- Она коротко засмеялась, ее
губы нервно задергались. - Может быть, мне следовало пойти к психиатру? Вы
в самом деле не хотите ничего поесть?
- Не хочу. Но большое вам спасибо за заботу.
- Ну что ж, спокойной ночи, Сэм.
- Спокойной ночи, м-с Эндикотт...
Когда я увидел эти следы, что-то насторожило меня в них, но
задумываться над этим я не стал. Да и не до того мне было - душа моя была
подавлена беспомощностью, крушением надежд, отвращением к себе и страхом
перед внезапно разверзшимся во мне глубинами зла.
Я оставил Эндикотта на поляне, а сам пошел по широкой дуге, надеясь
отыскать оленя и выгнать его на Эндикотта, но сегодня оленьих следов в
лесу не было видно. Только чаща вокруг, темно-зеленая, мрачная, спокойная,
исполненная торжественной тишины, навевающая печальные раздумья.
Наконец я описал круг, вышел на собственный след и, поднимаясь по
знакомому холму, вспомнил вчерашний день: преступное искушение, винтовка у
плеча, спина Эндикотта под прицелом - погруженный в эти мучительные
воспоминания, я и заметил эти странные следы.
Они шли параллельно моим, но, в отличие от них, не спускались с
холма, а поднимались вверх по склону. Немного не дойдя до вершины, они
свернули налево, по направлению к сосновому бору.
Эндикотт сидел внизу на том же пне, что и вчера, и курил сигарету.
Ружье лежало у него на коленях. Я заставил себя не замедлять шага и не
останавливаться. Возможно, не остановись я вчера, я не увидел бы ее
мысленный образ, и не возникло бы искушение...
Я спускался намеренно шумно, чтобы он слышал, как я подхожу. Он
поднялся мне навстречу. Его глаза настороженно оглядели меня. Неужели
догадался? Неужели что-то подозревает?
Он глянул на часы.
- Как долго вас не было, - заметил он, и в его голосе мне послышалась
искренняя озабоченность. - Я уже начал беспокоиться.
- О чем же?
Он снова пристально поглядел на меня.
- Сам не знаю. Последние дни вы на себя не похожи. Если вам
нездоровится, мы можем отложить охоту на день-другой.
У меня отлегло от сердца: он ни о чем не подозревает...
- Я совершенно здоров.
- Жаль, что я так и не добыл своего оленя. Ну, ничего, приеду за ним
в следующем году. Посидите дома, хотя бы денек. Я могу побродить и один -
недалеко от хижины и близ тропинок. В любом случае я рассчитаюсь с вами
сполна.
В ответ я едва сдержался. Что за праведника он из себя корчит! Вслух
же произнес:
- Никогда не чувствовал себя лучше. Пошли домой, выпьем.
Она сидела между нами, сгорбившись и вцепившись пальцами в колени. В
мерцании приборного щитка ее лицо казалось бледнее, чем обычно. По лицу
пробегали тени, и я завидовал им - сам я не осмеливался к ней
прикоснуться.
- Сверните налево, - сказал я. Это были мои первые слова с тех пор,
как мы покинули хижину.
Эндикотт притормозил и свернул с дороги. Возле ресторана стояло
несколько машин. Я вылез и услышал звуки музыкального автомата и шум
голосов. В дверях я отступил в сторону, пропуская Розмари и Эндикотта. Мы
повесили свои куртки в коридоре и вошли в зал. Я до сих пор помню песню,
которую играл музыкальный автомат, она полностью соответствовала моим
переживаниям:
Душа лишь тобою полна,
Я так одинок и печален...
Мы подошли к стойке, и Эндикотт выложил двадцать долларов. Я заказал
виски, одним глотком осушил рюмку и тут же положил деньги за второй круг.
Эндикотт и Розмари удивленно взглянули на меня - они еще не успели и
пригубить из своих рюмок. Я сидел и слушал:
И слезы бегут по щекам,
Едва твое имя услышу...
В зале шумела веселая компания охотников. Разговор шел об оленях:
убитых оленях, раненных оленях, огромных оленях, ускользнувших от пули...
Они добродушно шутили и хохотали. Все, даже женщины, были одеты в свитера
грубой шерсти и красные штаны; мужчины были небриты, от них пахло лесом,
смолой, хвоей; все говорили разом, перекрикивая друг друга, и, не умолкая,
гремел музыкальный автомат:
Но сердце не может,
Нет, сердце не может
Тебя позабыть...
Довольно скоро Эндикотт присоединился к этой компании и ввязался в
спор о том, с каким оружием лучше ходить на оленя. Я выпил одну за другой
еще три рюмки, и спиртное начало действовать. По телу разлилась приятная
теплота. Моя печаль понемногу рассеялась, и я был бы вполне счастлив, не
знай я того, что она вернется как только действие виски прекратится.
Несколько раз я ловил в зеркале на стене пристальный взгляд Розмари,
и каждый раз первым отводил глаза. Наконец, я не выдержал, повернулся и
посмотрел прямо на нее.
В этот момент она играла со своей рюмкой, отпечатывая на стойке
влажные круги и с преувеличенным вниманием рассматривая их. Немного спустя
она подняла голову, поглядела на меня - и мы застыли, прикованные
взглядами друг к другу. В ее глазах я заметил какую-то безмолвную мольбу,
обращенную ко мне.
- Не желаете ли потанцевать? - пробормотал я.
Она мягко скользнула в мои объятия, и я сразу понял, что, пригласив
ее, совершил очередную ошибку.
- Что случилось, Сэм? - спросила она, когда мы закружились по залу. -
А я-то думала, что поездка подбодрит вас. Ведь это я уговорила Элроя
съездить в ресторан. Что случилось? Признавайтесь.
Пластинка кончилась, мы остановились. Когда музыка заиграла снова,
Розмари, казалось, прочла мои мысли, и танцевать больше не стала.
- Здесь душно, - сказала она. - Выйдем на свежий воздух.
Иней покрыл стоящие перед входом автомобили; с озера двигался
морозный сырой воздух. Розмари повернулась спиной, словно опять
погрузившись в неведомые мне раздумья. Сначала я боролся со своим
желанием, а потом подумал: какого черта, это мой последний шанс! Мной
двигали страсть и отчаяние - я схватил ее за плечи, повернул и крепко сжал
в объятиях.
Сначала она пыталась сопротивляться. Во всяком случае мне так
показалось - она была такой тоненькой и хрупкой, а я забылся в своем
горьком порыве и, возможно, был слишком груб. Ее губы, поначалу холодные и
равнодушные, вскоре увлажнились и потеплели, и я понял, что на этот раз я
не ошибся.
Внезапно хлопнула дверь, и это вернуло нас на землю. Она опомнилась
раньше меня - и отпрянула. Я резко обернулся, ожидая увидеть Эндикотта, но
это была какая-то парочка.
Мы вернулись в ресторан.
День был мрачный, равно как и мои мысли. Темные снеговые тучи нависли
тяжелыми клубами, воздух - влажный и промозглый, лес застыл в предчувствии
снегопада.
Я стоял во дворе, ожидая когда Эндикотт наконец распрощается с
Розмари. Он всегда расставался с ней очень неохотно. Он все стоял на
крыльце, перед раскрытой дверью, мешкая, словно старшеклассник, который
никак не в силах проститься со своей подружкой. На этот раз мне особенно
неприятно было видеть, и я просто скрежетал зубами от ярости, вспоминая
вчерашний вечер и ее в моих объятиях.
- Вы что, не слышите, Лэдлоу?
Я опомнился и повернулся к ним.
- Розмари спрашивает, будет ли, по-вашему, сегодня снег?
Я поймал ее взгляд, но ничего в нем не прочел. Впрочем, она стояла
слишком далеко.
- Уверен, что будет.
- Сильный? - спросил Эндикотт.
- Возможно.
Он поцеловал ее - долгим крепким поцелуем.
- До скорого, малышка!
- Будь осторожен в лесу, дорогой.
Я двинулся по тропинке, не дожидаясь его.
- До свидания, Сэм.
На мгновение я слегка замедлил шаг.
- До встречи, - буркнул я, не оборачиваясь.
Мы с Эндикоттом шли молча, никто из нас не делал попытки заговорить.
Тишину нарушало только легкое поскрипывание снега под ногами.
Дойдя до развилки, я остановился.
- Попробуем сегодня по-другому, - предложил я, - разойдемся каждый в
свою сторону. Вы уже неплохо знаете местность, и не заблудитесь, если
будете идти вдоль железнодорожной насыпи. Через некоторое время насыпь
снова выйдет на просеку, и вы сможете вернуться домой - или по просеке,
или назад по насыпи. А я порыскаю по бору, может быть, подстрелю
чего-нибудь там. Согласны?
Он посмотрел на меня, но ничего не ответил. Знает ли он? - снова
подумал я. - Понимает ли, почему я предлагаю разойтись? Может
догадывается, что я боюсь самого себя, боюсь того, что могу сделать?
Несколько снежинок медленно проплыли между нами, и наконец Эндикотт
произнес:
- Хорошо, Лэдлоу. Я согласен.
- Ждать меня не обязательно, - сказал я. - Когда устанете,
возвращайтесь в хижину. Только не углубляйтесь в чащу. Леса здесь дремучие
- если снег засыплет ваши следы, вам уже не выбраться.
Он кивнул и двинулся в путь.
Я шел по тропе, которая петляла по холмам. Когда-то здесь пыхтели и
грохотали трелевочные тракторы, медленно одолевая извилистый путь по
крутым склонам. Теперь все в прошлом, все забыто, как забудутся, надеюсь,
и события этих дней.
Я набрел на оленьи следы, которые вели на юг. Они были свежие, и я
свернул с тропы в бор. Снег постепенно усиливался, хлопья стали крупнее.
Еще немного - и снег повалит вовсю.
Вскоре оленьи следы пересекли заброшенную линию электропередачи.
Здесь я увидел следы, недавно оставленные Эндикоттом, а рядом с ними -
вторую цепочку следов. Я остановился как вкопанный. Это были те самые
следы, которые я видел накануне, и, приглядевшись к ним, понял, что именно
меня встревожило, и весь похолодел.
Следы были маленькие - детские или женские. Я свернул на просеку...
Розмари припала к земле, притаившись за большим пнем, остатком
гигантской норвежской сосны, и так самозабвенно целилась, что не услышала
моих шагов. Эндикотт стоял чуть выше, на насыпи, и закуривал сигарету. Его
красная куртка на фоне белого снега была отличной мишенью.
В ненарушаемой тишине леса отчетливо щелкнул крюк. Я подошел уже
совсем близко и вмешался как раз вовремя. От неожиданности она нажала на
собачку, но моя ладонь была на карабине, так что спущенный курок уткнулся
в мою перчатку - и это предотвратило выстрел.
Мое вмешательство было столь внезапным, что я легко вырвал у нее
карабин.
Розмари прижималась к пню, зажав кулаком себе рот. Единственным
звуком, нарушившим молчание леса, был ее сдавленный хрип.
Эндикотт и не подозревал о том, что творилось у него за спиной. Когда
я глянул в его сторону, он медленно удалялся, держа ружье наперевес и не
оглядываясь. Вскоре он скрылся из виду.
Я знавал душевную муку и раньше, но ее и сравнить было нельзя с тем,
что я испытывал сейчас. Полный крах всех иллюзий причинил мне
душераздирающую боль.
Я посмотрел на нее. Боль мучила меня, невероятная боль, боль, которая
с годами могла разве что ослабнуть, но не исчезнуть... - но ненавидеть ее
я не мог - слишком сильной и глубокой была моя любовь к ней.
- Итак, вы не умеете стрелять, - сказал я. - Вы боитесь ружья, вы
заблудились бы в трех шагах от дома... - Ветер усилился, снег падал уже
сплошной пеленой. Наши следы заносило. - Вы хотели действовать наверняка,
чтобы вас не заподозрили! Вот почему вы не выстрелили вчера - вы ждали
снегопада, чтобы он замел ваши следы. А на тот случай, если вас все-таки
заподозрят, решили воспользоваться моим карабином. Если бы из трупа
извлекли пулю и сделали баллистическую экспертизу, то убийцей признали бы
меня. Ведь вы не умеете стрелять, не правда ли?
Две слезинки блеснули в ее глазах, помедлили на ресницах и скатились
по щекам. Она молча качала головой из стороны в сторону. Это было
трогательное зрелище, но я чувствовал себя таким дряхлым, таким
умудренным...
- И вчера в ресторане, - продолжал я, - вы устроили все так, чтобы
наш поцелуй увидели. Лишняя улика против меня. Мотив для убийства. У вас
есть сообщник?
Наконец она заговорила. Ее губы одеревенели и двигались с трудом, они
стали белыми, как снег, падающий на ее лицо.
- Я люблю вас, Сэм... Я люблю вас...
- Неужели? А может быть, не меня, а кого-то другого? Не потому ли и
всю кашу заварили? Энди слишком стар для вас, и вы решили избавиться от
него, заполучив вдобавок и его деньги?
- Я люблю вас, Сэм. Это правда! Умоляю вас, поверьте мне.
Она видела, что ее слова меня не трогают.
- Что вы хотите делать?
- Я никому об этом не скажу. Да и кто мне поверит? Пойдемте.
- Куда?
- Домой...
Что значили бы мои слова? Доказательств у меня не было. Эндкотт
безумно любил ее, и я понимал, что говорить что-либо ему было бесполезно.
Она все вывернула бы наизнанку, в свою пользу. Уставилась бы на него
своими огромными, печальными, как у лани, растерянными глазами - и он,
конечно же, поверил бы не мне, а ей, такой хрупкой, слабой, безобидной...
А через некоторое время она снова попытается убрать его. Если не этим
способом, то как-нибудь иначе. Нет смысла его предостерегать, он все равно
мне не поверит.
Я повернул с просеки в бор. Она заколебалась.
- Разве нам в ту сторону? - спросила она.
- Так короче, - ответил я.
Она по-прежнему стояла на месте.
- Метель надвигается. Надо торопиться домой. Пошевеливайтесь! -
приказал я.
Она шагнула следом за мной. Деревья сомкнулись вокруг нас. Ветер выл
в вершинах сосен, но внизу мы его почти не чувствовали. Внизу был другой
мир, первобытное лесное царство. Деревьев было много и все они были
похожи, а все направления в лесу - одинаковы. Ни солнца, чтобы
ориентироваться, даже неба, даже верхушек деревьев не было видно, так
плотно валил снег, так быстро он кружился...
Я ускорил шаг.
- Сэм, - позвала она, - пожалуйста, не спешите так. Мне не поспеть за
вами. - Она начала задыхаться.
Я пошел еще быстрее.
- Сэм! - пронзительно закричала она и побежала за мной.
1 2 3