слышен запах береговых торфяников, через которые струилась вода - основа любого виски, в нем чувствуется запах йода морских водорослей, настоявшийся тогда, когда солодовый виски вызревал в дубовых бочках на ветренном побережье острова, в нем отдается горький запах дуба бочек из-под Олорозо!
- Остапа опять понесло! - ухмыльнувшись, дружески отметил Соколов. - Ты теперь нам битый час будешь петь о процессе производства "живой" воды.
- В таком случае закругляюсь! - удрученно сказал Холмский. - Но, с другой стороны, неужели вам совсем не интересна информация об этом великолепном напитке.
- Да по мне все они на одно лицо, - снова проворчал Соколов. - Шотландский самогон, одно слово.
- Согласен, что самогон, - но зато какого качества! - пропел Холмский.
Дальше разговором в основном владел Соколов. Но ни о каких делах он больше не упоминал. Болтал о погоде, весело рассказал пару забавных случаев из своей следственной практики. Потом он вдруг умолк и стал задумчиво сбивать щелчками пепел с сигареты. Холмский внимательно посмотрел на него.
- Чувствую, у тебя есть для меня какое-то интересное дело, а, Виктор?
- О нет, Александр Васильевич, ничего интересного!
- В таком случае, давай-ка рассказывай.
Соколов рассмеялся:
- От тебя, Александр Васильевич, ничего не скроешь. У меня, действительно, есть на примете один случай, но он немного странный, и я сам еще не определился по отношению к нему, что мне здесь нужно делать. Ты же знаешь - я обращаюсь к тебе только тогда, когда понимаю, что я в тупике и самостоятельно выбраться оттуда не могу. А здесь какое-то странное ощущение, что и дела-то, как такового, толком нет.
- Продолжай, продолжай! Начало уже многообещающее, - радостно потер руки Холмский. Выразительные его глаза загорелись пристальным вниманием, а в его повадках появилось нечто хищное, кошачье.
- Дело это мы формально вынуждены были закрыть за недостаточностью оснований, но на его продолжении настаивает истец, человек известный в финансовых кругах, обещает выплатить приличную сумму в частном порядке, если оно будет, наконец, распутано.
- И это ты называешь не интересным делом! - воскликнул Холмский. - Виктор Михайлович, твоя природная скромность не знает границ! Так умело, в такой красивой упаковке всучивать нам откровенно протухший товар под названием "заваленное дело"!
- Так слушайте же, - не обращая внимания на ироническую эскападу Холмского, продолжал Соколов. - Тридцать первого декабря прошлого года, в аккурат на новый год, пока он с супругой в счастливом неведении находился в гостях, их квартиру вскрыли: дверь оказалась недостаточно укрепленной, ее попросту отжали мощным ломом. А дверь особо не укрепляли потому, что понадеялись на внутриведомственную охрану при доме. Проникшие перерыли все в спальне, взяли только один золотой кулон хозяйки, правда, дорогой, с изумрудом, да несколько серебряных ложек на кухне. Словом, явно не за этим туда приходили, потому что там такого добра осталось еще предостаточно. Владелец после этого поставил прочную металлическую дверь с кодовым замком.
Через полгода, летом, произошло еще одно проникновение в эту квартиру, во время летнего отпуска хозяев. На этот раз к двери подступиться было сложно, и взломщики проникли в квартиру ночью, спустившись с крыши по тросу на лоджию квартиры. Оказавшись на лоджии, они аккуратно вырезали стеклорезом на присоске круглую дырку в стекле балконной двери и таким образом проникли внутрь. На этот раз пропало только дорогое кольцо с дымчатым топазом, если не считать еще того, что часть мебели оказалась сдвинутой со своих мест и в нескольких местах были ободраны обои. Причем обои были ободраны весьма варварски, с помощью взятого на кухне большого острого ножа. Было видно, что они торопились. Явно искали что-то в стенах или под обоями.
После второго взлома хозяин оснастил свою квартиру прямой милицейской сигнализацией, балконные окна решетками, и еще раз пригласил нас, сыщиков. Мы добросовестно простучали все стены в поисках пустот с возможными тайниками ничего. Проверили тщательнейшим образом все вентиляционные отверстия, паркет ничего подозрительного. Помня нашумевший случай с кладом в пианино просветили все имеющиеся в квартире музыкальные инструменты рентгеном - и опять ничего! Причем непонятно, что оба раза искали. Но что-то им было сильно надо, если они отважились на второй взлом. После последнего случая прошло четыре месяца. Пока они оставили квартиру в покое. Мы больше заниматься этим делом не можем: времени угрохали море, а перспектив - никаких. Но мы же бюджетная организация, не можем заниматься этим делом до бесконечности. Типичный "висяк". А хозяин - человек солидный. Просит это дело не оставлять, ему не хочется жить на вулкане и думать, что в любую секунду к нему снова может кто-то залезть и сделать неизвестно что. Назначил премию за расследование этого дела - $5000. Немного, я понимаю. Но лично я на них не претендую, мне в данном случае важно только мое собственное реноме - ведь дело-то осталось висеть на мне.
- А у хозяина есть какие-нибудь предположения? - спросил Холмский. - Если семейные драгоценности взломщиков интересуют эпизодически, то в квартире, очевидно, есть нечто другое, что их привлекает - важные документы, например.
- Никаких! - твердо ответил Соколов и сделал резкий отрицательный жест рукой. - Хозяин категорически отрицает наличие в его квартире каких-либо известных ему важных документов или тайных кладов. У нас была версия, что нечто могло остаться от предыдущих хозяев квартиры - дом дореволюционной постройки, можно было бы предположить наличие в его стенах клада какой-нибудь графини Закревской - но наши розыски, как я уже вам говорил, не дали абсолютно никаких результатов.
- Следы, отпечатки пальцев? - продолжал лениво бросать вопросы Холмский.
- Пальчиков нет, - сокрушенно отвечал Соколов, - работали в перчатках. А вот след один имеется, причем прекрасный - во время второго посещения злодеи на лоджии опрокинули вазон с цветком, и одного из них угораздило тут же ступить левой ногой в просыпавшуюся влажную землю.
1 2 3 4 5
Во время подобных бесед я понял одну из причин, по которой ему понадобился жилец в его собственной квартире: ему порой нужно было просто высказаться, но высказываться пустым стенам - это уже сумасшествие. А так он мог выглянуть из своей комнаты и, увидев в гостиной меня, читающего газету, тут же запросто выйти и сказать:
- Нет, вы только послушайте, Валерий: "Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике..." - что вы на это скажете?
- Это из Булгакова? Что скажу? - говорил я, неохотно отрываясь от своих "Московских известий", - Что Марк грузен, каким он и описан у Булгакова. А что можно еще добавить сверх этого?
- Но как вам нравятся "тяжелые сапоги" Марка? Ведь кто такой кентурион Марк? Это же вам не петлюровский наказной атаман, и дело происходит не лютым киевским февралем, а в пышущем вечным жаром Иерусалиме! Как мог этот Марк быть обут в "тяжелые сапоги"? Да на той жаре он сварил бы себе ноги в первые же полчаса! Нет, явно здесь у Михаила Афанасьевича нестыковочка получается...
Но иногда, когда он бывал более словоохотлив, чем обыкновенно, он был прекрасным рассказчиком. Именно из таких бесед я довольно скоро узнал о его необычном хобби - хобби детектива-консультанта.
- Все дело в особом свойстве моей фотографической памяти и патологическом стремлении привести окружающие предметы в какую-то строгую систему, - начал как-то он очередной свой разговор на эту тему. - У меня фотографическая память художника; жизнь запоминается мне ясными фотокартинками, между которыми ничего нет. Но они достаточно часты, чтобы собрать из них кинофильм моей жизни. Вот вы помните, например, в чем именно были червонцы из повести Гоголя "Портрет"? Нет, конечно! А я помню! Они были завернуты в плотную синюю бумагу, и лежали столбиками в холщевых мешочках, на каждом из которых было выставлено: "1000 червонных"!
- Я вам отвечу так, Александр, - отвечал я, - а зачем обычному человеку помнить эту всю ерунду? Как любит говаривать один мой старый приятель, моряк, - на ход судна это не влияет!
- Вот, Валерий! В этом-то и кроется истина! Обычному человеку это, действительно, и ни к чему. Зачем ему забивать свою голову ненужными сведениями. Но! Именно она, эта самая ерунда, и придает нашей жизни тот самый колорит уникальности, который у нее есть. Что помнит обычный человек 20 лет спустя после прочтения повести Гоголя "Портрет"? В лучшем случае только то, что талантливый художник променял свой дар на деньги ужасного ростовщика. В самом деле - а зачем обычному человеку помнить большее, если он при желании может сызнова открыть заветный томик, и снова насладиться волшебной прозой великого писателя? У меня же это получается автоматически, помимо моей воли, так уж устроена моя память, что я запоминаю все фотографически, во всех тонкостях и перипетиях.
- Да, но какое отношение это все может иметь к таланту расследования?
- Прямое! Я воспринимаю окружающий мир во всей его сложной взаимосвязи. Вот идет человек, у него небрежно завязаны шнурки на левом ботинке. Вы воспринимаете этот факт как единицу информации - только его и ничего более. А я воспринимаю его примерно так: у человека небрежно завязаны шнурки - он небрежен в одежде - он небрежен вообще - он необязателен во встречах временами суетлив, потому что опаздывает на встречи - рано или поздно он попадет в глупую ситуацию, сбив кого-нибудь второпях, или брякнется как-нибудь весьма неприлично, наступив на свой собственный распущенный шнурок... и так далее. Поэтому, когда этот человек наступает в конце концов на свой шнурок и падает - вам смешно, потому что вы воспринимаете это как нелепую случайность. А мне не смешно, потому что я предвидел это три года назад.
- И кто же, позвольте узнать, ваши заказчики? - спросил я. - Ведь для того, чтобы заниматься таким делом, необходимо иметь клиентуру.
- Ко мне обращаются, как правило, в двух случаях, - важно сказал Холмский. - В первом случае фактов слишком много, и нормальный человеческий мозг не может разобраться в их пестром изобилии; во втором наоборот, их слишком мало, и обыкновенному сознанию не за что зацепиться.
- Но разве второй случай не типичен для расследования? - искренне удивился я. - Мне казалось, что расследование всегда сталкивается с дефицитом фактов.
- Конечно, нет! - сказал Холмский, и принялся выбивать в пепельницу свою трубку. - Факты - дело наживное. Следователь достаточно умный, каким является, например, мой старый знакомый Виктор Соколов, умеет собирать нужные факты и, как правило, успешно ведет дело. Но иногда у него находит коса на камень, и тогда он обращается ко мне. При этом я не хочу сказать о нем ничего обидного, просто у людей очень разные возможности. Если податься в мир компьютерных аналогий, то большинство людей можно уподобить хорошему серийному компьютеру фирмы IBM с процессором Intel, который довольно успешно решает многие деловые задачи. Умных людей можно уподобить такому же компьютеру, только с самым современным процессором Itanium-2. Но для решения особо мощных задач, как, например, прогноз погоды, производят особые суперкомпьютеры "Крей", на которых я иногда работаю в российском гидро-метео-центре.
- Да! Ложная скромность у вас, пожалуй, пребудет в большом дефиците, иронично заметил я, веселясь от его горделивой самооценки. - А как это выглядит в области финансовых отношений? Ведь расследование требует уймы времени....
- У нас с Соколовым в этом вопросе сложилось удивительное взаимопонимание. Еще раз подчеркну, что человек он не глупый, и поэтому прекрасно понимает тонкости человеческих отношений. Он помнит мои маленькие слабости. В частности, он знает, что я большой ценитель хорошего шотландского виски. Если вопрос для меня мелкий, то мы этим и ограничиваемся. В других случаях он необыкновенно изобретательно также находит возможности компенсировать мне материально мои временные затраты. И, кроме того, не забывайте, что я получаю от этого еще и большое моральное удовлетворение.
- Но как же быть, все-таки, со славой? Ведь все почести за успех в расследовании достаются тому же Соколову.
- Ах, батенька, все это мелочи! Я - математик, в этой области у меня есть достижения, которыми я могу гордиться, и другого мне не нужно! Не многие математики могут похвастаться тем, что разрешили одну из проблем Гилберта.
3. Знакомство с делом
Как я уже говорил, Холмский в одном из своих разговоров упоминал некоего Виктора Соколова, следователя московского уголовного розыска. Виктор изредка навещал Холмского, когда у него случались затруднения в его расследованиях. Но на этот раз было такое впечатление, что он просто заскочил на дружеский огонек. Он принес с собой бутылку великолепного островного виски "Talisker", упомянув, что за ним "был небольшой должок".
- Я и на этот раз оказался прав - Ефимкин? - спросил Холмский, с любопытством разглядывая на этикетке бутылки синюю карту острова Скай.
- Совершенно верно, - коротко ответил Соколов. - Попадание оказалось в десятку.
Холмский достал с верхней полочки три невысоких стакана с утолщенным дном, мы закурили и неторопливо приступили к дегустации благородного напитка.
- А знаете ли вы, что виски "Talisker" недавно признан одним из шести классических оригинальных сортов виски? - спросил Холмский, любуясь на просвет окна золотистой игрой напитка.
- Ничего я не знаю! - пробурчал Соколов. - Я просто попросил продавщицу дать мне самый дорогой виски, какой у нее есть.
- А что значит - "классический"? - спросил я. - Я слабо разбираюсь в виски.
- Классический, - только и ждал этого вопроса Холмский, - это означает, что технология его производства и вкус признаны ассоциацией производителей виски Шотландии образцовыми и неповторимыми. Все остальные сорта - это уже, в какой-то мере их верификация. У виски "Talisker" незабываемый морской характер - вот вдохните запах! - он поднес стакан к носу и закрыл в экстазе глаза, - в нем слышен запах береговых торфяников, через которые струилась вода - основа любого виски, в нем чувствуется запах йода морских водорослей, настоявшийся тогда, когда солодовый виски вызревал в дубовых бочках на ветренном побережье острова, в нем отдается горький запах дуба бочек из-под Олорозо!
- Остапа опять понесло! - ухмыльнувшись, дружески отметил Соколов. - Ты теперь нам битый час будешь петь о процессе производства "живой" воды.
- В таком случае закругляюсь! - удрученно сказал Холмский. - Но, с другой стороны, неужели вам совсем не интересна информация об этом великолепном напитке.
- Да по мне все они на одно лицо, - снова проворчал Соколов. - Шотландский самогон, одно слово.
- Согласен, что самогон, - но зато какого качества! - пропел Холмский.
Дальше разговором в основном владел Соколов. Но ни о каких делах он больше не упоминал. Болтал о погоде, весело рассказал пару забавных случаев из своей следственной практики. Потом он вдруг умолк и стал задумчиво сбивать щелчками пепел с сигареты. Холмский внимательно посмотрел на него.
- Чувствую, у тебя есть для меня какое-то интересное дело, а, Виктор?
- О нет, Александр Васильевич, ничего интересного!
- В таком случае, давай-ка рассказывай.
Соколов рассмеялся:
- От тебя, Александр Васильевич, ничего не скроешь. У меня, действительно, есть на примете один случай, но он немного странный, и я сам еще не определился по отношению к нему, что мне здесь нужно делать. Ты же знаешь - я обращаюсь к тебе только тогда, когда понимаю, что я в тупике и самостоятельно выбраться оттуда не могу. А здесь какое-то странное ощущение, что и дела-то, как такового, толком нет.
- Продолжай, продолжай! Начало уже многообещающее, - радостно потер руки Холмский. Выразительные его глаза загорелись пристальным вниманием, а в его повадках появилось нечто хищное, кошачье.
- Дело это мы формально вынуждены были закрыть за недостаточностью оснований, но на его продолжении настаивает истец, человек известный в финансовых кругах, обещает выплатить приличную сумму в частном порядке, если оно будет, наконец, распутано.
- И это ты называешь не интересным делом! - воскликнул Холмский. - Виктор Михайлович, твоя природная скромность не знает границ! Так умело, в такой красивой упаковке всучивать нам откровенно протухший товар под названием "заваленное дело"!
- Так слушайте же, - не обращая внимания на ироническую эскападу Холмского, продолжал Соколов. - Тридцать первого декабря прошлого года, в аккурат на новый год, пока он с супругой в счастливом неведении находился в гостях, их квартиру вскрыли: дверь оказалась недостаточно укрепленной, ее попросту отжали мощным ломом. А дверь особо не укрепляли потому, что понадеялись на внутриведомственную охрану при доме. Проникшие перерыли все в спальне, взяли только один золотой кулон хозяйки, правда, дорогой, с изумрудом, да несколько серебряных ложек на кухне. Словом, явно не за этим туда приходили, потому что там такого добра осталось еще предостаточно. Владелец после этого поставил прочную металлическую дверь с кодовым замком.
Через полгода, летом, произошло еще одно проникновение в эту квартиру, во время летнего отпуска хозяев. На этот раз к двери подступиться было сложно, и взломщики проникли в квартиру ночью, спустившись с крыши по тросу на лоджию квартиры. Оказавшись на лоджии, они аккуратно вырезали стеклорезом на присоске круглую дырку в стекле балконной двери и таким образом проникли внутрь. На этот раз пропало только дорогое кольцо с дымчатым топазом, если не считать еще того, что часть мебели оказалась сдвинутой со своих мест и в нескольких местах были ободраны обои. Причем обои были ободраны весьма варварски, с помощью взятого на кухне большого острого ножа. Было видно, что они торопились. Явно искали что-то в стенах или под обоями.
После второго взлома хозяин оснастил свою квартиру прямой милицейской сигнализацией, балконные окна решетками, и еще раз пригласил нас, сыщиков. Мы добросовестно простучали все стены в поисках пустот с возможными тайниками ничего. Проверили тщательнейшим образом все вентиляционные отверстия, паркет ничего подозрительного. Помня нашумевший случай с кладом в пианино просветили все имеющиеся в квартире музыкальные инструменты рентгеном - и опять ничего! Причем непонятно, что оба раза искали. Но что-то им было сильно надо, если они отважились на второй взлом. После последнего случая прошло четыре месяца. Пока они оставили квартиру в покое. Мы больше заниматься этим делом не можем: времени угрохали море, а перспектив - никаких. Но мы же бюджетная организация, не можем заниматься этим делом до бесконечности. Типичный "висяк". А хозяин - человек солидный. Просит это дело не оставлять, ему не хочется жить на вулкане и думать, что в любую секунду к нему снова может кто-то залезть и сделать неизвестно что. Назначил премию за расследование этого дела - $5000. Немного, я понимаю. Но лично я на них не претендую, мне в данном случае важно только мое собственное реноме - ведь дело-то осталось висеть на мне.
- А у хозяина есть какие-нибудь предположения? - спросил Холмский. - Если семейные драгоценности взломщиков интересуют эпизодически, то в квартире, очевидно, есть нечто другое, что их привлекает - важные документы, например.
- Никаких! - твердо ответил Соколов и сделал резкий отрицательный жест рукой. - Хозяин категорически отрицает наличие в его квартире каких-либо известных ему важных документов или тайных кладов. У нас была версия, что нечто могло остаться от предыдущих хозяев квартиры - дом дореволюционной постройки, можно было бы предположить наличие в его стенах клада какой-нибудь графини Закревской - но наши розыски, как я уже вам говорил, не дали абсолютно никаких результатов.
- Следы, отпечатки пальцев? - продолжал лениво бросать вопросы Холмский.
- Пальчиков нет, - сокрушенно отвечал Соколов, - работали в перчатках. А вот след один имеется, причем прекрасный - во время второго посещения злодеи на лоджии опрокинули вазон с цветком, и одного из них угораздило тут же ступить левой ногой в просыпавшуюся влажную землю.
1 2 3 4 5