- Слыхали новость? Лёнька Пантелеев бежал после приговора.
Это же сообщил Мише Маснизону знакомый адвокат, которого он встретил в юридической консультации.
А к вечеру о побеге Пантелеева уже говорил весь город. Позже выяснилось: ночью в тюрьме погас свет, и трое - Лёнька с сообщниками вырвались на свободу. А помог им тюремный надзиратель, сильно ненавидивший нэпманов.
А, впрочем, никто ничему особенно не удивлялся. Шёл 1924-ый год - в Совдепии кипела анархия.
Ресторан Донона находился на Мойке, в подвальном, роскошно отделанном помещении. В отдельные кабинеты имелся свой вход, за углом.
Миша предложил Катерине Ивановне занять кабинет, но она, немного подумав, сказала:
- Нет, давайте посидим в общем зале. Сначала...
И чуть заметно улыбнулась. Перехватив эту благосклонную улыбку, Миша про себя обрадовался и вошёл с Катериной Ивановной в ресторан.
В вестибюле они неспеша разделись. Снизу, из общего зала ресторана, сюда долетал весь тот знакомый хор звуков, который, заранее сообщал Мише радостное настроение и обещал приятный, необременительный вечер: шум голосов, женский смех, какая-то модная и легкомысленная мелодия. Мягко и ненавязчиво шибанул в нос дразнящий запах респектабельного заведения: вся эта особая, неповторимая и ни на что не похожая смесь дамских духов, сигарного дыма, ароматных горячих блюд с пахучими приправами.
Седой швейцар, похожий на Фридриха Энгельса, уверенно распахнул матовую стеклянную дверь, за которой были несколько ступенек в большой ресторанный зал.
Миша Маснизон и Катерина Ивановна спустилась вниз и заняли стол недалеко от входа. Ресторан был уже набит публикой. За столиками сидели удачливые дельцы, нарядные дамы, трестовские воротилы, какие-то странные молодые люди неясного рода занятий и пижонской наружности.
Со всех концов доносился оживлённый говор, смех, стук ножей, звон бокалов. Бесшумно и деловито проносились туда-назад горделивые официанты.
Оркестр заиграл очередную мелодию, и несколько пар принялись танцевать.
Катерина Ивановна была оживленна, весело и беззаботно смеялась. Миша тоже был в отличном настроении. Они пили красное французское вино, болтали, разглядывали публику. Катерина Ивановна
отпускала критические замечания насчёт танцующих.
Миша заметил, что многие мужчины уже обратили на неё внимание. Это ему польстило. Она и в самом деле была очень хороша сегодня - светлая шатенка с задорным детским личиком и большими зелёными глазами - Катерина Ивановна напоминала котёнка, трогательного и нуждающегося в защите. Как всякая девушка, она
почувствовала, что имеет успех здесь, и потому была особенно оживленна. Миша смотрел на неё маслянными, влюбленными глазами - так лоснящийся от жира породистый кот разглядывает привлекательный, но пока недоступный ему кусочек.
- Не пора ли нам перейти в кабинет? - не выдержав наконец, спросил Миша.
- Посидим ещё, - мягко ответила ему Катерина Ивановна, - здесь, право, очень мило.
А публика всё прибывала. Всё чаще хлопали пробки, всё пьянее и всё бессмысленнее смеялись женщины, официанты сбились с ног.
Около двух часов ночи с шумом открылась дверь из вестибюля, и на пороге лестницы кто-то очень отчетливо и трезво произнёс:
- Внимание, господа! Тише, слушайте меня внимательно, джентльмены!..
Спокойный и повелительный голос этого человека сразу
приковал внимание. Сидевший спиной к лестнице Миша Маснизон повернулся и чуть-чуть не подавился куриной ногой: на пороге стоял Лёнька Пантелеев. Рядом с ним стояли ещё двое.
- Тише, тише! - ещё раз крикнул Лёнька, и в руках у него появился большой воронёный кольт. Стоявшие рядом с ним хлопцы тоже навели на зал благородно блеснувшие револьверы.
В зале стало тихо. У кого-то из рук вылетел и со звоном
разбился графин, где-то истерически вскрикнула женщина.
- Ни с места, господа! - продолжал Лёнька. - Дам прошу не волноваться, я интеллигентный бандит. Позвольте представиться - Леонид Пантелеев.
- Господи! - с ужасом вскрикнула какая-то дама. - Лёнька Пантелеев!..
- Сударыня, - Лёнька склонился в изысканном поклоне, - вы совершенно правы. Итак, добрый вечер, или, верней, доброй ночи, друзья. Позвольте доложить программу. Мои ассистенты сейчас обойдут столы. Прошу их не задерживать и заранее приготовить всё, что вызывает наш искренний интерес. Дамы, к вам это тоже имеет самое прямое отношение. Предупреждаю, малейшая некорректность - четыре сбоку, и ваших уже нет. Главное, чтобы не было шухера. Официантов и метра прошу пока обождать на эстраде. Музыканты, можете спокойно отдыхать, к Шопенам наша фирма претензий не имеет. Начали...
"Ассистенты" быстро направились вниз. Лёнька продолжал стоять на пороге, оглядывая зал.
У Катерины Ивановны стучали зубы о края бокала, который она почему-то продолжала держать у рта. Миша Маснизон посинел и шумно сопел от страха.
"Ассистенты" действовали с феерической быстротой. Мужчины и дамы безропотно складывали на столы тостые бумажники, сверкающие кольца, брошки и портсигары. Кое-кто из кавалеров торопливо помогал своим дамам снимать серьги. Работа спорилась.
Миша, придя в себя, быстро вытащил из кармана бумажник и портсигар, аккуратно разложил их перед собой на столе.
- Ну, - хрипло произнёс он, - Катя, снимайте это... скорее...
- Что?.. - шёпотом спросила Катерина Ивановна.
- Это, - хрипел Миша, - это... как это называется?..
И он ткнул пальцем в её бриллиантовую брошь. Катерина Ивановна нервно засмеялась, но брошь сняла.
В этот момент их заметил Лёнька. Он улыбнулся и подошёл к столу.
- А, - сказал он, - юстиция... развлекается...
Миша вскочил и молитвенно протянул ему обе руки навстречу.
- Так рад, я так чрезвычайно рад, - пролепетал он. - Такая необыкновенная и такая приятная для меня встреча... Как вы себя чувствуете?..
- Вашими молитвами, - буркнул Лёнька и, не подавая руки, присел к столу.
Миша, не зная, что ему делать, продолжал стоять. Катерина Ивановна привычно оправила причёску и затем, как-то отчаянно махнув рукой, начала спешно пудриться.
- Садитесь, господин Плевако, - мирно сказал Лёнька, - но сначала представьте меня вашей даме.
- Э-это, - начал заикаться Миша, - охотно... Катя, э-э, Катерина
Ивановна... э-э-э, как это говорится, позвольте вам представить... моего,
моего... друга... гм-м...
- Очень приятно, - любезно сказала Катерина Ивановна и с большой готовностью протянула руку.
Лёнька поднялся, щёлкнул каблуками, ловко поцеловал её ручку, после чего опять сел. Миша Маснизон как-то жёстко и неуверенно примостился на кончик стула. Катерина Ивановна, наоборот, сразу почему-то обрела спокойствие и, кокетливо улыбаясь, смотрела на Лёньку.
- Какой вы молодой, - протянула она, - я представляла себе вас
другим...
Лёнька засмеялся и налил ей и себе вина.
- Давайте выпьем, - сказал он просто, - давайте выпьем за нашу
с вами молодость...
- Охотно, - весело произнесла Катерина Ивановна и чокнулась с Лёнькой.
- Э-э, да. Прелестный тост, - залебезил было Миша Маснизон, но Лёнька только тяжело на него посмотрел, и тот сразу же осел на месте.
- Ваш муж? - коротко спросил Лёнька, кивнув в сторону Миши.
- Нет, просто знакомый, - ответила Катерина Ивановна.
- Плевако, - продолжал Лёнька, - мастер язык чесать. Соловей. Меня защищал.
- Поверьте, от души, - произнес Миша, - от всего сердца, так сказать...
- Так и пел, так и пел, - продолжал Лёнька, не обращая на Мишу внимания. Потом, выдержав паузу, кивнул: - славно пел, да плохо сел. К расстрелу меня приговорили. Слыхали, верно?
- Позвольте, - опять вмешался Миша, - я ведь сделал всё, что мог... Всю душу вложил... Надеюсь, вы понимаете, что я здесь, так сказать, неповинен. Я сегодня даже в тюрьму к вам ездил, честное слово ездил - кассационную жалобу привозил. На подпись.
- Кассационную? - с интересом переспросил Лёнька. - Что ж, это всегда можно подписать. Давай сейчас подпишу.
- К сожалению, - как-то неуклюже и беспомощно заблеял Миша, - я её... э-э-э... не захватил с собой. Не учёл, так сказать, возможность встречи. Разрешите, я за ней домой сбегаю... Это тут рядом совсем...
Лёнька, прищурясь, посмотрел на него и весело сказал:
- Далеко пойдёшь. Далеко пойдёшь, Плевако. Но домой ты не побежишь сейчас. Ладно с ней, с жалобой. В другой раз подпишу... Верно, Катерина Ивановна?
- Вам виднее, - ответила девушка.
Лёнька посмотрел на неё и, взяв её руку, сказал с грустью:
- Красивая вы, Катерина. Очень красивая. Легко жить будете.
- Как знать, - почему-то вздохнула она.
- Факт! - настаивал Лёнька. - Факт! У меня слово и рука верные. Как я сказал, так и будет. Потом не раз вспомните...
"Ассистенты" между тем заканчивали свою работу.
Разделив зал на две половины, они быстро обходили столы. Потом оба подошли к Лёньке и молча вывалили на стол груду бумажников, часов, портсигаров, брошек и колец.
- Богат улов нынче, Леонид Пантелеевич, - почтительно сказал один из них. - Давно так не фартило.
- Да, очень благородно всё получилось, - произнёс другой. - И публика хорошего воспитания - ни один фраер даже не пикнул, честное слово...
- Чего удивляетесь, чижики? - ответил Лёнька. - Настоящей работы не видали? Сами знаете, с кем пришли...
- Орёл!.. Чистый орел! - восхищённо воскликнул один из "ассистентов", влюблённо глядя на Лёньку.
Самодовольно улыбаясь, Лёнька молча разглядывал груду драгоценностей. Потом он выбрал самое большое бриллиантовое колье и протянул его Катерине Ивановне.
- Вот, - тихо сказал он, - возьмите. Возьмите на память о Лёньке
Пантелееве, о нашей с вами встрече.
Катерина Ивановна густо и неуверенно покраснела.
- Что вы? Зачем? Это... это неудобно.
Миша Маснизон, страшно перепугавшийся, что её отказ рассердит Лёньку, вскочил и начал совать ей в руки колье.
- Возьмите, возьмите, - суетился он, - возьмите, это даже принято... Отказываться нельзя.
Вконец потерявшаяся Катерина Ивановна взяла колье.
- Мерси, - шепнула она испуганно.
- Ну вот и прекрасно, - обрадовался Миша.
- Идиот, - зло бросила ему Катерина Ивановна.
Лёнька залпом опрокинул бокал вина, встал, молча поцеловал девушке руку и быстро ушёл. Свалив награбленные вещи в мешок, "ассистенты" бросились вприпрыжку за ним.
Миша Маснизон быстрыми, трясущимися движениями запрятывал в карманы брюк не тронутые Лёнькой его портсигар и бумажник.
Минуту в ресторанном зале висела давящая, каменная тишина, потом за одним из столов вскочил немолодой полный мужчина в смокинге и, сорвав модное пенсне на золотой цепочке, истошно, отчаянно завопил с выпученными от напряжения глазами:
- Полицию! Полицию сюда... Эй, человек, звоните в полицию...
Седой официант почтительно к нему склонился и тихо, но
отчётливо произнёс:
- Седьмой год уж, как нет полиции, ваша милость. А в угрозыск я сейчас позвоню...
Спустя несколько дней, чёрной, глубокой ночью, в сыром и прогнившем насквозь подвале старого мрачного дома на Обводном канале Лёнька отстреливался от агентов ЧК, окруживших дом.
Тяжёлая дверь в подвал тупо трещала под напором чекистов, но не поддавалась. Лёнька понимал, что живым его брать не станут, и потому дрался страшно - он дрался с отчаянием и упорством обречённого на смерть зверя. Один из чекистов уже валялся на полу с простреленной головой, другой, раненый выстрелом в грудь, мучительно и тяжело дышал, сидя у холодной стены - но чекистов было много, а Лёнька оставался один.
Он бил почти наугад из большого маузера, на полу рядом лежали в очереди два заряженных кольта и несколько маленьких ручных гранат. Он не рассчитывал пробиться.
Один из чекистов, самый молодой и самый решительный, выбил окно, выходившее из подвала на улицу, и, маленький, ловкий как обезьяна, скользнул ногами вперёд в небольшое оконце. Лёнька обернулся и выстрелил ему в живот.
Истекающий кровью чекист выронил кольт и, собрав последние силы, прыгнул на Лёньку, свалив его с ног. Они сцепились и, хрипя, катались по полу. Лёнька насквозь прокусил агенту руку, в клочья разорвал на нём рубашку и начал его душить. Тяжелораненый чекист обессилел и перестал сопротивляться...
Чудом Лёньке Пантелееву удалось вырваться из намертво обложенного подвала.
Уже начинало светать, когда Мишу Маснизона разбудил громкий, уверенный стук в дверь.
Поёживаясь от страха, Миша вышел к двери и услышал с той стороны до дрожи знакомый голос.
- Господин Плевако? - спросил Лёнька. - Открывайте. Я слышу, что вы там. Открывайте, вам нечего меня бояться.
Миша раздумывал какое-то время и, всё-таки, решился открыть.
...Вид у Лёньки Пантелеева был ужасен. Пиджак разорван, рука кое как перебинтована, по лицу стекала кровь. А в глазах застыло жуткое предсмертное выражение: это был взгляд недостреленного шакала.
- Господин Плевако, - выговорил Лёнька медленно, - наверное, мы с тобой уже не увидимся. И у меня к тебе просьба есть. Человеческая просьба. Мне уже недолго осталось. - Лёнька вымученно улыбнулся. - ...и я тебя сейчас как человека прошу...
Тут в мутных глазах его сверкнули чистые и живые слёзы.
Миша, никак не ожидавший этого, оторопел.
- Передай Катерине Ивановне, когда увидишь, - выговорил Лёнька тихо, передай непременно... Передай, что мне сильно хотелось её ещё раз увидеть... Передай, что я очень люблю её...
Лёнька Пантелеев не ошибался. Конец был близок. ЧК подкараулило его на блатхате - там, где Лёнька никак не ждал быть застигнутым.
И именно здесь, окружённый врагами, он в последний раз надавил курок своего пистолета.
И в первый раз промахнулся.
Не промахнулся прицелившийся в Лёньку чекист.
...В наши дни: когда в Питере есть уже всё или почти всё, и город кишит теми, кого в двадцатые годы называли нэпманами, кажется иногда, что там не хватает только одного персонажа.
...Банкет в шикарном ресторане, где гуляют новые русские. Музыка, пьяный смех, шампанское, икра, водка, дорогие меха, долларовые купюры...
И, вдруг... два выстрела в потолок, плавно кружится осыпающаяся извёстка, и голос, от которого присутствующие взрагивают, произносит:
- Граждане, минуту внимания! Просьба не беспокоиться.
1 2 3