Все эти годы он думал только о ней, о сероглазой стройной девушке с тяжелой темно-русой косой, в которую она вплетала разноцветные ленты, о девушке в белом легком платье… Такой он видел ее в последний раз, такой он видел ее во сне, такой он запомнил ее навсегда.
Но сейчас, поднимаясь по заплеванным ступенькам на ее этаж, оглядывая исписанные ругательствами стены и ощущая запах нищеты, он почему-то не испытывал чувства удовлетворения, а, напротив, ему стало неловко за свою обеспеченность и благополучие. Он шел и с каждой секундой замедлял шаги. Он не знал, что скажет ей, когда увидит. Как он начнет разговор, когда переступит порог ее квартиры? Что скажет ему она? Подойдя к квартире, он совсем растерялся. Несколько минут стоял, не в силах позвонить в дверь, наконец решился.
Глава 3
Долгожданная встреча
Дверь открылась. Аркадий увидел перед собой усталую худую женщину с короткими волосами с проседью… «Это не может быть она, – растерянно подумал он. – Это какая-то ошибка. Но если это ошибка, почему тогда эта женщина приглашает меня войти в квартиру?»
– Здравствуй, Аркаша, – услышал он знакомый голос и вздрогнул. Да, это была она, любовь всей его жизни, рано постаревшая и изменившаяся до неузнаваемости. – Что, не узнал? – задала она ему вопрос в ответ на затянувшееся молчание.
– Ну что ты, Маша! Узнал, конечно, – придя в себя после шока, начал оправдываться Арестов. – Просто… эта прическа… тебя немного изменила… но тебе идет этот симпатичный ежик. И цвет волос тебе идет… он необыкновенно сочетается с твоими дымчатыми глазами, – выкручивался Аркадий, стараясь сгладить неловкое положение, в которое поставил Машу и попал сам. «Идиот несчастный, – ругал он себя. – На что ты, собственно, рассчитывал? Что она встретит тебя в белом платье и с лентой, вплетенной в косу? Ведь даже мысли ни одной не возникло, что за четырнадцать лет женщина может так измениться».
– Ладно, льстец. Проходи уже, что в дверях стоишь. Дай я тебя рассмотрю как следует, – он вошел в квартиру, неуклюже протянул ей коробку конфет и бутылку вина. – Да… хорош, – улыбнулась Маша. – Хорош, ничего не скажешь. Твоя Ира, наверное, в тебе души не чает? Пойдем, я тебя кофе буду поить.
– Какая Ира? – тупо спросил Арестов, не понимая, что имеет в виду Маша.
– Тебе лучше знать, какая. Это ведь перед ней ты отчитывался, когда я звонила, о том, что скоро придешь домой.
– Ах, это! – Аркадий наконец-то понял смысл ее вопроса и расхохотался. – Это моя ассистентка – жутко волнуется о моем здоровье и допекает каждый вечер.
– И как твоя жена смотрит на такую трогательную заботу? – осторожно спросила Маша и как-то странно посмотрела на него.
– Я не женат.
– И что, никогда не был?
– Нет.
– Надо же! Куда только женщины смотрят? Что только им надо? Ой, прости… – спохватилась Маша и покраснела. – Прости, это не мое дело.
– Да ничего страшного. Я сам виноват. Слишком работой загружен. Ну и вообще… – Он не договорил. Маше ни к чему было знать, что значило для него это «вообще» в течение предыдущих четырнадцати лет.
– Есть хочешь? – перевела она разговор. – Правда, я не ожидала, что ты приедешь сегодня. Но у меня есть колбаса и сыр, могу соорудить тебе бутерброды.
– Если тебе не трудно. Я с удовольствием перекушу, – обрадованно согласился Арестов, и ему стало неловко, что, кроме конфет и бутылки вина, он не догадался ничего больше купить по дороге.
Она провела его в комнату, усадила в кресло и ушла на кухню. Аркадий огляделся. Комната была чистой и просторной. Обстановка была бедной, но угадывалось желание хозяев сделать все, чтобы придать убогому жилищу комфорт и уют. Стены с потускневшими обоями были увешаны фотографиями в рамочках, на окне занавески из недорогой ткани, но очень хорошо сшитые и приятной расцветки, кружевные старомодные салфетки на комоде и телевизоре, тщательно задрапированная тканью мягкая мебель, много икон в углу…
Он подошел к стене с фотографиями: на одной из них была Маша, почти такая же, какой он ее помнил, на другой – Громов в военной форме. Вот Громов обнимает Машу за талию, они смеются и смотрят друг на друга с любовью…
Вернулась Маша с тарелкой, доверху наполненной бутербродами, на столе появились бокалы, бутылка вина, конфеты и кофе. От переживаний, вызванных встречей с Машей, у Аркадия зверски разыгрался аппетит, и он начал с жадностью поглощать бутерброды.
– Ну ты и обжора, – рассмеялась Маша. – А почему ты вино не разливаешь? Давай выпьем за встречу, как-никак не виделись столько лет.
– Прости, ну я и свинья, – оправдывался Аркадий, прожевывая четвертый по счету бутерброд, – просто не ел целый день, некогда было.
Он откупорил бутылку великолепного красного вина и разлил его по бокалам. Они чокнулись и выпили, опустошив бокалы до дна. Он, не спрашивая желания дамы, разлил еще по полному бокалу. Они опять выпили. Вино смягчило неловкость. Аркадий перестал чувствовать скованность и откровенно посмотрел на Машу. Она тоже расслабилась, ее болезненная бледность сменилась легким румянцем, потускневшие глаза оживились.
– Ну что, подруга, рассказывай теперь, что произошло с твоим благоверным? В драку, наверное, ввязался? – попытался он предугадать события.
– Хуже, Аркаша. Намного хуже. Андрея обвиняют в убийстве молоденькой девушки, и не только в убийстве…
– Что значит – не только в убийстве?
– Не могу я, Аркаша, погоди… Язык не поворачивается вслух сказать. Я так виновата, Аркаша, так виновата! Из-за меня это все случилось. Если бы не я, он не очутился бы ночью в парке. Ничего не произошло бы. А он, дурак, еще и очки свои потерял – без них он почти ничего не видит, только силуэты и яркие цветовые пятна, вот и вляпался в историю.
– Господи, Маша, не пугай меня. Что значит – ты во всем виновата? Давай ты мне подробно все расскажешь.
– Подробно не получится, Аркадий. Да и неинтересно это. Поначалу все хорошо было, до того момента, пока отца Андрея не арестовали, обвинив в связи с ГКЧП. Как только это произошло, все пошло под откос, и с каждым днем мы катились все дальше в пропасть. Квартиру в центре потеряли, по гарнизонам мотались, две войны пережили… У нас такая жизнь была, Аркаша, – все наперекосяк! Знаешь, я ведь не этого ждала от жизни. Думала, что со мной не может ничего плохого произойти. Думала, буду счастлива! Но – не сложилось. Деток не нажили и живем в помойке. А теперь еще это! Андрей очень хороший человек, я люблю его, но война сломала его и изменила. После ранения головы он зрение потерял. Надежда была, но, пока я денег набрала, операцию делать было уже поздно. Это его подкосило окончательно, пить начал, не сильно, но… Меня от запаха перегара так воротило, что я не могла даже с ним близость иметь, а он все время настаивал.
– Он бил тебя? – тихо спросил Аркадий, заметив на скуле у Маши шрам.
– Он все время настаивал, а я не могла, не могла преодолеть себя! Мне бы к психологу обратиться, дуре бестолковой, и его с собой прихватить… Ты не думай, это всего один раз было, довела я его до белого каления. Все, знаешь, так глупо получилось. Годовщина нашей свадьбы была. Он такой счастливый домой пришел, сообщил, что получил компенсацию. Шампанское, цветы, свечи, музыка… Выпили немного, он закружил меня в танце, я расслабилась, обняла его, поцеловала… Он это как согласие с моей стороны расценил, а я в последний момент… В общем, из-за этого все и произошло. Он на коленях ползал, прощения просил, но я не простила, собрала вещи и к маме в Москву уехала. Пожила я немного у мамы, злость моя понемногу улеглась, но я медлила с возвращением. Мне хотелось проучить его за то, что я пережила, пока он был на войне, ведь второй раз он по собственному желанию в Чечню поехал, потребность у него в этом была! А потом этот страшный звонок от следователя…
– Его обвинили в изнасиловании и убийстве? Ты это хотела мне сказать? – потрясенно спросил Аркадий.
– Почти… – подавленно сказала Маша.
– Что значит – почти?
– Адвокат объяснил мне, что девочку не только убили, но после ее смерти совершили насильственные действия сексуального характера над ее телом. Но это же полный бред! Я бы поверила, может быть, в то, что он занялся с этой малолеткой любовью, но надругательство над трупом – это уж слишком!
– Постой, Маша, ты сказала – адвокат? Значит, адвоката ты уже наняла?
– Да, но Громов отказался от его услуг. Мне он тоже не особенно нравился. Сразу сообщил мне, что Громов, без сомнения, виновен, и ему необходимо признаться во всем. Просил меня, чтобы я по возможности повлияла на мужа, и если Андрей сознается, он все устроит так, что Громова поместят в специальную клинику для душевнобольных и он сможет выйти оттуда уже через пару лет, но это – только при условии, что Громов во всем признается.
– Интересный кадр. Где ты его нашла?
– Он сам меня нашел. Он наш, местный. Я ведь тут в городе никого не знаю. Он пришел, и я обрадовалась, что одна проблема решилась сама собой.
– Андрей, значит, не сознался?
– Конечно, нет! Я же сказала – его подставили! Наверняка накачали чем-нибудь, поэтому он ничего не помнит. Но кого волнуют мои предположения? Следователь с первого дня был уверен, что именно Громов – убийца и насильник. Расспрашивал все, что это у меня с лицом. Конечно, я ему ничего не сказала, ну, что это Андрей меня ударил, объяснила, что неудачно упала, но, на мой взгляд, ему было все равно, что я отвечу: для себя он уже сделал вывод.
– Что он еще спрашивал?
– Что еще? Спрашивал, сильно ли муж изменился после Чечни, отразилось ли его ранение на его характере. Я, понятное дело, защищала Андрея, но этот Егоров гнул свою линию: если муж такой положительный во всех отношениях, почему я тогда к маме уехала и бросила инвалида одного? Интересовался, много ли пил Андрей, часто ли напивался, как долго длился запой. И даже как проходила наша с ним сексуальная жизнь. Это был кошмар! Я домой приехала, а тут все перевернуто вверх тормашками – обыск они делали и даже меня не дождались. Соседи со мной не здороваются, перешептываются за моей спиной, я в магазин лишний раз выйти боюсь. Что делать, Аркаша? Я не знаю, что делать!
– Успокойся, я постараюсь все выяснить. У меня есть друзья, я попрошу кого-нибудь из них заняться этим делом.
– Ты хочешь сказать, что отказываешься помочь нам? Ну что же, я все поняла… – холодно сказала Маша и встала.
– Сядь! – резко сказал Аркадий. – Ты ничего не поняла. Я не отказываюсь. У меня специализация другого рода. Я адвокат по бракоразводным делам, а Громову нужен профессионал по уголовному праву.
– Значит, ты не имеешь права браться за уголовные дела? – тихо спросила Маша, вновь усаживаясь в кресло.
– Имею, но ни один уважающий себя адвокат не станет браться за дело, которое не входит в его компетенцию. У меня есть друзья, они смогут…
– Нет! Я хочу, чтобы ты! Только ты сможешь ему помочь! Ты знал его с детства. Он, конечно, изменился за столько лет, но, поверь мне, на убийство он не способен! Аркашенька, пожалуйста, согласись! Он тебе поверит, расскажет, как все было. Я заплачу, ты не думай. – У Маши началась истерика, спорить с ней было бесполезно.
– Я согласен, успокойся! – крикнул Аркадий, не выдержав ее слез. – Надо было сразу обратиться ко мне, а не связываться со всякими проходимцами – столько времени упущено зря. И, Маша, если ты мне еще раз про деньги скажешь, я брошу это дело – понятно?
– Понятно, – судорожно всхлипнула Маша, виновато пряча глаза.
– Андрей и ты мне не чужие люди, – продолжил Аркадий. – Я ведь искал вас несколько лет назад, но вы в это время по гарнизонам мотались. Это мне твоя мама поведала.
– Значит, ты простил меня… что я тогда не тебя выбрала? – неуверенно спросила Маша и смущенно улыбнулась.
– Конечно, все в прошлом, – улыбнулся Аркадий в ответ. Он говорил чистую правду. Сегодня, увидев Машу, он неожиданно для себя осознал, что страсть его принадлежала другой. Той, которая осталась тогда с его лучшим другом: сероглазой стройной девушке с длинной темно-русой косой. Еще он вдруг отчетливо понял, что не за деньги вышла Маша замуж, а за Андрея, иначе не стала бы она столько лет скитаться с ним по гарнизонам, ждать возвращения мужа с войны и умолять его, Аркадия, о помощи.
– А что ты подумал, когда я выбрала не тебя? – неожиданно спросила Маша и кокетливо посмотрела на Аркадия.
– К чему все это, Маша? – смутился Арестов. – Зачем ворошить прошлое? Любила Громова, поэтому и выбрала. А как ты меня нашла? – попытался он перевести разговор на другую тему.
– Гришка Петров помог. Мы случайно с ним в Москве встретились, он все о тебе и рассказал. А по поводу – любила, не любила, – тут ты ошибаешься. Я и тебя, и его любила одинаково сильно. Когда вы меня перед выбором поставили – я растерялась. Всю ночь мучилась, не спала, но так и не определилась. Уже перед выходом из дома я так разозлилась, что решила послать вас обоих к черту, но увидела в прихожей колоду карт. Постояла я около этой колоды пару минут и подумала – будь что будет: если вытяну черную масть – выберу тебя, а красную – Андрея.
– И ты вытянула красную, – подытожил Аркадий, и душа его в один миг обрела равновесие и спокойствие. Он подошел к Маше и, обняв ее за плечи, поцеловал в щеку. – Какая же ты глупая, Машка, – разве можно было полагаться на карты в таком серьезном деле?
– Знаешь, Аркаша, не знаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы я выбрала пики или крести, но сейчас, много лет спустя, это уже не так важно. Пусть моя жизнь, которая принесла мне много боли и разочарования, была и ужасна, но все это время я любила Андрея и люблю до сих пор. Помоги ему, Аркаша, пожалуйста!
– Сделаю все, что возможно, обещаю, – твердо сказал Аркадий. – Ну, я пойду, уже совсем поздно.
– Ты с ума сошел! – засуетилась Маша. – Я тебя никуда не отпущу. Оставайся, у нас полно места. Я постелю тебе на диване, – сказала Маша и умчалась в другую комнату, не дожидаясь его согласия.
Он не стал спорить, ехать домой было действительно поздно, голова раскалывалась от обилия информации, чувств, эмоций и выпитого вина.
1 2 3 4 5 6