В случаях относительно легких генерал передоверял вызов своей секретарше Верочке, а уж если, не дай господь, заявлялся в кабинет сыщиков собственной персоной, значит, дело намечалось типа «тушите свет, сливайте воду...».
– Он нас только что попугаями-неразлучниками поименовал, – отреагировал на упадническую реплику друга Гуров. – А отнюдь не воронами, так что не каркай ты, Стас, бога ради! Не ровен час, накаркаешь.
Поздоровавшись с очаровательной Верочкой и получив от нее по обычной дежурной улыбке, сыщики зашли в генеральский кабинет. Кабинет этот был знаком друзьям не хуже своего собственного; Лев и Станислав уселись на привычные, издавна «зарезервированные» за ними удобные полукресла, а Орлов, традиционно пододвинув к Крячко тяжелую, блистающую чистотой хрустальную пепельницу, столь же традиционно стал неторопливо прохаживаться от своего рабочего стола к окошку и обратно.
– Не тяни резину, Петр, – прервал затянувшуюся паузу Гуров. – Все равно мы со Стасом не поверим, что ты нас вызвал только потому, что сильно соскучился.
Трех этих людей связывали не только отношения начальника и подчиненных, но и крепкая, проверенная временем мужская дружба. Лев со Станиславом служили под началом Петра Орлова уже около четверти века, оба хорошо помнили те, совсем, впрочем, недалекие времена, когда Орлов был действующим оперативником. Очень, кстати, цепким, хватким, на редкость удачливым. Его колоссальный опыт в сочетании с ясным, точным аналитическим умом по сей день серьезно помогал сыщикам в решении самых запутанных оперативных задач. Друзья искренне уважали своего шефа, к счастью, случается в нашей жизни и такое.
Орлов платил им той же монетой – он безгранично доверял своим гвардейцам. Статус «генеральских любимчиков» для пары Гуров—Крячко был давно устоявшимся, чуть ли не официальным, во всяком случае, все в аппарате управления об этом статусе знали и оспаривать его не пытались. Правда, проявлялось генеральское особое отношение весьма своеобразно: «любимчикам» доставались самые сложные, особо головоломные, «штучные» дела. Одно хорошо – генерал Орлов, прекрасно понимая, что забивание гвоздей микроскопом есть занятие предельно идиотское, рутиной их не загружал, берег для особых случаев, хотя случаи «неособые» в орбиту деятельности ГУ уголовного розыска попадали редко.
В своей тесной компании, без посторонних, эти трое сыщиков были на «ты», не стесняясь при необходимости говорить друг с другом достаточно резко, прямо, без дипломатических тонкостей и экивоков.
Генерал уже собрался ответить на не впрямую заданный Гуровым вопрос, как вдруг внимание всех троих было привлечено мелодичной щелкающей трелью откуда-то с противоположного конца просторного генеральского кабинета. Гуров и Крячко синхронно, как по команде, повернули головы в ту сторону, стараясь определить источник звука. Орлов досадливо нахмурился.
– Гос-споди, отцы-святители, – потрясенно воскликнул Крячко, указывая рукой на просторную клетку, по жердочке которой весело прыгала желтенькая, похожая на лимон с лапками и клювиком пичужка, – святые угодники! Это что такое у тебя, Петр? Оно мне, случаем, не мерещится?!
– Это птица, – мрачно ответил генерал. – Ну что вы на нее уставились, как восьмиклассница на Филю Киркорова? Канарейку никогда не видели?
– Извиняюсь, но на кой шут тебе этот пошлый символ мещанства? – озадаченно поинтересовался Гуров. – Может, у тебя еще фикус в сейфе спрятан или там горшок с геранью?
– А также коврик с лебедями, в который завернута глиняная кошечка-копилка, – мгновенно подключился Станислав. – Для единства стиля, так сказать...
– Верочка притащила, – еще более мрачно продолжил Орлов. – Услышала в какой-то идиотской радиопередаче, что канареечное пение исключительно хорошо снимает стресс, при этом благотворно влияет на нервную систему. Дескать, в Японии в кабинетах руководства всех крупных фирм непременно клетка с птичкой-канарейкой, чтобы у этого, прости господи, яп-понского начальства нервы не расшатывались на руководящей работе. Дескать, куда лучше аквариума с рыбками, аквариум современные психологи считают уже пройденным этапом! Ну вот, значит, она решила о моем здоровье в очередной раз позаботиться, купила на свои деньги, принесла сегодня утречком и заявила, что если я канарейку чертову в кабинете не пропишу, то она уволится. Верочка в смысле уволится, а не канарейка. Я ни в какую, а эта дуреха в слезы... И деньги за птицу окаянную брать отказывается, говорит, что это подарок! Эх, грехи наши тяжкие... Чего вы ржете, как дураки на поминках?!
Друзья, переглянувшись, сызнова покатились со смеху. Оба прекрасно знали, что преданность Верочки своему шефу граничила с прямым обожанием, а забота о генеральском здоровье стала почти маниакальной. Верочка давно уже не ограничивалась тем, что изо дня в день подкармливала Орлова булочками, печенюшками, прочими крендельками собственного изготовления. Нет! Она пачками таскала генералу патентованные витамины, пищевые добавки типа «Нестарит», а также разнообразные бальзамы, настои целебных трав... Чтобы не обидеть Верочку, которую Орлов очень любил – своей дочери у него не было, – генерал втихаря таскал все эти полезные для здоровья прибамбасы в служебный туалет, где благополучно спускал в унитаз. Теперь, значит, дошла очередь до нервной системы... Н-да-а, канарейку в унитаз не спустишь – это как-то слишком!
– И как? – поинтересовался успокоившийся Гуров. – Помогает от нервных перенапряжений?
– Не разобрал еще. А хорошо бы. Я сейчас от замминистра, это не разговор был, а сплошное двухчасовое перенапряжение.
Друзья насторожились, поняв, что шутки, прелюдии, прочие увертюры закончились, что вот сейчас начнется натуральная опера, ради которой они и были приглашены в кабинет с канарейкой. Птичка между тем выдала еще несколько вполне благозвучных трелей...
– Преступление, если это преступление, – начал Орлов, – совершено в прошлый вторник, то есть почти неделю назад. Не у нас в столице, а в областном центре – Светлораднецке. Вот, – он протянул друзьям распечатку, – ознакомьтесь с пресс-релизом тамошнего ГУВД, внизу, в конце, последнее сообщение. Самое смешное, что более подробной информации попросту нет. Правда, есть еще акт судмедэкспертизы, а также протокол допроса гражданина Бортникова, обнаружившего труп. Ни то ни другое ясности не прибавляет, протокол, кстати, на одном листе уместился, поскольку местные Шерлоки, создается такое впечатление, понятия не имели, о чем, собственно, свидетеля спрашивать. Я их вполне понимаю: ну вошел человек утром в кабинет к собственному начальнику за ценными руководящими указаниями, а там вместо начальника – его мертвое тело. Держите. Вот протокол, вот акт.
– Петр, но мы-то тут с какого бока? – в полном недоумении спросил Гуров, а Крячко молча поддержал друга, демонстративно пожав плечами.
– С такого, что муж погибшей, генерал-майор Антон Павлович Беззубов, – начальник светлораднецкого городского УВД. А также однокашник нашего замминистра по «Дзержинке» и по сию пору близкий друг. Так вот, он уверен, что его супругу злодейски убили, что действует тут не менее как международная мафия, что без московских варягов-суперасов сыска его местные орлы не справятся. Относительно последнего ему, конечно, виднее, поскольку как раз он тамошними пинкертонами командует. Дальше объяснять, в смысле пересказывать наш с замминистра разговор, или все без этого понятно? Это, друзья мои, – продолжил Орлов после непродолжительной паузы, – обратная сторона медали. Ваша громкая слава, видимо, гремит уже по всей России-матушке. Словом, Антон Павлович Беззубов очень настоятельно просил прислать на помощь именно вас, господа офицеры.
– М-да-а, – невесело протянул Лев, – с замминистра спорить, понятно, не с руки, но... Может, она сама как-нибудь траванулась, Алина Васильевна эта?
– Я вообще ничего не понимаю, – вступил в разговор Крячко. – Откуда в кабинете окись углерода, угарный газ, если по-простому? Она что там, поутру для сугрева печку-буржуйку топила?
– Вот-вот. Я у замминистра приблизительно то же самое спросил, – кивнул Орлов. – Не топила. И сверхсекретные документы в пепельнице на собственном столе не жгла, а то могла бы надышаться. Это я так шучу невесело. Не было там открытого огня, в помещении этом.
Канарейка в клетке выдала длинную переливчатую руладу, Орлов досадливо поморщился. Гуров спросил:
– А эксперты уверены, что это угарный газ? Может, ее чем другим, похожим?..
– Ты не забывай, чья она была жена. Там всех на уши поставили, проверили, а затем перепроверили трижды, по высшему разряду. Еще учти – это не поселок городского типа Быдловань, это, милый мой, областной центр, город с почти миллионным населением, что ж, у них токсикологов толковых нет? Проверили все «похожее», типа цианидов, хлорорганики, алкалоидов арбинового ряда, прочих всяких прелестей, но ничего в организме покойной такого не нашли. А картина отравления однозначная, как меня замминистра уверил. Да я тоже не все позабыл еще, сам вижу. Прочти еще разок акт заключения, только повнимательней.
Гуров прочитал и вынужден был согласиться. Он хорошо помнил раздел курса общей криминалистики, посвященный характеристикам различных ОВ, а также тому, что они делают с людьми. Клиническая картина вырисовывалась классического типа, прямо хоть в учебник по токсикологии. Патанатомия тоже. Гистологические данные. Словом, все свидетельствовало – определенно окись углерода.
Смерть в результате остановки дыхания и падения сердечной деятельности, осложненной тяжелой тканевой гипоксией. Много характерных признаков именно угарного газа: резкий цианоз слизистых оболочек, кожи лица, кровь – вот это очень важно! – характерного карминно-красного цвета, но гемолиза-то нет, эритроциты целехоньки. Еще один показательный для окиси углерода признак: выраженные обширные кожно-трофические расстройства – пузыри, местные некротические отеки. Ни в желудке, ни в кишечнике ничего, хотя бы отдаленно напоминающего дающий сходную картинку яд, не обнаружено. При вскрытии выявили субарахноидальные кровоизлияния, отек мозга, то есть сразу же у нее началось тяжелое расстройство мозгового кровообращения. Значит, довольно быстро, хотя не мгновенно, потеряла сознание и... Именно так все бывает при концентрациях окиси углерода в воздухе, превышающих восемь сотых процента.
– Но это же форменный бред, – раздраженно заметил Крячко после того, как в свою очередь еще раз внимательно прочел акт и коротенький протокол допроса свидетеля. – Это по-любому не деревенский пьянчужка дед Пахомыч, который раньше времени вьюшку у печурки закрыл. Как вообще можно отравить человека газом, тем более если человек этот не в постели дрыхнет без задних ног, а пребывает в собственном рабочем кабинете? Алкоголя в крови не обнаружено, наркотиков – ни малейших следов, да просто дико представить, чтобы завлабораторией, добравшись утром до собственного рабочего кабинета, первым делом насосалась до отключки! Значит, что? Значит, в момент отравления она была в сознании.
– Вот-вот, – продолжил рассуждения друга Гуров. – А дальше реконструируется чистой воды сюрреализм с параноидальным уклоном: некая персона в противогазе – иначе сама персона траванулась бы – заходит в кабинет Беззубовой с баллончиком сжатого угарного газа и зафигачивает струю отравы ей в физиономию. Она же на такое мелкое хулиганство никакого внимания не обращает, на помощь не зовет, хоть в соседней комнате через стенку, как следует из протокола, не меньше пяти сотрудниц ее грешной лаборатории утренний чаек гоняют. Потом учтите – это ж все-таки не хлорциан или циклон-Б, даже в самой настоящей газовой камере окись углерода сразу с ног не свалит, хоть бы в сверхвысоких концентрациях, это я точно знаю! Надо минимум с полминуты ею интенсивно подышать. Так что же получается? Жертва, нежно глядя на убийцу в противогазе, с наслаждением вдыхает отраву? Замечу, кстати, что никогда не слышал, чтобы окись углерода сжимали и закачивали в баллоны.
– Неудивительно, – проворчал Крячко. – Впредь тоже не услышишь. Поскольку такая бредятина никому даже с перепоя в голову не придет.
Аккомпанементом недовольному ворчанию Стаса послужила очередная мелодичная трель. Генерал свирепо поглядел на клетку, затем повернулся к сыщикам:
– Но труп-то в наличии, значит, кто-то ее убил! Или что-то. Что вы, господа офицеры, глядите на меня глубокомысленно, как два козла на вход в кинотеатр, думаете, я все эти ваши доводы с рассуждениями сам не прокачивал? Еще как! С тем же, замечу, результатом. Станислав, ты бы закурил, что ли! Гурову тоже дай, если он опять без сигарет, а я за компанию пассивно отравлюсь, это, чай, не окись углерода...
Такое несколько неожиданное распоряжение начальства объяснялось просто: уже лет пять как медики категорически запретили Орлову, курильщику с тридцатилетним стажем, даже думать о табаке. Генерал, чуть не отплевываясь от омерзения, посасывал некие заменяющие табак леденцы и только ностальгически вдыхал поглубже, когда курили рядом с ним.
Лев курил редко. От случая к случаю – особенно если случаи эти были непонятными, неприятными и запутанными, как сейчас. Забавно, что Гуров постоянно забывал о необходимости держать в кармане дежурную пачку, поэтому приходилось ему в экстренных случаях стрелять сигаретку у безотказного Стаса, что провоцировало «друга и соратника» на ехидные реплики. Но раз уж начальство приказало!.. Друзья закурили, сигаретный дым заструился по кабинету к чуть приоткрытой форточке. Некоторое время все молчали, лишь Верочкин подарок со своей жердочки нарушал тишину роскошными руладами.
1 2 3 4 5