Воловельская Татьяна
Последний день Рамадана
Татьяна Воловельская
Последний день Рамадана
Азиз принес тухлый чай и одним рывком вылил все ведро на пол. Мне захотелось отвернуться - уж больно старательно выполнял он свои новые обязанности.
Азиз, - вымученно улыбнулся ему Сахид, - хабиби, знаешь, где находится Малая Брейха?
Ана? - переспросил мальчик по-арабски, беспомощно крутя головой. Английский в местных школах почти не учат.
Да.
Нет. То есть я не знать, господина, где Малая Брейха.
Черт с ним, сходи в Адун Алейла, достань нам папирос.
Мне стало неловко. Азиз уже бегал в Адун раз пять - за питой, за мясом, за финиками и прочей снедью, которая лежала за рыжим мешком Сахида в подвале... Я хотел намекнуть своему другу, что пора прекращать это форменное издевательство, но промолчал.
Ведь все, как уверял меня Сахид, абсолютно все делается для блага мальчишки. В конце концов, ведь нельзя допустить, чтобы Азиз случайно или преднамеренно услышал один из тех пикантных анекдотов, которые Сахид усвоил от одного еврейского солдата в Рамалле.
Я проследил взглядом, как за Азизом захлопывается старая, повисшая на своих железных костях дверь, и, крикнув ему вдогонку "дир бэлек", достал из-под стула бутылку марочного вина. Его вывезли из Бейрута, который в спешке оставляли раненные террористами израильские солдаты. Ахля.
С риском оказаться в первых рядах сброшенных с Шинвата, после того, как пробьет мой смертный час, я, причмокивая, разлил вино в тонкие серебристые бокалы.
Какой глаз, - горько усмехнулся Сахид, наблюдая за мной - алмаз в семь каратов. На тебя посмотреть, будто всю жизнь этим занимаешься. Ну-с, что там у нас, - он заглянул в разложенные перед ним карты и присвистнул, как самые отчаянные блефовщики, - я тебя срежу на твоих же пасах.
Ройал флеш, - подмигнул я ему, - обеспечь.
Наступила тишина - он что-то подсчитывал про себя.
Смотрите, какую бритву я купил, - громко похвастался голос за дверью. Это был наш третий товарищ, мой сводный брат - Али.
Али стоял в дверном проходе, колеблясь - входить ему или нет - Иду бриться, - решил он в конце концов.
Смотри не поранься, - предупредил его Сахид, - наверняка ведь, фальшивка.
Али развернул пакет с прибором и, пожав плечами, сказал.
Тут написано "безопасное бритье". Джафар?
Да?
У меня было опять тоже видение... Только в этот раз все стало намного реальнее.
Старик в белом?
Да.
Он спускался с горы и поражал нас молниями?
Нет. Он спускался с Небес и из его рук,- Али отвернул свой рукав, и впился а него взглядом, будто рассчитывал увидеть там нечто сверхъестественное - оттуда сочился смертоносный свет.
Я думаю, тебе надо успокоиться, - я еле подавил раздражение.
А я думаю, что пришло наше время. Кто-то там на небе решил свести с нами счеты.
Когда он вышел во двор,я повернулся к Сахиду. Тот задумчиво водил пальцем по стеклу.
- С ним нужно что-то делать, иначе у него окончательно поедет крыша.
Сахид промолчал и я подозрительно просверлил его взглядом.
Только не говори, что ты веришь в видения Али.
Я верю в Проклятие.
Ну почему, Сахид?! - в бессильном отчаянии выкрикнул я.
Я знал о чем он сейчас думает и каков будет его ответ, вернее то, что он независимо от здравого рассудка, считал абсолютной правдой - и самое обидное, я ничего не мог поделать с этим.
Возможно, все дело было в том дне - дне, с которого все началось, и для которого Сахид поставил свою собственную точку отсчета. Это был тот день, скорее даже вечер, когда одна сумасшедшая старуха, о которой никто не слышал прежде, предсказала его отцу, что род Зудаха проклят Аллахом и будет истреблен в последний день Рамадана. "Она так и сказала, - произнес старший Зудах с недоброй искрой во взгляде, - истреблен." "Проклятие Аллаха не убивает, - разъяснил ему мой дед, ныне покойный, - оно сжигает душу человека ярким огнем и после этого от нее остается только пепел, который не едят даже духи гиен".
В те далекие дни меня это очень рассмешило. Я думал - " Неужели быть истребленным и быть убитым - это разные вещи?".
Сахид меня смерил мрачным взглядом.
А чего я в это не должен верить? Разве мы не пытались искать виновных среди людей?
Я кивнул. Действительно. Не было ни одной вещи, которую мы бы не пытались сделать. Но усилия, которые были брошены нами на раскрытие этой тайны пока что, как говорят в этих местах, разрушали только ветер. "Ветер нельзя преодолеть - учили нас бедуины - он забирает силу даже у самых сильных".
- А ты, Джафар - крикнул он, сдерживая клокотавшую внутри злость- если ты до сих пор думаешь, что во всем виноваты люди, то зачем тогда нарушаешь законы Корана и правоверных?
С тех пор как погиб мой отец и братья, - честно признался я, - мне стало плевать на все законы вместе взятые. Очень трудно верить в Бога и постоянно желать кому-то смерти.
Я отложил карты - играть внезапно расхотелось. Сахид отвернулся, делая вид, что ищет что-то у себя в сумке, но я знал, что причина в другом. Мой старый дружище Сахид ...
Подойдя к окну, я зачерпнул на старом ветхом подоконнике горстку пыли вперемешку с мелом и размазал ее по руке. Линия жизни поблекла и растрескалась.
Надо убрать, - пробормотал я, - у нас очень грязно.
А черт с ним, - махнул рукой Сахид, сморкаясь, - какая нам разница?
Я пожал плечами. День клонился к закату, и мне вдруг послышалось, как ветер доносит до моего уха брезжащие на жаре звуки. Аллах акбар... Аллах акбар... Втянув голову в плечи, я ударил что есть силы себя по лбу. Боль встряхнула меня и заставила отвлечься от навязчивого видения. Я подкурил сигару. Стало легче.
Сахид пристально посмотрел на меня, но ничего не произнес.
- Мы с отцом часто навещали одного муллу, - сказал я ему, - он говорил, что те кто молится как положено правоверным, не умрет никогда.
Но мой отец погиб, несмотря на то, что молился! От этих мыслей мое сердце заливается потоком горячей, неуправляемой крови.
Сахид сидит желтее пустыни. Его губы еле удерживают тлеющую сигарету, а глаза неподвижно смотрят вперед. Я проклинал себя за то, что начал этот разговор.
Давай выпьем, - я подставил стаканы, и не глядя, выплеснул в них остатки вина, - выпьем, Сахид.
Он одернулся, и мельком окинув меня взглядом, взял свой стакан.
- Да.
В его черных глазах по - прежнему была пустота, но я не обманывался этим. За этой пустотой находилась и жаждала крови наша Клятва, данная 14 месяцев назад - в черный Рамадан.
Щелк. Спустя год и два месяца События Того Дня напоминали отлично смонтированный фильм, в котором все эпизоды, отточенные моей памятью, навсегда застрявшей в нем, стали настолько реальными, что казалось еще секунда - и я их воссоздам оттуда.
- Джафар, - Сахид повернулся ко мне, яростно раскачиваясь в наспех отремонтированном после прошлой стычки стуле, - черт возьми.... Черт возьми, Джафар! Пока у нас связаны руки, мы ничего не сможем сделать - одни лишь слова ( он сбросил на пол мои карты), слова, слова. Я так не могу. Нам нужно возвращаться в Иорданию.
- Как? - я непроизвольно дотронулся до головы, словно приготовился от кого-то защищаться, - каким образом?
Интересно послушать, что он на это скажет. Или не скажет. Что было бы скорее хорошо, чем плохо, если забыть на мгновение о ставках, которые сгоряча были заброшены в этот неуютный, пыльный клочок земли .
- Все, что я могу сейчас сказать - это то, что нам нужно возвращаться сказал он, доводя стул до невероятной скорости вращения, - если мы не рискнем, мы проиграем. Я хочу разыскать старую ведьму... Я хочу еще раз все проверить сам.
Он вздохнул и умоляющим тоном прибавил.
- Только не говори, что тебе не надоело действовать вслепую!
Этот разговор - этот и сотни наподобие этого, меня доводили до состояния полного изнемождения.
- Если мы вернемся , нас тут же схватит полиция, - произнес я старательно и убедительно, - ведь ты не хуже меня знаешь, Кого именно они подозревают в убийстве 12 человек. Ты же не хуже меня знаешь, что этот старый придурок Джамили ненавидит Али лютой ненавистью еще с того самого дела... И если мы поступим как ты предлагаешь, то нам - капут, как говорится, по всем законам шариата. И твой праведный гнев, между прочим, этого никак не отменяет.
Сахид с ненавистью сплюнул.
- Да, черт возьми, я знаю об этом. Джафар, нам не стоило уезжать из Амана. Это была самая дурацкая из твоих с Али идей!
Обухом по голове. Вот так вот. Оказывается, в его глазах виноватым всегда был я. Али он назвал так, для отвода глаз, чтобы я не умер от угрызений совести прямо на месте.
Возможно, в тот день я действительно совершил непростительную ошибкуошибку, которая теперь могла стоить нам жизни. Увы, я до сих пор был склонен считать себя правым - одно из немногих вредных качеств, которое мне досталось по наследству от честолюбового, но наивного юноши которым я был до Черного Рамадана. Эта часть меня успевала находить нужные объяснения всему, еще до того, как реализовывались мои интуитивные страхи.
А сейчас моя интуиция подсказывала мне, что самой большой угрозой для нас - кроме Призрака, разумеется, является начальник аманской полиции Ахмед Джамили. Вражда между ним и " Амадеусом" началось с того, что отец Али, бывший генеральный юристконсульт " Амадеуса", повлиял на то, чтобы Джамили отстранили от должности из-за какого-то дела от взятках. Через несколько лет, отец Али, его мать и старшая сестра погибли в автокаткастрофе. Я тогда учился во Франкфурте, в пансионате для мальчитков, и не очень помню обстоятельства этой трагедии. Сразу после этого случая, мой отец Мустафа аль-Хайед, взял Али к нам в сеамью и воспитал на равных с остальными детьми.
Но память не убирает то, что уносит время - Али до сих пор не сомневается, что слушившееся с его семьей - дело рук Джамили, которому сразу после этого, удалось вернутся на преждний пост. Была ли злоба полицейского нацелена только против Али, который сменил отца на посту главного юриста, или тут были замешены и другие интересы- не так уж и важно. Главное было в том, что Джамили, сразу после Черного Рамадана, поклялся перед всем миром схватить нас троих - меня, Али и Сахида и повесить нас согласно законам шариата. Эту информацию мы получили через Азиза - мальчугану удавалось иногда перекупать у торговцев старые амманские газеты.
Как писали журналисты, не отработав ни единой мало-мальски альтернативной версии, этот слуга закона в обличьи дьявола еще до начала официального расследования пообещал за наши головы кругленькую сумму.
Но главная причина нашего бегства в "края далекие, в края враждебные" заключалась даже не в нем, а в нашем враге, которого мы до сих пор не видели и не знали. Сахид утверждал, что он невидим, а Али он снился в обличии злого духа - и я бы тоже верил в это, как верил некогда в справедливость Аллаха, если бы точно не знал, что чудеса на этой земле умерли еще до моего рождения. Нашим врагом был человек. Интуицией ли, разумом - я чуял его плоть и кровь, и даже знал, чего он хочет. Но у него были отличные способности наносить удар и исчезать незаметным. За это мы его прозвали " Призраком". Одолеть Призрака было возможно только переняв его собственные правила игры, что было совершенно исключено в Аммане, где нас троих знала каждая собака.
Копаясь дальше в себе я знал, что где-то на донышке сознания, я наткнусь еще на один страх, пригнавший меня сюда - он родился четырнадцать месяцев назад и жил поныне. Этим новым страхом был мой лучший друг Сахид, точнее, его звериная жажда уничтожать все живое. Останься мы тогда в Иордании - и я бы ни за что не поручился за жизни десятков невинных людей, которые по его мнению были причастны к событиям Черного Рамадана. Я верил, что побег, с его опасностями и трудностями вернет Сахида из царства ужаса на грешную землю. Я рассчитывал, что здесь, посреди пустыни, он научиться быть более терпеливым. Ну, возможно, я был тогда чересчур оптимистичен...
- Чего мы добились за этот год? - Сахид забросил стул в самый дальний угол и переключился на новенький столик, - разве мы нашли убийц? Разве мы смыли с себя позор? О, Джафар, столько времени пропало впустую! Пора на наконец остановиться и признаться друг другу, что мы начали копать не с того конца огорода.
Знакомые нотки в хрипловатом голосе. Я предчувствовал великую драку, которой, собственно, совсем не хотел.
- Мы еще живы, Сахид - мягко напомнил я,- и это не так уж и плохо. Кроме того, ты наверняка помнишь сколько времени у нас ушло на то, чтобы выяснить тот факт, что накануне смерти мой отец обдумывал возможность крупной торговой сделки с одним из военных ведомств Ближнего востока. Я полагаю, в день убийства он собрал членов семьи именно для того, чтобы посвятить нас в детали операции. Убийца не случайно наметил этот день, чтобы свести с нами счеты. Если бы семья одобрила его решение, то по закону " Амадеуса" на следующий день был бы созван совет директоров, и сделка бы получила освещение в прессе. Но что это была за операция и почему ее нужно было держать в такой секретности- вот в чем вопрос , Сахид. Если мы на него ответим правильно, в наших сетях окажется убийца.
Он был не согласен.
- Да ну? Ты говоришь мне о халве, а я тебя спрашиваю о лукуме! Если все было как ты говоришь, и во всем виновата эта чертова сделка, ответь мне пожалуйста - как могло получиться, что в деловом мире о ней никто не знал? Операции такого масштаба, насколько я знаю, невозможно хранить в тайне. Существует множество способов утечки информации, даже без ведома заинтересованных лиц. Я уже молчу о тебе , Джафар - твой отец всегда доверял тебе самые сокровенные тайны " Амадеуса". Как получилось, что ты ничего не слышал об этом?! Я отвечу тебе как! Это потому что, вся эта сделка исключительно плод твоего воображения, Джафар. А собрания по окончанию поста - событие даже более чем рядовое. Смотри, Джафар: как-бы в твоих сетях не оказался воздух! Как упрямый ишак видит у себя перед ногами только кусок земли, так и ты твердишь мне об этой сделке - сделка, сделка, сделка... Как-будто все убийства на этой земле совершаются только из-за денег!
1 2 3 4 5 6