Больше всего Зоя Павловна боялась Ивана Грозного. Глаза у него были совершенно белыми от бешенства, а жилистые паукообразные руки настолько правдоподобными, что того и гляди схватят за юбку. Сталин также не располагал к умилению. Он смотрел своими черными глазами жестко и недобро, хотя и мимо. Но чем больше в них вглядываешься, тем сильнее ощущение, что сейчас он выйдет из оцепенения и повернет на тебя свои жуткие блестящие глазенки. Берия из-под шляпы и тонких очков смотрел так, что невольно холодело под ложечкой. Даже Николай Первый таил в своем облике что-то необъяснимо зловещее. Вот кто из экспозиции совсем не вызывал страха, так это Петр Первый. В его облике не было ничего безумного, хотя глаза тоже были навыкате, но смотрели они куда-то очень далеко, бог знает в какие запредельные дали.
Зоя Павловна не без трепета шагнула в темный зал с восковыми фигурами и, покосившись на Ивана Грозного, прибавила шагу. Пока шла, старалась не смотреть на восковых царей и государственных деятелей с хитрыми прищурами и жуткими руками, но спиной настолько ощущала их присутствие, что последние метры почти бежала. Когда вылетела в коридор и захлопнула за собой дверь, почувствовала, что тревожащий душу запах усилился. В темной глубине коридора, где вчера сантехники бросили свои инструменты, лежало что-то черное и объемное. "Никак батареи?" - была первая мысль. Только с каждым шагом Зоя Павловна чувствовала все сильнее, что у стены рядом с инструментами лежит не что-то, а некто. "Никак восковая фигура?" - была вторая мысль.
Но когда подошла ближе, то взвизгнула так, что заложило собственные уши. Это был сторож Локридский. Он лежал лицом вниз в какой-то ужасной и неестественной позе. Одна рука упиралась в стену, другая закрывала пробитую голову, из которой расползлась по полу черная густая кровь. Именно от крови исходил этот запах...
В ту же секунду Зоя Павловна, визжа и прикрывая ладонями виски, понеслась обратно: сначала по коридору, затем через зал с восковыми фигурами, стараясь на них не смотреть. Но когда краем глаза зацепила Ивана Грозного, то завопила с новой силой. Он смотрел и зловеще улыбался. Михайлова выбежала в вестибюль и вдруг с ужасом услышала сзади скрип чьих-то сапог.
Зоя Павловна рывком сорвала крючок, пнула ногой дверь и пулей вылетела на улицу. Только пробежав полквартала в сторону сельскохозяйственной академии, она позволила себе оглянуться. На крыльце музея было пусто, но дверь едва заметно колыхалась, будто ее подергивали изнутри. В тот же миг ей показалось, что стекло двери потемнело.
"Там кто-то ходит!" - мелькнуло в голове, и ноги стали заплетаться. На улице не было ни души. По утрам в этом месте всегда мели дворники, но сегодня их не было. Не было никого и на ступенях сельскохозяйственной академии. Обычно здесь всегда курили студенты. "Ах да, ведь еще нет восьми..."
Она застучала каблуками по ступеням академии, заметив, что двери учебного заведения открыты настежь. Тут же навстречу вышел сонный милиционер с дымящейся сигаретой в руках.
- Звоните скорее в милицию! У нас сторожа убили! - закричала она, трясясь и оглядываясь на здание музея.
Милиционер вытаращил глаза и застыл, как греческое изваяние, не понимая ни слова из того, что ему только что прокричала эта сумасшедшая женщина со стучащими зубами. Наконец некое подобие мысли мелькнуло в его сонных глазах.
- Где убили? В выставочном зале? - спросил он.
- Да-да, в музее! - закивала Зоя Павловна, указывая рукой на здание, из которого только что дала деру.
Милиционер пульнул сигарету мимо урны и, резко развернувшись, нырнул в вестибюль.
3
Двадцатишестилетний милицейский следователь Тарас Карасев сидел в своем крохотном кабинете, заваленном документацией, и откровенно зевал. Когда неделю назад он вселился в этот кабинет, то решил, что первым делом выбросит отсюда все эти пыльные, желтые папки, сломанные стулья и четыре печатные машинки "Башкирия". Заглянув в сейф и обнаружив в нем три десятка пустых бутылок, следователь подумал, что их тоже следует выбросить на помойку, и лучше всего - вместе с сейфом. Намеревался он это сделать в конце недели, но ближе к пятнице понял, что даже если ему и разрешат вынести отсюда все лишнее и обосноваться в этой норе капитально, положения это ни в коем случае не исправит. Нужно не мусор выметать из кабинета, а самому выметаться из этого волжского захолустного городишки, и лучше куда-нибудь в Москву.
Карасев два года назад закончил юридический. Окончил с отличием, а что толку? Где эти особо важные дела? Где коррумпированная мафия, где вооруженные банды, где изощренные убийства, политический шантаж, запугивания и перехват финансовых потоков, где, наконец, неслыханные по своим размерам и дерзости ограбления и похищения людей? В этом городишке не то что банкира, ни одного депутата не грохнули. Да и кому нужны эти провинциальные депутаты? За что их грохать? За принципиальную позицию? Но у них нет никаких позиций. Есть только мечты. Точнее, одна мечта на всех найти хорошую должность в Москве.
Хотя полгода назад одному депутату из Законодательного собрания засветили кулаком под глаз. Причем в подъезде собственного дома. Разумеется, случайно, по пьяни. Это потом уже плевый инцидент депутат хотел представить как политическую акцию. Но достаточно было взглянуть на средневолжскую физиономию местного "просветителя", чтобы сообразить, что подобный порыв души на него снизошел исключительно с бодуна, а вовсе не из каких-то патриотических побуждений.
Здесь все преступления с бодуна. Кражи, разбои, насилия, убийства все с легкой руки зеленого змия. Для этого, что ли, Тарас штудировал криминалистику, чтобы разбираться в том, как слесарь дядя Гриша тюкнул топориком продавщицу тетю Клаву за то, что та не дала на опохмел? Или какой-нибудь чувачок Санек уделал трубой козла Колька - за то, что тот не дал закурить? В этом гнусном городишке все ничтожно и карикатурно, даже преступления.
Сделав такой вывод и решив хлебнуть кофейку, Тарас отправился было с чайником в туалет, но внезапно раздался телефонный звонок. Звонил Леонид Григорьевич, шеф.
- Карасев, ты хотел заняться расследованием запутанного дела? Поезжай немедленно в художественный музей, там убили сторожа.
- Сторожа? - удивился Карасев. - Кому он понадобился?
- Вот и выясни, кому. Узнай, может, пропали какие-нибудь ценные экспонаты. Ну и так далее... Не мне тебя учить.
Шеф положил трубку, а Карасев грустно покачал головой. "Ну начальник лопухнул. Неужели в этом музеюшке еще есть экспонаты, из-за которых можно убить? Мужик, ты сам-то понял, что сказал?" - мысленно воскликнул Тарас и поставил чайник в шкаф. После чего поморщился, предчувствуя, что в каптерке у сторожа отыщет минимум четыре бутылки какой-нибудь политуры с отпечатками пальцев его же соседа по дому и максимум два селедочных скелета на промасленной газете. "М-да. Жизнь не радует разнообразием", - со вздохом подумал он и спустился к дежурным.
- Машина свободна?
- Свободна-то она свободна, да бензина нет, - ответил, зевая, офицер. - А тебе куда?
- До музея.
- Так здесь два шага, пешком дойдешь. Туда, кстати, уже отправились эксперты. Если не хочешь идти, подожди. Через час освободится машина шефа.
Карасев не стал ждать и отправился пешком, с досадой отмечая, что в этом чертовом Ульяновске даже выехать на место происшествия проблема. Вот уж захолустье так захолустье.
Через пятнадцать минут он добрался до места и увидел у музейных ворот целых два "уазика" из экспертного отдела. Молодцы криминалисты! Времени зря не теряют. В вестибюле толпились смущенные сотрудники музея.
- Кто первый обнаружил труп? - спросил Карасев.
- Я! - ответила женщина лет пятидесяти, в серебристых очках, с обесцвеченными волосами, аккуратно уложенными под шишку. Она была бледной и напуганной, однако держалась с благородным достоинством.
- Представьтесь, пожалуйста.
- Старший научный сотрудник Зоя Павловна Михайлова.
- Спасибо. А кто последний видел сторожа? - спросил Карасев, переводя взгляд на столпившихся за ее спиной сотрудников.
Все стали растерянно переглядываться, тыкать друг в друга пальцами, отпираться, и в конечном итоге выяснилось, что убитого последней видела тоже Зоя Павловна.
- Так-так, - сощурился Карасев, - значит, вы вчера ушли домой позже всех, а сегодня пришли на работу всех раньше?
- Выходит, что так, - растерянно пробормотала Михайлова. - Но я вчера задержалась из-за слесарей. Мы ушли вместе.
- Пардон! Как вместе? - вмешалась директриса музея, стройная шатенка лет сорока. - А кто же сдавал музей на пульт?
- Вообще-то... я сдавала, - растерялась Зоя Павловна. - Я имела в виду, что со слесарями я вместе вышла из хранилища и дошли до вестибюля...
- Так и говорите! - подняла палец директриса. - Что именно вы ушли из музея последней, и не надо, пожалуйста, валить на слесарей.
Зоя Павловна сделалась пунцовой.
- Что вы этим хотите сказать, Алла Григорьевна? Что это я убила сторожа?
- Я хочу сказать, Зоя Павловна, - сдвинула брови директриса, - что нужно говорить все как есть, а не запутывать следователя.
Директриса перевела преданный взор на Карасева, а тот вдруг спросил у Михайловой:
- Вы всегда уходите с работы позже всех, а приходите всех раньше?
- Да нет, - замялась Михайлова. - Я ухожу как все. Просто так получилось... Извините...
Глаза ее растерянно забегали. А у директрисы глаза остекленели. Она побагровела и опять было открыла рот, чтобы вставить еще что-нибудь веское и разоблачительное, но Карасев сказал:
- Понятно. Я с вами поговорю потом. А сейчас покажите, где труп.
Алла Григорьевна с готовностью провела его через зал с восковыми фигурами, толкнула дверь в коридор, но сама дальше не пошла. В коридоре копошились криминалисты. Они сдержанно приветствовали следователя и сразу ввели в курс дела.
- Убили разводным ключом, - доложил эксперт Саша. - Было нанесено два удара по голове. Первый пришелся по темени. Второй по затылку. От второго удара была проломлена черепная коробка. Смерть наступила мгновенно. Это произошло часов в одиннадцать вечера.
Карасев взглянул на скорченный труп, лежащий вниз лицом в луже собственной крови. Одна рука вцепилась в стенку, другая зажимала проломленную голову. Рядом валялся огромный разводной ключ, верхушка которого была черна от запекшейся крови. Тут же у стены стоял чемодан с инструментами слесарей, а посреди пола валялся масляный моток проволоки.
- Отпечатки пальцев сняли? - спросил Карасев.
- Отпечатков на ключе нет, - развел руками Саша. - По всей видимости, убийца был в перчатках. Или потом стер отпечатки.
- Стер отпечатки? - удивленно вздернул брови Карасев. - Интересно... А следы обуви есть?
- Следов обуви тоже нет! Вернее, посторонних следов нет. Есть несколько следов сотрудников музея. Женских следов. Но удар явно не женский. Нужно обладать недюжинной силой, чтобы пробить черепушку.
- Я понял! Ручки двери смотрели?
- На дверной ручке отпечаток одной женской ладони. И на крючке отпечаток той же ладони.
- И больше никаких отпечатков?
- Никаких.
Карасев задумался.
- Интересно... Ну а... в комнате сторожа отпечатки на бутылке, на стаканах...
- Никаких бутылок мы не нашли, - пожал плечами Саша. - На чашке есть отпечатки. Судя по всему, сторожа. Из чашки пили чай. Водку не пили. На телефонной трубке есть отпечаток той же женской ладони. Ну а стаканы чистые. Ими не пользовались.
- А пахнет? - кивнув Карасев на труп.
- Абсолютно не пахнет. Врач уверен, что он был трезвым. Точно, конечно, покажет экспертиза, но по предварительному осмотру признаков опьянения не обнаружено.
- Странно... - пробормотал Карасев и, бросив долгий взгляд на тело, отправился осмотреть каптерку.
В каптерке не было никаких следов пребывания посторонних. По всей видимости, алкоголь точно не распивали. Если бы распивали, а потом унесли, остались бы следы закуски. Если бы унесли и остатки закуски, остались бы крошки. Нет! Посторонних в каптерке не было. Также не было никаких следов беспорядка. Все мирно, чинно и как будто на своих местах: электроплитка на подоконнике, чайник на электроплитке, чашка с недопитым чаем на столе, телевизор на тумбочке. На топчане страницами вниз лежит раскрытая книга Набокова "Лолита". Книга, судя по всему, сторожа.
Все признаки того, что убийство для этого городишки явно нетрадиционное, то есть совершено на трезвую голову, да еще без отпечатков пальцев. Вот это ни черта!
Карасев покинул каптерку и направился в кабинет директора.
- Мне нужно поговорить с сотрудниками музея, - сказал он директрисе.
- Пожалуйста! - с готовностью ответила она. - Можете в моем кабинете. Кого пригласить?
- В первую очередь Михайлову. Кстати, вы уже осмотрели музей? Экспонаты все на месте?
- Сейчас производим более тщательный осмотр, но, исходя из беглого осмотра, кажется, ничего не пропало. Во всяком случае, наиболее ценные музейные реликвии на месте.
- А какие у вас самые ценные? - поинтересовался Карасев.
Алла Григорьевна расплылась в счастливой улыбке.
- Жемчужиной нашего музея является портрет Екатерины Второй, кисти неизвестного художника. Он, слава богу, цел.
- Это который четыре метра в высоту и три в ширину?
- Совершенно верно. Из-за размеров похитить портрет вряд ли возможно. Но есть у нас картины и поменьше, например "Ева с гранатом". Она всего три на два. К счастью, и она на месте.
- То есть самое ценное в музее - это наиболее объемное? - догадался Карасев, подавляя улыбку.
- Да нет, почему же! - ответила директриса, не понимая сарказма. - У нас есть и довольно мелкие экспонаты, которые представляют региональную ценность. Например, гжельский фарфор. Но он тоже не тронут...
- Я понял, - перебил Карасев. - А в фондах музея у вас есть что-нибудь такое, из-за чего можно убить...
- Ну... - задумалась директриса, - чтобы убить, конечно, таких ценностей нет, но вообще шедевры, пусть не мирового, а регионального значения, в наших фондах имеются. Например... Э... Вот... Ну сразу навскидку я сказать не могу.
1 2 3 4