https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Hansgrohe/
Степан Королев (Александр Юринсон)
Исправительный дом
(рассказ)
Начальником исправительной колонии был крупный негр, больше двух
метров в вышину и, наверно, столько же в обхвате. Он не казался
толстым, скорее походил на баобаб, уже достаточно поживший, но еще
не старый.
- Исправляемый КР-28512?
- Приговорен к исправлению в 2144 году за нарушение положения об
интеллектуальной собственности, - эхом закончил приветственную
формулу стоящий на пороге худой светловолосый человек в оранжевом
комбинезоне.
Начальник пошевелил губами и кивнул, приглашая садиться. Взял со
стола магнитную карточку и вставил в компьютер.
- Вы подали рапорт о переводе вас на филологический факультет, - в
конце фразы послышался легкий вопрос, возникший от удивления.
Заключенный кивнул. - Чем вы обосновываете эту просьбу?
- Чем? - человек в оранжевом комбинезоне приподнял брови. - Я хотел
бы заняться делом, которым хочу, и которое поэтому лучше всего у
меня получится.
- И что это за дело?
- Литература. - И, чуть помедлив, добавил: - Я хочу стать писателем.
- Кх! - издал звук начальник. - И что вам мешает заниматься
литературой сейчас?
- Ничего. Не хочу размениваться.
Негр посмотрел большими белыми глазами в потолок; затем извлек из
компьютера карточку и всунул другую. Минуту рассматривал то, что
появлялось на экране.
- Вы крали программное обеспечение, - сформулировал начальник
результаты беглого ознакомления с делом. - На ваше счастье, суду
удалось доказать, что - только коммерческое. А то - промышленный
шпионаж и - трибунал. В лучшем случае - французский легион. А мы тут
сидим и беседуем о литературе.
- Мы рассматриваем возможность перевода меня из одной области
обучения в другую, - возразил заключенный. - Закон этого не
запрещает.
- Да. Наш закон уже не тот, что был во времена императора Августа.
Он уже не так суров, но все равно - закон.
Заключенный молчал.
Негр снова уставился в экран:
- Три года! - воскликнул он. - Три года вы занимались радиационными
технологиями, и теперь хотите начать с начала!
Заключенный кивнул, но начальник не обратил внимания:
- И там, на Земле, вы закончили Пражский университет...
- Не закончил.
- Что? Ну почти закончили. Медицина, то есть - тоже связано с
радиацией. Смежные, можно сказать, специальности, и вдруг -
писательство! Тоже мне, еще один Густав Юман на мою голову! Но тот
хоть спокойно исправился, не требовал поменять ему лазер на перо.
- А потом, освободившись, выбросил ваш лазер на помойку, - добавил
человек в оранжевом комбинезоне, и вдруг с интересом посмотрел на
начальника: - Вы исправляли Густава Юмана?
- Ага, - буркнул негр. - А вы что думали? Мне почти семьдесят лет.
В кабинете повисло недолгое молчание. Наконец начальник заговорил
своим обычным тоном:
- Ладно. Все равно, перевод в противоположную область знаний - не в
моей компетенции. Решать будет суд, который выносил вам приговор.
Все необходимые документы я отправляю. И - желаю удачи... писатель.
- Он секунду помялся и сообщил: - Знаете, в вашу пользу то, что
компьютер, узнав об этом... пожелании, предложил перевести вас из
разряда исправляемых в исправляющиеся. Хотя до этого не давал и
пятидесяти процентов. И, черт меня побери, я готов с ним
согласиться!
* * *
Колонна людей в оранжевых комбинезонах тянулась, шаркая ногами, по
бесконечному ярко освещенному коридору. Исправительный дом -
станция, вращавшаяся на орбите Юпитера, напоминала исполинскую
гантель, на концах которой размещались с одной стороны спальные,
административные и грузовые отсеки, а с другой - учебные и
лаборатории. В перемычке находились системы жизнеобеспечения и
четыре таких вот коридора; два из них каждые восемь часов
заполнялись голосами и шарканьем заключенных; по одному колонна шла
в одну сторону, по другому - в обратную.
И так - каждый день, изо дня в день, из года в год.
* * *
- Идентификационный номер?
- КР-28512.
- Фамилия?
- Нармаев.
- Имя?
- Адам.
- Второе, третье и так далее - имя?
- Нет.
- Год рождения?
- Две тысячи сто девятнадцатый.
- Место рождения?
- Краков-2.
- Национальность?
- Русский.
- Вероисповедание?
- Атеист.
- В каком году осуждены?
- Две тысячи сто сорок четвертом.
- За что?
- Положение две тысячи восемьдесят шестого года об интеллектуальной
собственности. Глава третья, абзацы семь тире восемнадцать.
- Специальность, курс?
- Литература XX-XXII веков, второй курс.
Клерк, младший офицер, тупо посмотрел в экран, производя, очевидно,
вычисления в уме.
- Пятый год исправления - второй курс? - он поднял глаза на сидящего
перед ним заключенного. - А, писатель.
Прозвище, - даже не прозвище, а ярлык, навешанный начальником
колонии, мгновенно получил широкую известность. "Густав Юман Второй"
- так прозвали 28512-го заключенные; надзиратели и преподаватели
обращались к нему не иначе как "писатель".
Человек в оранжевом комбинезоне промолчал.
- И чем ты нас порадуешь, писатель? - глумился клерк; и вдруг
спохватился и вернулся к "заклинанию": - Жанр произведения?
- Повесть.
- Название?
- "Семнадцатый спутник".
- Язык?
- Русский; сделан перевод на английский.
- Давай сюда.
Заключенный протянул карточку; клерк взял ее и вставил в компьютер:
- Свободен, - сказал он и добавил неофициальную формулу
"заклинания": - В том смысле, что можешь идти в камеру.
* * *
Через несколько дней его вызвали в службу контроля за
распространяющейся информацией, иначе - цензурный отдел. Принял
старший офицер, блондин с отталкивающим лицом и шестиконечной
звездой на погонах. Чуть пониже красовалась "птичья лапа" - знак
пацифиста. Много лет назад, заключая контракт на службу, этот
человек ставил условие не привлекать его к участию в боевых
действиях. Такие значки были у многих надзирателей.
- Что это за галиматья? - дернул он некогда острым, а теперь
мясистым и безобразно выпирающим подбородком в сторону экрана.
- Разрешите посмотреть? - спросил заключенный.
- А для чего, как ты думаешь, я тебя позвал?
Человек в оранжевом комбинезоне колебался. Формально разрешения не
было. Если он обойдет стол и заглянет в экран, офицер может обвинить
его в покушении. А это уже однозначно трибунал.
Заключенный поколебался и все-таки подошел.
На экране красовался его номер; под ним - текст его повести.
- Как ты думаешь, такое можно читать?
Офицер ткнул в экран кривым толстым пальцем, но попал куда-то не
туда. Текст повести сменился другим: заключенный успел увидеть
оскалившуюся змею в углу и надпись: "Совершенно секретно!"
У офицера перехватило дыхание. Он беспорядочно замахал руками,
прогоняя 512-го на другую сторону стола.
- Вон! - вырвался наконец запоздалый хрип.
- Слушаюсь, - произнес заключенный и повернулся к двери.
- Стой, - неожиданно нормальным и спокойным голосом заговорил
офицер. - Вернись. Я имел в виду - вон из-за моего стола. Я не
закончил.
Человек в оранжевом комбинезоне вернулся и расположился в кресле.
Испуг сбил с цензора гонор; к тому же он не знал, что успел
прочитать заключенный - у некоторых людей фотографическая память.
- Итак, - офицер собирался с мыслями. - Решение, сделать ли твою
писанину общедоступной, принимаю я. А мне кажется, что делать этого
не стоит. Во-первых: что за язык? Сплошные ругательства и жаргон. И
вообще это очень вредная вещь. Что это такое - прилетают
инопланетяне и освобождают заключенных?
- Вы, очевидно, не дочитали до конца. - 512-й устроился в кресле
поудобней и закинул ногу на ногу. - Не освобождают, а превращают в
своих рабов. А жаргон... я описывал наш быт.
- Быт? Может быть, ты сам любишь так выражаться, писатель? Разве
твоя специальность - не изящная словесность?
- Не все то изящно, что антиквариат. Я могу выражаться на языке
Солженицына и Диккенса, но мы живем в другом мире.
- В каком - другом? - Офицер вернул на экран обсуждаемую повесть. -
За последние пять лет ты забыл нормальную жизнь. Идея твоей писанины
- вечная тюрьма, вечное рабство.
- Это только одно произведение. В следующем я опишу семью бюргеров,
проводящую отпуск на ливийских пляжах.
Фигурально выражаясь, он наступил цензору на мозоль. Офицер,
конечно, был немец, колбасник, бюргер. Пацифист. Незадачливый
служака. И не его, 512-го, вина, что тот выставляет свои мозолистые
ноги в каждый проход - но расплачиваться придется ему.
- Через месяц - экзамен по курсу средневековой немецкой поэзии, -
вынес приговор цензор. - Мы научим тебя любить каждую нацию...
писатель.
Впрочем, уже на следующий день повесть была доступна с любого
терминала колонии.
* * *
Исправление уже подходило к концу, когда его снова, без видимой
причины, вызвали к начальнику колонии. Адам перешагнул порог и
остановился. На месте огромного негра сидела девушка-китаянка,
совсем, вроде, девчонка; ростом - ну раза в два меньше прежнего
владельца кабинета. Впрочем, восьмиконечная звезда красовалась на
своем месте, на погонах. А лет девчонке было максимум тридцать, хотя
кто их разберет, китайцев.
- КР-28512?
Значит, не сон. Голос тоже не низкий, тягучий, негритянский, а -
щебет.
- Приговорен к исправлению в 2144 году за нарушение положения об
интеллектуальной собственности, - Адам ответил на китайском;
непонятно, что на него нашло; по сути, он грубо нарушил
приветственную формулу. И китайский-то он знал еще тот, - трущобный,
на четверть - русский, на четверть - английский. А еще на четверть -
жестикуляция.
Китаянка не обратила внимания на это нарушение. Более того, она сама
нарушила формулу:
- Адам Нармаев? Через полгода - на волю?
- Ага, - ошарашенно ответил он. - А вы?..
- Извините, - улыбнулась девушка. - Я - новый начальник колонии.
- А что случилось с...
- Со старым? - Непроницаемое лицо и официальная улыбка. - В каком-то
смысле, в связи с этим я и вызвала вас.
- Я слушаю. - Он уселся в кресло напротив.
- Вы скоро возвращаетесь на Землю. Вам осталась только защита
диссертационной работы, так?
- Все правильно.
- Вы были исключены из общества на почти десять лет...
- Пока - девять.
- Почти - десять. На Земле за это время произошли достаточно важные
события. Исправляющихся не ставили в известность; да и обслуживающий
персонал колонии до недавнего времени это не касалось.
- И что же там произошло?
- Ну... Армагеддон. - Китаянка улыбнулась, но на его улыбку
заметила: - Не надо смеяться, все гораздо серьезнее. Действительно
Армагеддон - война народов. Белые против черных.
- Белые начинают и выигрывают. Я так понимаю, что победили - вы. А
вы - белая или черная? Мне, извините, однозначно белому человеку,
трудно разобраться.
- Я - белая, как и вы. - В девушке обнаружилась невероятная
снисходительность к наглости заключенного. - Черные - арабы, негры,
латиносы.
- А-а, теперь ясно, где прежний начальник...
- Нет! - китаянка вскочила с места, так оказалась взволнована. - Вы
не так понимаете. Никакого геноцида. Мы просто депортируем их...
- Ку-да? - перебил он.
Китаянка вдруг растерялась. Вообще, смешная девчонка. Маленькая, с
короткой стрижкой и огромными мультипликационными глазами - или они
сейчас разъехались от растерянности? - в сером комбинезоне с
дурацкими звездами на плечах - "госпожа старший офицер". Когда она
принялась расхаживать, он отметил, какая маленькая у нее ступня - не
больше его ладони. Адам даже посмотрел на свои руки, и китаянка,
кажется, заметила его взгляд и поняла, но не подала виду. Чертовски
хитрая бестия, как и все китайцы.
- Пока - на Луну. Этот первый этап почти завершен. Теперь будем
переправлять сюда; уже несколько лет здесь строится новая станция...
- Понимаю. Семнадцатый спутник. И вы хотите всех черных разместить в
такой же колонии? Их должно быть несколько миллиардов...
- Во-первых, та колония будет больше. А потом, вы забываете, что
прошла война. Население Земли весьма сократилось...
Она вернулась к своему столу и уселась.
- Я думаю, что вас можно было бы освободить немного досрочно, -
китаянка произнесла эту фразу на его родном языке, по-русски, и
улыбнулась. Она подумала, что сравняла счет!
- Да? - слегка наклонил голову он.
- Да. Обучение вы закончили, а диссертация - простая формальность.
- Я тоже так считаю.
- Вот и хорошо. Ближайший транспорт на Землю пойдет, - она заглянула
в экран, - через восемнадцать дней. Думаю, мы успеем все оформить.
- Наверно. Только, простите, я не уверен, что так тороплюсь на
Землю.
Китаянка замолчала, и улыбка вдруг стала ледяной и зловещей. 512-й
обреченно вздохнул и вытянул ноги. Наконец он не выдержал и добавил:
- Могу я спокойно получить свое наказание, в том виде, как его
определил суд? Когда-то это было моей обязанностью; теперь я имею на
это хоть право?
- Вы же белый человек, - попыталась убедить его девушка, но голос
оставался прохладным. - Ваша родина сейчас нуждается не в
диссертации... - она метнула взгляд на экран, - по литературе
столетней давности, а в ваших руках, словах и мыслях, пере... Я
читала некоторые ваши книги, - неожиданно закончла она другим тоном.
- Я думаю, - скептически произнес он. - Не надо только взывать к
моим родственным чувствам к земле. Моя родина - Краков-два. Что с
ним?
- Где это?
- Где? В Европе.
Девушка смешалась.
- Понятно, - легко подытожил он. - Теперь на месте Европы - ядерная
пустыня?
- Нет, но...
- Не надо. Честно говоря, даже знать не хочу. Не такой уж я патриот.
Конечно, некоторая доля здорового национализма во мне всегда
присутствовала, но это - не совсем то, чтобы я поддержал идею ссылки
половины человечества.
Девушка молчала, и его понесло:
- Да вы ведь обманываете сами себя! Столько людей - вы собираетесь
их навеки поселить на орбите Юпитера? Чепуха! - Это просто
переложение проблемы на детей, ваши вожди не могут этого не
понимать.
1 2 3
Исправительный дом
(рассказ)
Начальником исправительной колонии был крупный негр, больше двух
метров в вышину и, наверно, столько же в обхвате. Он не казался
толстым, скорее походил на баобаб, уже достаточно поживший, но еще
не старый.
- Исправляемый КР-28512?
- Приговорен к исправлению в 2144 году за нарушение положения об
интеллектуальной собственности, - эхом закончил приветственную
формулу стоящий на пороге худой светловолосый человек в оранжевом
комбинезоне.
Начальник пошевелил губами и кивнул, приглашая садиться. Взял со
стола магнитную карточку и вставил в компьютер.
- Вы подали рапорт о переводе вас на филологический факультет, - в
конце фразы послышался легкий вопрос, возникший от удивления.
Заключенный кивнул. - Чем вы обосновываете эту просьбу?
- Чем? - человек в оранжевом комбинезоне приподнял брови. - Я хотел
бы заняться делом, которым хочу, и которое поэтому лучше всего у
меня получится.
- И что это за дело?
- Литература. - И, чуть помедлив, добавил: - Я хочу стать писателем.
- Кх! - издал звук начальник. - И что вам мешает заниматься
литературой сейчас?
- Ничего. Не хочу размениваться.
Негр посмотрел большими белыми глазами в потолок; затем извлек из
компьютера карточку и всунул другую. Минуту рассматривал то, что
появлялось на экране.
- Вы крали программное обеспечение, - сформулировал начальник
результаты беглого ознакомления с делом. - На ваше счастье, суду
удалось доказать, что - только коммерческое. А то - промышленный
шпионаж и - трибунал. В лучшем случае - французский легион. А мы тут
сидим и беседуем о литературе.
- Мы рассматриваем возможность перевода меня из одной области
обучения в другую, - возразил заключенный. - Закон этого не
запрещает.
- Да. Наш закон уже не тот, что был во времена императора Августа.
Он уже не так суров, но все равно - закон.
Заключенный молчал.
Негр снова уставился в экран:
- Три года! - воскликнул он. - Три года вы занимались радиационными
технологиями, и теперь хотите начать с начала!
Заключенный кивнул, но начальник не обратил внимания:
- И там, на Земле, вы закончили Пражский университет...
- Не закончил.
- Что? Ну почти закончили. Медицина, то есть - тоже связано с
радиацией. Смежные, можно сказать, специальности, и вдруг -
писательство! Тоже мне, еще один Густав Юман на мою голову! Но тот
хоть спокойно исправился, не требовал поменять ему лазер на перо.
- А потом, освободившись, выбросил ваш лазер на помойку, - добавил
человек в оранжевом комбинезоне, и вдруг с интересом посмотрел на
начальника: - Вы исправляли Густава Юмана?
- Ага, - буркнул негр. - А вы что думали? Мне почти семьдесят лет.
В кабинете повисло недолгое молчание. Наконец начальник заговорил
своим обычным тоном:
- Ладно. Все равно, перевод в противоположную область знаний - не в
моей компетенции. Решать будет суд, который выносил вам приговор.
Все необходимые документы я отправляю. И - желаю удачи... писатель.
- Он секунду помялся и сообщил: - Знаете, в вашу пользу то, что
компьютер, узнав об этом... пожелании, предложил перевести вас из
разряда исправляемых в исправляющиеся. Хотя до этого не давал и
пятидесяти процентов. И, черт меня побери, я готов с ним
согласиться!
* * *
Колонна людей в оранжевых комбинезонах тянулась, шаркая ногами, по
бесконечному ярко освещенному коридору. Исправительный дом -
станция, вращавшаяся на орбите Юпитера, напоминала исполинскую
гантель, на концах которой размещались с одной стороны спальные,
административные и грузовые отсеки, а с другой - учебные и
лаборатории. В перемычке находились системы жизнеобеспечения и
четыре таких вот коридора; два из них каждые восемь часов
заполнялись голосами и шарканьем заключенных; по одному колонна шла
в одну сторону, по другому - в обратную.
И так - каждый день, изо дня в день, из года в год.
* * *
- Идентификационный номер?
- КР-28512.
- Фамилия?
- Нармаев.
- Имя?
- Адам.
- Второе, третье и так далее - имя?
- Нет.
- Год рождения?
- Две тысячи сто девятнадцатый.
- Место рождения?
- Краков-2.
- Национальность?
- Русский.
- Вероисповедание?
- Атеист.
- В каком году осуждены?
- Две тысячи сто сорок четвертом.
- За что?
- Положение две тысячи восемьдесят шестого года об интеллектуальной
собственности. Глава третья, абзацы семь тире восемнадцать.
- Специальность, курс?
- Литература XX-XXII веков, второй курс.
Клерк, младший офицер, тупо посмотрел в экран, производя, очевидно,
вычисления в уме.
- Пятый год исправления - второй курс? - он поднял глаза на сидящего
перед ним заключенного. - А, писатель.
Прозвище, - даже не прозвище, а ярлык, навешанный начальником
колонии, мгновенно получил широкую известность. "Густав Юман Второй"
- так прозвали 28512-го заключенные; надзиратели и преподаватели
обращались к нему не иначе как "писатель".
Человек в оранжевом комбинезоне промолчал.
- И чем ты нас порадуешь, писатель? - глумился клерк; и вдруг
спохватился и вернулся к "заклинанию": - Жанр произведения?
- Повесть.
- Название?
- "Семнадцатый спутник".
- Язык?
- Русский; сделан перевод на английский.
- Давай сюда.
Заключенный протянул карточку; клерк взял ее и вставил в компьютер:
- Свободен, - сказал он и добавил неофициальную формулу
"заклинания": - В том смысле, что можешь идти в камеру.
* * *
Через несколько дней его вызвали в службу контроля за
распространяющейся информацией, иначе - цензурный отдел. Принял
старший офицер, блондин с отталкивающим лицом и шестиконечной
звездой на погонах. Чуть пониже красовалась "птичья лапа" - знак
пацифиста. Много лет назад, заключая контракт на службу, этот
человек ставил условие не привлекать его к участию в боевых
действиях. Такие значки были у многих надзирателей.
- Что это за галиматья? - дернул он некогда острым, а теперь
мясистым и безобразно выпирающим подбородком в сторону экрана.
- Разрешите посмотреть? - спросил заключенный.
- А для чего, как ты думаешь, я тебя позвал?
Человек в оранжевом комбинезоне колебался. Формально разрешения не
было. Если он обойдет стол и заглянет в экран, офицер может обвинить
его в покушении. А это уже однозначно трибунал.
Заключенный поколебался и все-таки подошел.
На экране красовался его номер; под ним - текст его повести.
- Как ты думаешь, такое можно читать?
Офицер ткнул в экран кривым толстым пальцем, но попал куда-то не
туда. Текст повести сменился другим: заключенный успел увидеть
оскалившуюся змею в углу и надпись: "Совершенно секретно!"
У офицера перехватило дыхание. Он беспорядочно замахал руками,
прогоняя 512-го на другую сторону стола.
- Вон! - вырвался наконец запоздалый хрип.
- Слушаюсь, - произнес заключенный и повернулся к двери.
- Стой, - неожиданно нормальным и спокойным голосом заговорил
офицер. - Вернись. Я имел в виду - вон из-за моего стола. Я не
закончил.
Человек в оранжевом комбинезоне вернулся и расположился в кресле.
Испуг сбил с цензора гонор; к тому же он не знал, что успел
прочитать заключенный - у некоторых людей фотографическая память.
- Итак, - офицер собирался с мыслями. - Решение, сделать ли твою
писанину общедоступной, принимаю я. А мне кажется, что делать этого
не стоит. Во-первых: что за язык? Сплошные ругательства и жаргон. И
вообще это очень вредная вещь. Что это такое - прилетают
инопланетяне и освобождают заключенных?
- Вы, очевидно, не дочитали до конца. - 512-й устроился в кресле
поудобней и закинул ногу на ногу. - Не освобождают, а превращают в
своих рабов. А жаргон... я описывал наш быт.
- Быт? Может быть, ты сам любишь так выражаться, писатель? Разве
твоя специальность - не изящная словесность?
- Не все то изящно, что антиквариат. Я могу выражаться на языке
Солженицына и Диккенса, но мы живем в другом мире.
- В каком - другом? - Офицер вернул на экран обсуждаемую повесть. -
За последние пять лет ты забыл нормальную жизнь. Идея твоей писанины
- вечная тюрьма, вечное рабство.
- Это только одно произведение. В следующем я опишу семью бюргеров,
проводящую отпуск на ливийских пляжах.
Фигурально выражаясь, он наступил цензору на мозоль. Офицер,
конечно, был немец, колбасник, бюргер. Пацифист. Незадачливый
служака. И не его, 512-го, вина, что тот выставляет свои мозолистые
ноги в каждый проход - но расплачиваться придется ему.
- Через месяц - экзамен по курсу средневековой немецкой поэзии, -
вынес приговор цензор. - Мы научим тебя любить каждую нацию...
писатель.
Впрочем, уже на следующий день повесть была доступна с любого
терминала колонии.
* * *
Исправление уже подходило к концу, когда его снова, без видимой
причины, вызвали к начальнику колонии. Адам перешагнул порог и
остановился. На месте огромного негра сидела девушка-китаянка,
совсем, вроде, девчонка; ростом - ну раза в два меньше прежнего
владельца кабинета. Впрочем, восьмиконечная звезда красовалась на
своем месте, на погонах. А лет девчонке было максимум тридцать, хотя
кто их разберет, китайцев.
- КР-28512?
Значит, не сон. Голос тоже не низкий, тягучий, негритянский, а -
щебет.
- Приговорен к исправлению в 2144 году за нарушение положения об
интеллектуальной собственности, - Адам ответил на китайском;
непонятно, что на него нашло; по сути, он грубо нарушил
приветственную формулу. И китайский-то он знал еще тот, - трущобный,
на четверть - русский, на четверть - английский. А еще на четверть -
жестикуляция.
Китаянка не обратила внимания на это нарушение. Более того, она сама
нарушила формулу:
- Адам Нармаев? Через полгода - на волю?
- Ага, - ошарашенно ответил он. - А вы?..
- Извините, - улыбнулась девушка. - Я - новый начальник колонии.
- А что случилось с...
- Со старым? - Непроницаемое лицо и официальная улыбка. - В каком-то
смысле, в связи с этим я и вызвала вас.
- Я слушаю. - Он уселся в кресло напротив.
- Вы скоро возвращаетесь на Землю. Вам осталась только защита
диссертационной работы, так?
- Все правильно.
- Вы были исключены из общества на почти десять лет...
- Пока - девять.
- Почти - десять. На Земле за это время произошли достаточно важные
события. Исправляющихся не ставили в известность; да и обслуживающий
персонал колонии до недавнего времени это не касалось.
- И что же там произошло?
- Ну... Армагеддон. - Китаянка улыбнулась, но на его улыбку
заметила: - Не надо смеяться, все гораздо серьезнее. Действительно
Армагеддон - война народов. Белые против черных.
- Белые начинают и выигрывают. Я так понимаю, что победили - вы. А
вы - белая или черная? Мне, извините, однозначно белому человеку,
трудно разобраться.
- Я - белая, как и вы. - В девушке обнаружилась невероятная
снисходительность к наглости заключенного. - Черные - арабы, негры,
латиносы.
- А-а, теперь ясно, где прежний начальник...
- Нет! - китаянка вскочила с места, так оказалась взволнована. - Вы
не так понимаете. Никакого геноцида. Мы просто депортируем их...
- Ку-да? - перебил он.
Китаянка вдруг растерялась. Вообще, смешная девчонка. Маленькая, с
короткой стрижкой и огромными мультипликационными глазами - или они
сейчас разъехались от растерянности? - в сером комбинезоне с
дурацкими звездами на плечах - "госпожа старший офицер". Когда она
принялась расхаживать, он отметил, какая маленькая у нее ступня - не
больше его ладони. Адам даже посмотрел на свои руки, и китаянка,
кажется, заметила его взгляд и поняла, но не подала виду. Чертовски
хитрая бестия, как и все китайцы.
- Пока - на Луну. Этот первый этап почти завершен. Теперь будем
переправлять сюда; уже несколько лет здесь строится новая станция...
- Понимаю. Семнадцатый спутник. И вы хотите всех черных разместить в
такой же колонии? Их должно быть несколько миллиардов...
- Во-первых, та колония будет больше. А потом, вы забываете, что
прошла война. Население Земли весьма сократилось...
Она вернулась к своему столу и уселась.
- Я думаю, что вас можно было бы освободить немного досрочно, -
китаянка произнесла эту фразу на его родном языке, по-русски, и
улыбнулась. Она подумала, что сравняла счет!
- Да? - слегка наклонил голову он.
- Да. Обучение вы закончили, а диссертация - простая формальность.
- Я тоже так считаю.
- Вот и хорошо. Ближайший транспорт на Землю пойдет, - она заглянула
в экран, - через восемнадцать дней. Думаю, мы успеем все оформить.
- Наверно. Только, простите, я не уверен, что так тороплюсь на
Землю.
Китаянка замолчала, и улыбка вдруг стала ледяной и зловещей. 512-й
обреченно вздохнул и вытянул ноги. Наконец он не выдержал и добавил:
- Могу я спокойно получить свое наказание, в том виде, как его
определил суд? Когда-то это было моей обязанностью; теперь я имею на
это хоть право?
- Вы же белый человек, - попыталась убедить его девушка, но голос
оставался прохладным. - Ваша родина сейчас нуждается не в
диссертации... - она метнула взгляд на экран, - по литературе
столетней давности, а в ваших руках, словах и мыслях, пере... Я
читала некоторые ваши книги, - неожиданно закончла она другим тоном.
- Я думаю, - скептически произнес он. - Не надо только взывать к
моим родственным чувствам к земле. Моя родина - Краков-два. Что с
ним?
- Где это?
- Где? В Европе.
Девушка смешалась.
- Понятно, - легко подытожил он. - Теперь на месте Европы - ядерная
пустыня?
- Нет, но...
- Не надо. Честно говоря, даже знать не хочу. Не такой уж я патриот.
Конечно, некоторая доля здорового национализма во мне всегда
присутствовала, но это - не совсем то, чтобы я поддержал идею ссылки
половины человечества.
Девушка молчала, и его понесло:
- Да вы ведь обманываете сами себя! Столько людей - вы собираетесь
их навеки поселить на орбите Юпитера? Чепуха! - Это просто
переложение проблемы на детей, ваши вожди не могут этого не
понимать.
1 2 3