Томас Дью
Не бей копытом


Дью Томас
Не бей копытом

ТОМАС Б. ДЬЮ
НЕ БЕЙ КОПЫТОМ
Глава 1.
Долина Сан Фернандо. Лето. Воскресенье.
Я проснулся с трудом. Состояние ужасное. В голове, как говорят норвежцы, орудовала орава плотников. Язык во рту походил на потрепанную боксерскую перчатку. Особенно вкусом. Глаза слезились.
Я повернул голову и тут же один из плотников начал сверлить в моих мозгах дыру. Пока он не закончил, я был неподвижен, а затем осторожно, одними глазами, осмотрелся. Взору предстала восхитительная женская фигура, вся в белом.
Ангел...
Я закрыл воспаленные глаза, а кoгда опять их открыл, она все ещё была здесь, но выглядела слишком раздраженной для ангела. Я попробовал разместить боксерскую перчатку во рту так, чтобы слова могли выходить наружу, и спросил, что за суета вокруг меня. Конечно, это не совсем точно. На самом деле я сказал:
- Что это меня так приложило?
- О, не очень многое, - ответила она. - Тридцать - сорок бокалов мартини и блондинка, забывшая застегнуть молнию на своей блузке.
Нет, это был не ангел. Это была моя жена. Я должен, кстати, сказать, что слово "блондинка" она произносила так, как иные говорят "грязная воровка" или "мерзкая нахалка". - А-а, - протянул я. - Это ты...
Показав на свою голову, я произнес так повелительно, как только был способен.
- Льда... Чего-нибудь холодного.
Она вышла. Я заметил, что белое одеяние представляло собой халатик, накинутый на трусики и на полоски чего-то воздушного поверх её роскошной груди. День был очень жаркий. Я лично был раздет донага.
Она вернулась с резиновой грелкой и встала рядом с кроватью в всей своей прелести, хлюпая грелкой, чтобы показать мне, что в ней лед.
- Ты ангел, - пробормотал я.
Она бросила грелку на мой живот и прижала её так, что лед захрустел. Единственной причиной, удержавшей меня от вскрика, была мысль, что от крика моей голове станет ещё хуже.
- Тебе лучше? - поинтересовалась жена.
Слабым голосом я произнес несколько бранных слов.
- Именно таким образом вы привыкли лечить пациентов в своей вшивой больнице?
- В отделении для алкоголиков я не работаю.
Я выпалил, уже не так тихо, несколько просто ужасных выражений. Некоторые из них до неё дошли. Я всегда говорил: если вы не можете убедить женщину, запугайте её.
- Питер ...
- Ох, черт возьми. Скажи, что со мной было. Я ничего не помню.
- Правда? - спросила она с обнадеживающим оживлением в голосе. - Ты не помнишь?
- Вперед, ангел, - сказал я. - Только делай это спокойно.
Она резко села на край кровати и грелка со льдом запрыгала на моем обнаженном брюхе.
- Хорошо, я расскажу, - сказала жена. - Шла вечеринка, на которую ты взял меня с собой. Прекрасная вечеринка с прекрасным буфетом и множеством народа из высшего общества, включая нескольких врачей, которых, как оказалось, я знаю лично. И был бар с высокими табуретами в комнате для завтраков. Бывают такие комнаты в роскошных домах с французскими окнами от потолка до пола и с видом во внутренний дворик с бассейном. Конечно, самым первым местом, куда ты устремился, волоча меня за руку, словно я была двенадцатилетняя дочь и мы опаздывали в школу, был, как я и думала, бар.
Она остановилась, чтобы дать мне шанс начать спорить, но я этого благоразумно делать не стал.
- Ну, в общем, - сказала она, - я скажу короче...
- Пожалуйста, - вставил я, - не избегай деталей, даже самых неприятных.
- Короче, - повторила она терпеливо, - наша хозяйка, которая пошла на немалые хлопоты и расходы, чтобы организовать эту восхитительную вечеринку, вынуждена была проделать путь до бара, чтобы продемонстрировать обычный долг вежливости и приветствовать нас. Когда я тебя представляла, ты уже в каждой руке держал по бокалу мартини и пытался заглянуть в декольте Анн Форстер, моей бывшей коллеги, а теперь жены доктора Френча.
- Там была Анни? - спросил я. - Старина Анни?
Жена одарила меня бессловесным терпеливым укором.
- Однако, - заметил я, - если у меня в каждой руке было по бокалу мартини, это вовсе не значит, что они оба предназначались для меня.
- Но ты же прекрасно знаешь, что вечером в такое время я никогда не пью мартини, если есть что-нибудь другое.
- Ладно, - согласился я.
- Потом мы начали обычный обход, чтобы поздороваться с другими гостями. Я должна подчеркнуть, что в это время все были исключительно трезвыми.
Один из плотников снова занялся дырой и я застонал.
- Я тебя беспокою? - спросила Дженни.
- Да нет, опять эти норвежские ублюдки.
Это заставило её замолчать на некоторое время, но не надолго.
- И мы как раз представлялись доктору и миссис Планк (это тот Джордж Планк, который ортопед), когда я оглянулась, но ты исчез. Меня это, разумеется, смутило.
- Бьюсь об заклад, что у тебя нашлось убедительное объяснение моего исчезновения. Оно ведь всегда на кончике твоего маленького розового язычка.
- Мне кажется, я произнесла нечто вроде: "Странно, но всего минуту назад, я клянусь, он был именно здесь". Однако тебя не было ни здесь, ни там, и мне понадобилось полчаса, чтобы отыскать тебя. Догадываешься, где?
- В баре с двумя мартини, - ответил я.
- С той блондинкой, - добавила Дженни.
Мне захотелось узнать, какой смысл она вкладывает в слово "блондинка", почему в её устах оно начинает звучать так непристойно.
- Ну, хорошо, и что же мы делали помимо того, что пили джин?
- Но ведь ты же помнишь, что она пила мартини.
- Разумеется, нет. Однако у меня в руках действительно были эти великолепные напитки.
- Вы разговаривали, - сказала Дженни.
- Боже, на виду у всей публики? - спросил я.
- Ах, перестань! На вечеринку ты привел меня, а сам не мог оторваться от своей белокурой стервы.
- А почему ты не могла разыскать того, кто привел её, и поправить дело?
- Её никто не приводил. Она была одна.
- Кто же она такая? У неё есть имя?
- Та манера, с которой ты её на весь вечер монополизировал, больше никому не дала с ней пообщаться. Я стояла рядом прямо у тебя на виду минут пять, но ты за это время удосужился мне только подмигнуть, и я сдалась.
- О чем мы хоть говорили?
- Я не подслушивала, но несколько очаровательных фраз уловила.
- Да, когда меня окружают блондинки, я всегда на высоте.
- Я помню, - сказала Дженни, - что-то вроде:" Как я понимаю, вы детектив, мистер Шофилд". И когда ты согласился с этим, она, естественно, превратилась в одни огромные голубые глаза, жаждущие слушать сочные детали каждого из тех дел, которые ты вел.
- Не рассказывал я ей об упрямце, у которого были неприятности с проектным департаментом?
- Когда я уходила от вас, ты сказал:" Сейчас я веду расследование, связанное с одной наядой, которая слонялась по приморскому городу, изнывая от скуки". На что она заметила: "У меня всегда есть основание интересоваться наядами". Ты начал рассказывать, и я удалилась.
- Смышленая девочка. Черт возьми, здорово то как!
- Несколько позже, когда я подумала, что у тебя было достаточно времени, чтобы закруглиться с наядами, я вернулась. К тому же у меня прорезался аппетит, но ты исчез.
- Исчез? - пробормотал я.
- И она тоже, - кивнула Дженни.
Мне это не очень понравилось. В моем затылке что-то щекотало, однако я совершенно ничего не мог с этим поделать.
- Ну, хорошо, - буркнул я. - Мы потом вернулись?
- Да. Через некоторое время.
- Ага... Она застегнула свою блузку?
Дженни казалась задумчивой.
- Сказать, что она не застегнула молнию, было бы не всей правдой, размышляла она вслух. - Больше похоже на то, что она не придает этой погрешности туалета большого значения.
- Я тебя понял... А когда блузка оказалась расстегнутой? До того, как мы исчезли, или после того, как вернулись?
- Она была расстегнутой и до и после. Всегда, - ответила Дженни. Я почувствовал облегчение: у меня все-таки есть определенные принципы. Общаться с женщиной, у которой не хватает здравого смысла держать свою блузку застегнутой, я бы никогда не стал под носом у своей жены. Но когда расстегнутая блузка является частью ансамбля, это совсем другое дело.
- Учту, - сказал я, стремясь поскорее закрыть эту тему. - А было ли ещё что-нибудь не так в этот вечер?
- Позволь это представить в следующем виде: мы были не самыми последними, уходившими с вечеринки. На кухне, кажется, ещё оставались официантка и её помощница.
Я посмотрел на неё с восхищением.
- Знаешь, когда ты постараешься, у тебя появляется дар четко излагать суть дела.
Она встала с кровати и оказалась между мной и окном. Вид её был в высшей степени привлекательным. Стеная и извиваясь, я отодвинулся к дальнему краю кровати.
- Иди сюда, - сказал я.
Она удостоила меня долгим, задумчивым взглядом и скривила губы. Мне показалось, что они распластались от уха до уха и были уже на полпути к глазам.
- Это ещё зачем? - спросила она и отошла от кровати.
- Ты ещё пожалеешь, - проворчал я.
Но она продемонстрировала мне нижнюю часть туловища со стороны спины и вышла из комнаты. Я переложил грелку со льдом с живота на голову и стал припоминать события на вечеринке.
Вечеринка была устроена в доме Луизы Драмонд, которая во времена подражания знаменитой медсестре Флоренс Найтингейл была начальницей Дженни. Луиза была замужем за доктором Сандерсом. Я припомнил толпу окружавших меня людей, балансировавших с полными стаканами и легкими закусками, пытавшихся завязать беседу. Среди них была и блондинка. Кажется, я вспомнил, что всякий раз, когда я направлялся в бар, чтобы пополнить свои запасы спиртного, появлялась и блондинка, и тоже запасалась напитками. Она рассказала мне, что пролезла через французское окно, что она соседка Луизы и надеется, та не будет на неё сердиться, и что сегодня ей обязательно надо выпить.
С этого момента, как я ни старался, я уже не мог от неё оторваться. Как говорится, я попался. Однако, это меня не очень травмировало: она была великолепнейшим образцом женщины. Она уже не была ребенком, тщательно следила за собой и это было заметно. И если быть честным, я ничего не помню о состоянии её блузки. Казалось, что она одета точно так же, как и все там. Глаза её напоминали виноградины сорта"конкорд", плавающие в густом креме. Я не специалист по оттенкам волос, но её были подобны белому золоту, их было много, они ниспадали сверкающим волнистым потоком к её широким плечам. Цвет её кожи был подобен солнечному свету и по её фактуре я ощутил, что он был таким везде, без исключения. Она держала себя как женщина, у которой от природы всего чуть больше, чем у остальных, и которая благодарна за это. Она сказала, что её зовут Кэрол, я объявил, что мое имя Пит, и мы немедленно стали приятелями, я бы добавил, приятелями-собутыльниками.
- Вы кого-нибудь знаете из этих людей? - спросила она и кивнула в сторону соседней комнаты.
- Вряд ли всех, - ответил я.
- Может быть, Вы хотите к ним? У меня нет намерения удерживать Вас, но лично я среди большого скопления людей чувствую себя не лучшим образом.
Беседа продолжалась, и в ходе её я даже не заметил, как она мало-помалу оттеснила меня от бара, и мы очутились в укромном месте, достаточно далеко от основного потока, направлявшегося к бару и возвращавшегося обратно. Короче говоря, она вытащила из меня мою настоящую фамилию Шофилд, и это совпадало с тем, что услышала, естественно, не подслушивая, Дженни из нашего разговора о моей профессии и об этой безделице с наядой.
Кэрол обладала двумя достоинствами: помимо основного анатомо-биологического, помогавшего ей прекрасно ладить с мужчинами, у неё было забавное чувство юмора и способность воспринимать его с невозмутимым лицом. Она могла слушать и смотреть на тебя своими огромными глазами, но пока она хоть что-нибудь не скажет, я не мог понять, о чем она думает. В своем рассказе о наяде я продвинулся достаточно далеко, но должен сознаться, что с его помощью скорее развлекался. Мне и сейчас он кажется все ещё смешным, несмотря на похмелье и все с ним связанное. Я даже попытался хихикнуть, но тут же поспешил оставить это занятие, взвыв от головной боли.
Вошла Дженни и стала бродить по комнате. Я продолжал лежать, вспоминая, и снова стал смеяться. Дженни удостоила меня несколькими взглядами, какими заботливая жена смотрит на больного.
- Слушай, - сказал я, давясь от смеха. - Это тебя убьет. Мы уже хорошо нагрузились...
- Ты бы помолчал, - проворчала Дженни.
- И придумали такую игру, вернее розыгрыш: собирались инсценировать задержание, шуточное, выглядевшее так: я должен был повязать на лицо платок, а она должна была вернуться с поднятыми руками в зал. Я должен был идти сзади, держа руку в кармане, как будто у меня пистолет...
- О, Боже, - простонала Дженни.
- Ты знаешь, только чтобы оживить событие я сказал: "Конечно, было бы лучше, будь пистолет настоящий. Все бы выглядело куда естественнее". И Кэрол...
- О, мы уже вспомнили её имя, - прокомментировала Дженни. - Дела у вас шли неплохо...
- Кэрол сказала: "У меня дома он есть. Давай проберемся туда и заберем его". Таким образом, мы все продумали. Это казалось нам очень смешным и мы принялись хохотать. Затем мы решили начать и закончить этот план. Начали с того, что пролезли через французское окно...
- Чтобы добыть пистолет, - саркастически заметила Дженни.
- Ну да, - парировал я. - Но Кэрол остановила меня. "Послушай, сказала она очень доверительно, - мы должны все делать тихо, потому что у меня в гараже мертвый мексиканец". Я ответил "Разумеется! Мы потихоньку", и мы снова принялись хохотать. Насмеявшись вдоволь, мы двинулись через внутренний дворик, соблюдая при этом абсолютную тишину, чтобы не побеспокоить мертвого мексиканца...
Вдруг совершенно непроизвольно я сел на краю кровати. Результат оказался кошмарным. Следующим событием, которое я помню, было: я стою на четвереньках, ощупывая обеими руками все вокруг.
Терпению Дженни пришел конец.
- Черт возьми, что ты делаешь? - спросила она.
- У меня отскочила голова, - пояснил я. - Нужно её найти.
Бормоча что-то о супружестве и разводе, Дженни ушла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19