Вернее, выбросила, как выбрасывают на помойку отслужившие свой век вещи, которые уже невозможно починить, и которые лишь занимают место. Шиш третий из мужской компании, самый молодой, иногда чуть глуповатый, внешне похож на женский велосипед, худой и высокий рыжий парень, не помнящий своих родителей оттого, что их у него никогда не было. Случается... Все они бездомные, бомжи, по разным причинам оказавшиеся в одинаковом положении люди, которых сплотила общая житейская судьба. Все они Митины друзья. Именно так зовут нашего художника. Они ждали его здесь, может быть, всю ночь; скорее всего, всю ночь, и ждали бы еще много дней и ночей, несмотря ни на что, потому что Митя для них не просто друг, он кумир, любимец, он их опора и защита, он кормит и поит их, продавая свои картины. Они беззащитные, но свободные дети природы. Он любит их. Они без ума от него. Общество осуждает его. Он плюет на общество, предпочитая независимость. Ему просто нравится быть с ними. Еще мгновение - и, подняв руки к небу, приветствуя друзей, Митя срывается с места. Навстречу ему, опережая друг друга, бегут счастливые оборванцы. Еле поспевая, катит позади инвалидная коляска. ?Родина! Еду я на Родину! Пусть кричат: ?Уродина!? А она нам нравится! Хоть и не красавица...? - звучит их любимая песня. Упираясь руками из последних сил, Люська крутит старые, с вылетевшими спицами, колеса коляски, но они вязнут в морском песке. На глазах у Люськи слезы. Она смотрит на бегущих навстречу друг другу мужчин, задыхаясь от радости и бессилия. Митя подходит к Люське. Ее лицо в слезах, под глазом старый синяк, по лицу размазана дешевая косметика. Менты проклятые... Что они тебе сделали? - всхлипывает Люська. У тебя тушь поплыла. А синяк совсем сошел... - нежно говорит Митя, опускается на колени перед коляской, гладит Люську ладонью по щеке, стирая слезы и размытую тушь. Люська улыбается, продолжая всхлипывать. Вчера я видел славный сюжет. Я нарисую его. Он будет называться ?Вызревание?... Он принесет успех... Утри слезы, все будет замечательно...
*
Пустынный берег. Митя катит коляску с Люськой. За ним бегут Шиш, Кутя, хромая, подпрыгивает Зиновий Гердович. Нарастая, звучит ?Родина?. Ветер свистит в ушах. Пытаясь перекричать и песню, и ветер, орет Шиш: Слышь, Мить! Че они от тебя хотели?! А?! Они че, мента из тебя сделать хотели?! Мить! А?! Че это на тебе штаны ментовские?! А?! А?! - словно эхо, кричит в ответ Митя.
Смеется вся расхристанная компания, бегущая вдоль моря, вслед уходящему солнцу. Нарастает звучание мелодии.
*
Бульвар, ведущий к морю, пестреет рядами коммерческих киосков. Митя с компанией подходит к одному из них. Из окна киоска торчит здоровое, лоснящееся лицо молодого человека. А, Митяй, это ты... Как дела? Рисуешь? Рисую, Вить, - нетерпеливо, без особого желания говорить, отвечает Митя. Ну и как, покупают? Покупают, Вить. На пропой хватает? Бомжей своих покормить? Не всегда, Вить. Копаешь ты себе яму, Митяй. Пора бы делом заняться. При твоем-то уме сидел бы себе в ларечке, чистенький, с бабками, без проблем. Не люблю я, Вить, без проблем, скучно. Да и чистота меня ваша тошнит че-то. Чудак ты, Митька. Вот-вот... Сколько писать?
Митя молча поднимает два пальца. Витек записывает в тетрадку очередной долг, выставляет на прилавок две литровые бутылки ?Столичной?. У Сеньки Смирнова на той неделе персональная выставка. Слышал? Твоя-то когда будет? Митя молчит. На него сочувственно смотрят друзья. Митя молча забирает бутылки. Спасибо, Витек! Оставайся в чистоте! Давай-давай!
Митя подходит к компании ожидающих бомжей, поднимает над головой две литровки. Компания встречает его бурей оваций. Они скрываются в глубине темнеющей аллеи.
*
Раннее утро. Громкий стук в дверь. Маленькая комнатушка, заваленная картинами, рамками, книгами, пустыми бутылками, в целом создающими художественный беспорядок. У окна стол с кипами листов, старых журналов, в разбитой бутылке от шампанского - кисти и карандаши. У стены кровать, на кровати спящий Митя, возле кровати, на полу, пустая бутылка из-под шампанского и опрокинутый фужер. Снова громкий стук в дверь. Мужской, но высокий голос за ней: Я знаю, что вы дома! Соседи видели, как вы заходили! Сейчас же откройте! А то я позову участкового! - Снова стук в дверь. - Гражданин Кирьянов, официально предупреждаю, если вы не откроете, я приведу милицию!
Митя с трудом поднимает голову. Рука шарит по полу. Нащупывает пустую бутылку. Митя переворачивает ее над собой, открыв рот. Из бутылки падают несколько капель. Горло содрогается от жадного глотка. За дверью слышен женский голос: Говорю вам, дома он. Я сама слышала, как он ночью заходил, а потом еще песни орал, спать не давал. Управы на него нет...
Снова громкий высокий мужской голос: Гражданин Кирьянов! Вы здесь! Мы это точно знаем! Вы уклоняетесь от уплаты за коммунальные услуги. Вы третий месяц не платите за воду! У вас собираются разные аморальные элементы! Мы это тоже знаем! На собрании жэка вам вынесено последнее предупреждение.
Митя идет к столу. Прикуривает сигарету. Если вы не умеете жить среди людей, ваше место... сами знаете, где...
Митя затягивается сигаретой, смотрит на себя в зеркало, морщится, поправляет волосы, идет к двери. Мы не собираемся терпеть ваши безобразия...
Митя распахивает дверь. На пороге толстый маленький женоподобный мужчина с папкой в руках. Он так и остается стоять с открытым ртом, отчего-то невольно подняв руки, словно прикрываясь от удара. А-а-а... И-и-и... Вот... - пытается что-то сказать он, но умолкает. Соседка исчезает за дверью своей комнаты, скрываются в своих комнатах остальные обитатели коммуналки. Митя смотрит на замершего в защитной стойке дрожащего управдома. Ну, что? Что ты? - тихим, хриплым, очень спокойным голосом спрашивает Митя. - За долгом пришел? Отдам я тебе долг. Отдам. Но стоит ли из-за этого будить людей в такую рань? Смотри, какой переполох сотворил. А-а-а... И-и-и... - снова пытается что-то сказать управдом. Иди... Иди, не тревожь людей. Выходной день ведь, а ты все суетишься. Заплачу я и за квартиру, и за воду. Не боись. Веришь мне? Ну-у... - почти соглашаясь, пожимая плечами, тянет управдом. Ну, вот. Счастливо тебе. Не переживай.
Неожиданно, со всего маху, Митя захлопывает дверь перед самым носом управдома. Слышны быстрые убегающие шаги и громкий удаляющийся крик: Ты у меня дождешься! Я тебе устрою художества! Раздают разным бездельникам, а они тут устраивают черт знает что. - Голос его утихает.
Митя лежит на диване. Смотрит в сторону окна. У окна стол. На столе стоит его любимая статуэтка: ?Поцелуй? Родена - похоже, последняя ценная вещь в его квартире. За стенкой плачет какая-то женщина. Это у соседей. Еще где-то слышна радиотрансляция с заседания парламента. ?Я не потерплю! Они мне за все ответят! ? - кричит какой-то мужчина в соседней комнате с другой стороны. Митя продолжает смотреть на статуэтку.
*
Городской шум. Ломбард. За окном виден стоящий за прилавком старый антиквар. Митя ставит на прилавок бронзовую статуэтку. Антиквар рассматривает ее. Берет из кассы деньги, отсчитывает Мите. Митя выходит на улицу.
*
Пляж. Лежаки под навесом. Еще издали Митя приветствует друзей: Проснись, сонное царство! Жизнь уходит!
Все четверо спешат ему навстречу. Ты где пропал, Мить? В Париж ездил, к дяде! К какому дяде, Мить? Дядю зовут Роден! Кстати: сегодня у меня первая персональная выставка. Слышали? Нет? Не слышали? По телевидению должны были передавать. Мить, у нас телевизора-то нет. Да, жаль, жаль. А то бы знали. Так вот! Хочу напомнить! Сегодня на Родине художника состоится его первая персональная выставка! Ты серьезно, Мить? Вполне! А где, Мить? В галерее под навесом!
Митя идет решительно, за ним еле поспевают. Исполнительным директором я попрошу быть вас, Зиновий Гердович. Да, - решительно отзывается тот. Выставка благотворительная, то есть бесплатная. Вход по пригласительным. Приглашаются все свободные люди города. Хотя выставка элитарная, я хочу, чтобы было много народу. Кутя, вас я попрошу, как авторитетного среди близких по духу слоев населения, разослать устные приглашения. После выставки состоится банкет. Это важно. Не забудьте. Форма одежды торжественная. Люся, стол должен быть изыскан. Я полагаюсь на твой вкус. Шиш, вы в распоряжении дамы.
У друзей восторженные лица. Откуда деньги, Мить? - искренне удивляется Люська. Наследство получил от дяди Родена из Парижа, - не задумываясь отвечает Митя. - Открытие выставки в семь часов. Попрошу не опаздывать. Зиновий Гердович, могли бы вы, как исполнительный директор, помочь мне в оформлении галереи? Я очень рассчитываю на ваш вкус. С пребольшим удовольствием, - удовлетворенно улыбается Зиновий Гердович.
*
К вечеру лежбище бомжей превратилось в импровизированную галерею. На стенах были развешаны Митины картины, из нескольких лежаков соорудили длинный фуршетный стол, на котором Люськиными заботами пестрели разнообразные закуски. К семи у лежаков собрался приглашенный Кутей народ. Оборванцы со всего города скопились у импровизированной галереи. В кулуарах шли обсуждения. Трудно сказать, насколько собравшуюся публику интересовали рисунки, но стол, несомненно, искушал всех. Хромая, вперед выступил исполнительный директор: Господа! Сегодня мы открываем первую персональную выставку известного художника Дмитрия Кирьянова на его Родине. Книга отзывов в конце стола. Те, кто не владеет грамотой, свои впечатления могут излагать устно. Я запишу их на бумаге. Все это пригодится для истории. Прошу приобщиться к искусству, господа.
Не заставляя себя ждать, толпа оборванцев заваливает на территорию импровизированной выставки. Постепенно народ освоился. Впечатление от происходящего почти то же, что и на обычных выставках. Беседы у картин, восхищение, недоумение, улыбки, грусть, в руках бокалы с напитками, все как и полагается на презентациях, за исключением одежд посетителей - и в этом вся соль. Митя в стороне наблюдает за лицами. Кажется, ожидаемого развлечения не вышло. Все увлечены, но, похоже, больше столом. Однако все довольны, всем весело, у всех счастливые лица. Для них праздник удался. О Мите забыли. Вероятно, также забыли, по поводу чего веселье. Откуда-то издалека доносится чуть грустная, но светлая мелодия - это голос Эдит Пиаф. Митя уходит. Никто не замечает его ухода. Он идет пустынным берегом. Набегающие волны смывают его следы. Нарастает звучание мелодии. Неожиданно Митя срывается с места и бежит вдоль берега, весело футболя босыми ногами морскую воду. Большой красный шар садится за горизонт. Странная космическая мелодия плывет в воздухе. В кадре появляется странное лицо с большим птичьим клювом. В руках существа лейка. Вода из нее льется на растущую из земли человеческую голову. Сквозь струи воды просвечивается солнце, но, похоже, это уже рассвет, а вода на самом деле льется из шланга - дворник поливает асфальт во дворе Митиного дома. Все это происходит за окном Митиной комнаты. Утро. Митя уснул за столом. Видимо, он рисовал всю ночь. На столе рисунок. Знакомый сюжет с растущей из земли человеческой головой, тот самый, что явился ему впервые как видение, как сон в отделении милиции. Под рисунком подпись: ?Вызревание?.
*
Шум отдыхающих. Переполненный приморский бульвар. Играет музыка. Митя в окружении верных друзей продает свои рисунки. Здесь же его новая работа под названием ?Вызревание?. Все с похмелья. Митя сидит на зеленой траве, уронив голову, рассыпались его длинные волосы. Рядом коляска, в ней Люська, ее рука гладит Митину голову. Ничего, Мить, ничего... Все будет хорошо... Продадим картину... Будут деньги... И все будет хорошо... Шиш безнадежно зевает: Кто их купит? Полдня сидим. Хоть бы кто спросил! Нужно уметь ждать, - философски замечает Зиновий Гердович. - Как говорится, время разбрасывать камни и время собирать. К тому же, на всякий товар есть свой покупатель.
Шиш с недоумением смотрит на Зиновия Гердовича. Пойду, стрельну закурить, - говорит Кутя.
Шиш вздыхает: Хоть на паперть иди. На паперти, Шиш, вам не место, - продолжает наставлять Зиновий Гердович. На паперти просят на хлеб, а мы на водку.
Люська нервно смотрит на Зиновия Гердовича: Перестали бы болтать. Надоели со своей мудростью. Вы ведь в стороне не сидите, пьете, как все. Увы, увы... - вздыхает Зиновий Гердович.
Шиш глупо смеется, радуясь поражению Зиновия Гердовича. Возвращается Кутя. Курит сигарету. Зиновий Гердович жмурится на солнце. Кутя, как вам удается столь молниеносно стрелять сигареты? У меня лицо доброе, жалость вызывает и сострадание. Странно, может, я слепой? - театрально удивляется Зиновий Гердович. Снова глупо смеется Шиш. Вы помните, Митя, Союз Советских Социалистических Республик? - не переставая щуриться на солнце, вдруг спрашивает Зиновий Гердович. - Как я любил его, нежно и трогательно. Это была моя Родина. Теперь ее не стало. Я осиротел. Мы все страстно мечтали жить при коммунизме. Мы ходили на праздничные демонстрации. Мы хотели, чтобы был труд, мир, май. У нас было пятнадцать республик, пятнадцать сестер. Мы жили в мире и достатке. Казалось, еще немного - и на нас посыпется манна небесная. А какая тогда была дешевая водка, - грустно вспоминает Кутя. - Пачка сигарет стоила двадцать копеек, а теперь... А сколько стоила тогда жизнь? Сколько стоила свобода? - тихо спрашивает Митя.
Зиновий Гердович поворачивается к нему: Что касается жизни, ей цена всегда одна, а вот на счет свободы вы правы, Митенька. Все это было так печально. Однако, заметьте, с приобретением свободы отчего-то утрачена вера. Вера в светлое будущее. Ведь согласитесь, ее нет, а ведь раньше была, и идеалы были, а сейчас где они? Укажите мне хоть один достойный. Эй, чумазый, почем твоя мазня? - слышится ехидный смешок над головой.
Возле картин останавливаются двое жлобов, новоиспеченных ?крутых? с бритыми затылками и телячьими глазами, сытых и изрядно пахнущих французской парфюмерией. Они жуют жвачку и пьют баварское пиво из банок. Ну вот... - печально вздыхает Зиновий Гердович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9