Говорит, нехорошо маму эксплуатировать в качестве шофера, сами справимся.
- А когда вы вернулись, видели меня?
- Нет, ты уже спала. Дома было темно, а Дон лежал возле твоей двери. Он даже не гавкнул - значит ты спишь. Дон всегда тихо себя ведет, когда ты отдыхаешь. Папа вышел с ним погулять, а я спать лег.
Теперь Лариса вспомнила, как все было в ту злополучную пятницу. Вернувшись из Подольска, она заехала на работу, положила в сейф документы, перекинулась парой слов с Костей и поехала домой. В квартире было темно, и она решила, что муж с сыном пошли гулять, приняла душ и прилегла с детективом. Сама не заметила, как уснула. Так вымоталась и крепко спала, что даже не слышала, как Миша с Алешей вернулись. А утром в субботу встала поздно, они уже проснулись.
- Леш, почему же вы мне ничего не рассказали?
- Папа думал, что ты рассердишься, что мы ночью на дачу ездили, и велел тебе ничего не говорить. Я и молчал. Дело мы сделали, гербарий забрали, зачем тебя зря волновать?
У Лары выступили на глазах слезы.
"Ах, вы мои милые, не хотели меня волновать, мужчины мои дорогие... А ведь из-за этого настоящая трагедия разыгралась".
Если бы она знала, что Миша весь вечер провел с Алешкой в поездке, разве подозревала бы его в убийстве?! Ведь права оказалась Лидия Петровна, умница, - муж совсем не такой, каким она его придумала. Деликатный, заботливый, тактичный.
"Ой, - спохватилась Лариса, - а как же там Миша? Бедный, взял на себя вину за убийство, которого не совершал, а я, дура бесчувственная, бросила его на даче и разводиться собралась. Как же ему там одиноко, наверное... Он же ради меня это сделал, ради Алешки и нашей семьи, а я встала в позу - не могу, видите ли, простить, что муж убийца и лжец! Надо срочно объясниться, попросить у него прощения за все... Может быть, поехать к нему сейчас? Хотя уже поздно, пока доеду, пока обратно. Да и Алешку не могу оставить дома одного. Везти его на дачу поздно вечером тоже не стоит. Ладно, пора ложиться, а завтра с утра поедем. Ну, почему они мне раньше этого не сказали! Как же я свински относилась к мужу!"
- Лешенька, давай спать, завтра с утра поедем на дачу к папе и Дону.
Сын тут же послушался, постелил себе постель, почистил зубы, разделся и лег. Лариса поцеловала его, выключила в комнате свет и пошла к себе.
Игорь летел бизнес-классом, салон был полупустой. Смазливая стюардесса сразу обратила внимание на самого симпатичного пассажира и постоянно вертелась возле него. Есть ему совершенно не хотелось, и он лишь отрицательно качал головой, когда она развозила то завтрак, то ланч. Подкатив тележку с напитками к его креслу, стюардесса кокетливо спросила:
- Что вам налить?
Казанова бросил на столик стодолларовую купюру и жестом показал, что сдачи не надо.
- Дайте, пожалуйста, бутылку коньяка, самого лучшего, что у вас есть.
Стюардесса удивленно подняла брови и порывалась отсчитать сдачу, но Игорь лишь поморщился, и та унялась. Она так надоела ему своими приставаниями, что он хотел отделаться от неё раз и навсегда и намеренно унизил её.
- Выпьете со мной? - спросил Казанова, прекрасно зная, что стюардесса откажется.
Та огорченно вздохнула:
- Нам нельзя...
- Тогда, с вашего позволения, я выпью за женщину, которую люблю.
Игорь сказал это таким тоном, что стюардесса сразу все поняла, и покатила свою тележку дальше. Больше она к нему не лезла.
Подняв шторку, Казанова уставился в окно невидящим взглядом, думая о своем.
Шесть дней до его отъезда прошли на таком накале страстей, с таким надрывом, что сейчас ему было даже страшно это вспоминать. Сколько раз он с ужасом думал, что потерял Ларису, и она уйдет от него навсегда!
И последняя ночь перед его вылетом в Нью-Йорк... Дурак! Почему он не предупредил её о предстоящей поездке?! Но до последней минуты Казанова верил, что его заместителю Виктору удастся уладить дела со своей просроченной визой. Когда зам позвонил, что ему не удалось продлить визу, Игорь был в бешенстве. Полчаса он не мог прийти в себя и решиться все рассказать Ларисе, которая ждала его в спальне.
Как же малышка обалденно сексуальна... Даже сейчас, будучи морально в дауне, Казанова ощутил неукротимое желание. Повернуть бы этот самолет обратно, в Москву, в Ларисе...
Ларочка... Нежная, чувственная, утонченная. То тигрица, то маленький котенок.
ЭТА ЖЕНЩИНА. Его женщина.
И вот он сказал ей, что через несколько часов улетает. Что было потом - просто страшно вспомнить. Яростное лицо Ларисы и её слова: "Да будь ты проклят!"
Вспоминая, как она стояла в аэропорту, Казанова с ужасом думал, что все, как в тот день, когда Лариса позвонила ему в самый первый раз. Белое лицо, застыший взгляд. Снежная Королева, но страдающая. Тогда ей было так плохо, что она хотела забыться в объятиях любого мужчины. Те же пустые серые глаза, взгляд в себя, опустошенность и отчаяние. В таком состоянии женщина способна на безрассудный поступок.
Больше всего Игорь боялся, что Лариса позвонит кому-нибудь из бывших любовников или найдет нового, чтобы забыться, так же, как три с половиной недели назад позвонила ему и нашла в его объятиях забвение.
Скрипя зубами, он проклинал себя и даже ни в чем не повинного Гришу Караваева, старинного друга ещё со студенческих лет, который год назад организовал филиал своей фирмы в Нью-Йорке и был заинтересован в этом чертовом контракте, из-за которого весь сыр-бор.
Ради встреч с Ларисой Игорь бросал все дела, но то были его дела.
Друзей он никогда не подводил.
В нью-йоркском аэропорту Игоря встречал Гриша Караваев.
- Рад тебя видеть, Казанова, - заулыбался он, обнимая друга.
- Я тоже рад тебя видеть, старина.
Они прошли на стоянку. Гриша сел за руль "Линкольна" и выехал на автостраду.
- Сделаем все дела и на пару-тройку дней махнем на побережье. Ух, и гульнем же мы! Тряхнем стариной, а, Казанова? А то я тут закис. Все работа да работа, даже выпить некогда, да и не с кем. Скучища!
- Нет, Гриш, в этот раз гульнуть не получится. Мне нужно срочно возвращаться. Реально в понедельник сделать самые срочные дела, чтобы я улетел вечером в Москву?
- Да ты что, Казанова? Я тебя так ждал, почти год не виделись. Что за срочность?
- Если я тебе скажу, ты не поверишь. Но для меня это вопрос жизни и смерти.
- Что-то по бизнесу?
- Нет, там все в порядке.
- Тогда не понимаю.
- И не поймешь.
- Казанова, я тебя не узнаю. С первого взгляда понял, что с тобой что-то не так. Глаза смурные, сам какой-то потухший, вялый. Со здоровьем проблемы? - встревожился Гриша.
Игорь не любил трепаться с приятелями о своей личной жизни. Одним из его несомненных достоинств было то, что он никогда не рассказывал о своих любовницах. То, что у него их было не счесть, - знали все, но не от самого Казановы. Тот никогда не поддерживал типичный треп о бабах в мужской компании, снисходительно усмехался, когда при нем кто-то начинал бахвалиться, - кого, как, где и сколько раз он поимел. Приятели, наслышанные о его славе героя-любовника, поначалу пытали его о подробностях, но со временем отстали.
Но про Ларису Игорь решил Грише сказать. Иначе тот обидится. Он ведь ждал его и радовался встрече. Мужик он не трепливый, они дружат уже пару десятков лет.
- Нет, Гриш, со здоровьем порядок. В Москве осталась женщина, которую я люблю. Если я здесь задержусь, то рискую её потерять.
- Ты? - обалдело уставился на него Гриша. - Из-за бабы?
- Это не баба, это Женщина, которая мне очень дорога.
- Да брось, приятель! - не поверил тот. - Я тебя знаю двадцать лет, мне-то уж лапшу на уши не вешай.
- И тем не менее, это так.
- Казанова влюбился... Это нечто... - ещё не веря, покачал головой Гриша.
- Да не просто влюбился. Я её целый год добивался, а она на меня ноль внимания. Только три недели назад стала моей, да и то я в этом постоянно сомневаюсь. Если я здесь задержусь, все пропало.
- Да кто хоть она? Я её знаю?
- Знаешь. Лариса Ивлева.
- Снежная Королева? - ахнул Гриша. - "Дала" тебе? А все говорили, что она неприступная.
- Гриш, я тебя прошу - никогда не произноси таких слов, когда говоришь о Ларисе.
- Понял, Казанова, извини. Я же не знал, что у тебя с ней так серьезно.
- Серьезней не бывает. Я люблю её. Эта женщина мне дорога. Я искал такую всю жизнь. Нашел и не хочу потерять.
- Ну и дела... Но почему ты должен так срочно лететь обратно?
- Я обещал Ларисе вернуться максимально быстро.
- Так взял бы её с собой.
- Я ведь не собирался лететь. Когда у нас с ней все завертелось, решил послать своего зама, а тот заболел. У второго виза просрочена. Пришлось самому. Так что мы в понедельник сделаем все самое важное, и я улечу в Москву, а потом снова прилечу в Нью-Йорк, возможно, вместе с Ларисой, если она согласится. И тогда закончим все остальные дела.
- Ну, как знаешь... Ладно, тогда отложим гульбу до следующего раза. Но завтра воскресенье. Давай немного расслабимся. В нашем филиале работают две вполне приличные телки.
- Нет, Гриш, с телками я завязал. Из-за одной такой дуры чуть не потерял Ларису. Я ей никогда не врал и сейчас не собираюсь. Да и самому не хочется, честно говоря.
- Нет слов, Казанова... Даже не знаю, что и сказать. Никогда бы не поверил, если б кто-то мне сказал, что ты стал однолюбом. Но хоть выпьешь со мной?
- Это запросто. Самому хочется надраться до чертиков. В самолете я уже выпил бутылку коньяка, и ни в одном глазу.
- Тогда давай вспомним нашу боевую молодость и надеремся.
Воскресенье, 28 марта.
Лариса проснулась я тяжелой головой. Накануне опять не могла уснуть, терзаясь чувством вины, потом выпила две таблетки снотворного и провалилась в сон. Утром проспала. Хорошо, Алешка постучал в дверь и спросил:
- Мам, ты встаешь? Если хочешь - поспи еще, я могу сам сделать себе бутерброд.
Она с трудом поднялась, пошатываясь от слабости и вялости в мышцах, и поплелась на кухню. Накормила сына завтраком, выпила чашку кофе.
Через четверть часа они сидели в машине и ехали на дачу.
"Как Миша меня встретит? Ведь я перед ним так виновата... Изменяла ему направо и налево. Наверняка этот иуда следователь просветил его насчет моего романа с Костей. Миша терзался, но молчал. Ни единого слова упрека. А потом, когда я стала подозреваемой в убийстве, пытался протянуть мне своеобразную соломинку - намекнул маме, что у меня возможны провалы в памяти. Видимо, не мог поверить, что я убила Костю сознательно. Думал, что у меня временно помутилось в голове, а потом я забыла, что совершила убийство. Лидия Петровна говорила, что такие состояния возможны.
Боже мой, что же я наделала?! Как я теперь посмотрю ему в глаза? И простит ли он меня? Муж совершил такой благородный поступок - сказал мне, якобы это он убил Костю, чтобы снять этот груз с моих плеч. Ведь Лидия Петровна вчера говорила именно об этом! Как же она догадалась?
Мне подобное даже в голову не приходило. Как только Миша признался мне в убийстве, я тут же поверила. Ни черта не разбираюсь в людях, даже в тех, кто со мной рядом. Не мог Миша совершить хладнокровное убийство и молчать, терзая меня целый месяц и зная, что в убийстве обвиняют меня, ведь он добрый и деликатный человек.
Почему же я, дура, сразу поверила? Почему не раскинула хоть немного мозгами? Ведь права Лидия Петровна - его поведение выглядит нелогично, убил, но не избавился от пистолета, положил его в досягаемой близости, в тумбочку на даче, сохранив на нем свои отпечатки пальцев. Он же ясно сказал: "Алиби у тебя будет. Твоих отпечатков пальцев там нет. Только мои". Миша давал мне понять, что стер мои отпечатки и намеренно оставил свои.
Ведь все ясно, как Божий день - Миша был уверен, что я убила, и на пистолете мои отпечатки, но он избавился от них. А пистолет специально увез из дома, чтобы я сама от него не избавилась. Он хотел, чтобы пистолет был уликой против него, а не против меня.
Господи, да какая же я дура! Если бы задумалась над его словами, то все бы поняла. Он же смотрел мне прямо в глаза, взглядом хотел дать понять. А я... Уехала от него, тут же кинулась в объятия Казановы и неделю не вылезала из постели. Раны зализывала, ловила миг удачи. А ведь Мише нанесла такую душевную рану!.. Не только не оценила его поступок, а бросила его. Лишила сына, оставила одного на даче. Он старался сохранить семью, а сейчас наверняка думает, что лишился ее..."
Когда машина свернула в переулок, ведущий к их даче, Дон уже по звуку мотора узнал, что приехала любимая хозяйка. Радостный собачий лай огласил тишину.
Миша стоял у калитки, держа в руках банку краски и кисть. Услышав звук мотора, он обернулся. Лариса затормозила, но не было сил выйти из машины, ноги сразу ослабели. Они молча смотрели друг на друга через лобовое стекло.
Первым из машины выскочил Алешка и кинулся на шею отцу с радостным криком:
- Папа!
Сын, обычно сдержанный, уже не любил "телячьих нежностей" и уклонялся, когда Лариса или бабушка пытались его обнять или поцеловать, а теперь так бурно проявляет свою радость.
Миша подхватил сына на руки, чего никогда не делал раньше, и прижимал его к себе, не в силах сказать ни слова. Его сын... Его любимый сын, которого он не видел целую неделю и боялся, что не увидит никогда...
В груди Ларисы нарастал какой-то вязкий ком, даже стало трудно дышать, глаза набухли слезами. Что она творила с самыми близкими ей людьми! Из-за своего эгоизма и взбалмошности разлучила ребенка с отцом, а они так привязаны друг к другу!
Почему мы мучаем тех, кто нас любит?! Почему думаем только о себе, забывая о близких и о том, как отразятся на них наши поступки?!
Наконец Миша поставил сына на землю, но не отпускал, глядя на него взглядом, которого Лариса никогда не видела. Как же муж любит сына! Миша молчун, не любитель красивых слов. Да тут и слов не надо - стоит посмотреть на него и все ясно. Только ей, Ларисе, это было неясно. Точнее, она об этом даже не задумывалась. Для неё важнее были собственные переживания - ах, ах, я не могу простить мужа!
Отерев слезы ладонью, Лара наконец вышла из машины, подошла к мужу и посмотрела ему в глаза.
- Миша, прости меня, пожалуйста, за все.
- Я тебя давно простил, - тихо сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44