Зрители одобрительно заворчали.
Ремень Серега снимать не стал. Чтоб джинсы не потерять. Просто разулся, прошелся по теплой земле.
Сычок глядел на него с любопытством.
– Ну, давай! – кивнул ему Серега. – Поехали!
Тот медлить не стал, сразу полез хватать. Серега смахнул его руки, зашел сзади, врезал пяткой под колено. Детина тут же плюхнулся на задницу.
«Ну это же совсем другое дело!» – подумал Духарев.
Детина встал. Он был удивлен. Снова попытался сграбастать Духарева. Тот перехватил руку и швырнул местного удальца через бедро. Тут же отметил, что упал его соперник совсем не так, как давешние кандидаты в чемпионы. Не мерзлой тушкой, а грамотно, упруго.
Третий заход. Противник применил хитрость, сделал вид, что собирается схватить, а сам левой рукой попытался заехать Духареву по роже. Счас! Разбежался! Из-под такого замаха Серега ползком уйти успеет! Нырок – и очень конкретный прямой в челюсть.
Ай, молодец!
Детина принял удар с крестьянской простотой, но устоял. Правда, глазки затуманились.
Серега гуманно дал противнику чуток отдышаться, а когда тот отвел кулачище в могучем замахе, Духарев пробил серией: в нос, в солнечное сплетение и в челюсть. Иппон! Детина закатил глазки и рухнул.
Кто-то из зрителей одобрительно вякнул, но большинство – молчали.
«Что-то не так?» – насторожился Духарев, наткнулся взглядом на знакомую рожу: один из тех стражников, что приволокли мужика.
Вояка поймал Серегин взгляд, усмехнулся, повернулся и пошел прочь.
У Духарева отлегло от сердца. Детина завозился на земле, встал. Из носа его текла кровь.
Серега вспомнил про приз и подошел к тощему пареньку.
– Котел оставь себе, – сказал он. – А деньги я возьму.
– Обойдешься! – сердито буркнул парень. – Денежки в откуп пойдут.
– Какой еще откуп? – удивился и рассердился Духарев.
Детина подошел, встал рядом. На Духарева он глядел с интересом бультерьера, обнаружившего новую разновидность кошки.
– За кровь! – отрезал парнишка и показал на разбитый нос детины.
– Ну ни хрена себе! – рявкнул Серега, чуя, что его кидают.
Кидалова Серега не любил. Очень не любил! Просто зверел сразу…
– Ну-ка, гони бабки, козел! – гаркнул он. – Живо! Пока башку не оторвал!
Детина шумно вздохнул. Паренек сунул руку за пазуху… Беньк! Что-то хряснуло по многострадальной духаревской головушке, и Серега выпал в осадок.
Глава пятая
В которой говорится о местных законах, судопроизводстве, правах граждан и бесправии всех остальных
Свет сочился из щелястой стены. В свете плясали пылинки. Серега лежал на чем-то твердом, и мягкая ручка ласково ворошила его волосы.
– Б-блин!
Ничего себе – ласково! Больно, однако!
– Терпи, молодец, терпи! Попечет – перестанет! – проговорил нежный голосок. – И головой не верти, мешаешь.
Серега скосил глаза. Она. Та самая. Черноглазая.
– Привет, – сказал Духарев. – Меня Серегой зовут.
Немножко иначе он представлял себе их знакомство.
– Лежи тихо, Серегой, – попросила девушка.
– Лежи, не дергайся, – вступил мальчишеский ломкий тенор. – Ранка пустяшная. Пожалел тебя Чифаня.
– Угу, – буркнул Духарев. – Я б его тоже пожалел. Раза три по почкам.
– Все, – сказала девушка, и Серега сел. Потрогал голову. На макушке – липкая тряпочка. Серега понюхал испачканные пальцы.
– Это что?
– Мед, – ответила девушка.
Или девочка.
Такая лапушка! Шейка нежная, пальчики тонкие, ресницы – веера, кожа бархатная, губки… Нет слов!
Под его взглядом девочка смутилась, отчего понравилась Духареву еще больше.
Серега огляделся. Так себе сарайчик. Пол земляной, присыпанный сеном, на веревках – пучки трав. Духарев снова посмотрел на девушку, решил: ей лет шестнадцать, не больше. А пацан – еще моложе. Нахальный такой пацан, вихрастый, в веснушках. Волосы цвета соломы, еще светлей, чем у Духарева, на девушку абсолютно не похож.
– Спасибо, милая, за заботу! – поблагодарил Серега. – Как тебя, красавица, зовут?
Девушка еще больше смутилась.
– Сладислава.
Пацан хихикнул.
– Сладой ее кличут, – сообщил он и снова хихикнул. – А меня – Мышом. А ты, значит, Серегой?
– Сергей! – Духарев подчеркнул ударение на последнем слоге.
– Ну, я и говорю, Серегей, – кивнул пацан. – А сестренку мою не дразни. Она хорошая.
Духарев не очень понял, что мальчишка имеет в виду, но спорить не стал.
– Говоришь, пожалел меня твой Чифаня? Вместо денег по башке саданул! Чем это он, кстати?
– Да вот этим же! – Парнишка извлек местное оружие.
Духарев пригляделся. Нехитрая штука. Шар сантиметров пяти в диаметре с грубой железной петлей. Сквозь петлю продет ремешок. Просто, но эффективно.
– Чего уставился? Битки не видел?
– Представь, не видел! – заявил Духарев.
– И откуда ж ты такой дурной взялся? – вздохнул мальчишка. – Битки не видел, ножик твой… токо рыбу чистить.
– Дался вам мой ножик! – сердито буркнул Духарев. – А взялся я оттуда же, откуда все, понял? А Чифаню твоего я еще поймаю.
– А чего его ловить? – удивился пацан. – Он завсегда здесь, на торжке. Токо ты с ним лучше не ссорься. Он тебе худого не сделал.
– Да ну?
– А че? Откуп за кровь взять – его право. Да и плата – малая. Скольд мог и больше присудить. А стукнул тебя – тоже по праву. Тихонько, чтоб не зашибить. А мог бы и до смерти. Ты ж, как я вижу, одинец. Родичей нет, головничество спрашивать некому. Был бы ты княжий человек, тутошний свободный или хотя холоп чей, Скольд бы за тебя виру князю назначил. А ты – чужой. Так выходит – пришиб бы тя Чифаня – и остался по Правде чист!
– Хорошая у вас правда! – усмехнулся Духарев.
– Хорошая, – кивнул пацан.
– А если бы, скажем, я его убил?
– Платил бы виру и головное, до двадцати гривен серебра – сколько посадник скажет. Или князь, если по случаю заедет. Но лучше б тебе не платить, а сразу из городка бежать. У Чифани родня сильная, кожемяки. – Мальчишка покачал головой. – Прибьют. А отобьешься – опять платить.
– А им, значит, можно?
– А им – чего? Они твою кровь за кровь родича невозбранно брать могут. В своем праве.
– А если у меня денег нет?
– Продадут в холопы. Или в яму – пока не заплатишь.
– М-да, – только и мог сказать Серега. Закончики здесь еще те!
– Ты – чужак безродный, так? – развивал тему пацан.
– Выходит, что так, – согласился Духарев.
– Не купец, не воин, не ведун, не волох… – перечислял парнишка.
– Нет.
– Значит, ты никто, Серегей, и звать тя никак. И цена тебе – грошик дырявый.
– Зачем тогда подобрали меня? – желчно осведомился Духарев.
– Да вот она попросила, – пацан кивнул на сестру. – Не то на что ты нам сдался?
– Глупый ты. Мышонок! – сердито бросила девушка. – Не чужой он нам! Я это еще на Торжке поняла. Сердцем. А теперь точно знаю, что брат он нам. И не болтай!
Теперь настала Серегина очередь удивляться.
– И откуда же ты это знаешь? – спросил он, улыбаясь ласково.
Вместо ответа девушка сунула руку под вырез рубашки и вытянула наружу маленький крестик на тонкой золотой цепочке. И вихрастый Мыш тоже полез за пазуху и вытащил такой же желтый крестик.
Серега открыл рот… и закрыл. Как бы чего сдуру не ляпнуть!
– Ты наш брат во Христе, – торжественно произнесла девушка. – Господь же велел братьям в беде помогать!
И добавила что-то по-гречески. Что по-гречески, Духарев догадался только потому, что прошлым летом провел пару приятных недель на греческом побережье.
– Матушка наша во младенчестве крещена, и батюшка наш крещеный… – девушка вздохнула – был. И нас крестил. Еще в Доростоле.
Глава шестая
В которой Серега Духарев совершенно неожиданно становится кровным братом
– Батька наш – из булгар, а мамка наша родами померла, – сообщил Мыш.
– Он ее не помнит, – сказала Слада. – Маленький был. А теперь вот мы и вовсе вдвоем, и иной родни у нас нет. И братьев-христиан здесь тоже нет. Только в Киеве.
– Той зимой варяг с князем приезжал. На полюдье, – сказал Мыш. – Тож христианской веры. Но ты – не варяг. И не нурман. Слышь, Серегей, а давай мы с тобой побратаемся? – Пацан необычайно оживился. – Тебя ж так и так убьют…
– Это почему же? – возмутился Духарев.
– Да обычаю не знаешь! – отмахнулся Мыш. – И бестолковый. Тебе без разницы, а мне за тя виру дадут!
– Так сестра твоя говорит: мы и так братья.
– Не-е! Это мы по-христиански – братья. А по правде – чужие. Ну, побратаемся? Я с Чифаней погутарю – он видаком будет и Сычку скажет. Сычок, коэшно, дурень, да глаза и у него есть. По рукам?
Духарев усмехнулся:
– По рукам. Беги за своим Чифаней.
– Прямо сразу? – удивился пацан. – А и верно! Чего нам тянуть? Вдруг тя седни и убьют! – И пулей вылетел на улицу.
– Шальной, – улыбнулась Слада. – А ты, Серегей, правильно решил. Мыш – он хороший. И слову верный, хоть и малец еще.
– А может, я не из-за него, а из-за тебя? – улыбнулся Духарев. – Может, я такой красивой девушки, как ты, еще не встречал?
Ресницы Слады вдруг задрожали.
– Не дразни меня, Серегей, – проговорила она отвернувшись. – Нехорошо это. Стыдно тебе!
«А что я такого сказал? – изумился Духарев. – Может, по здешним правилам девушек хвалить нельзя?»
Следующие полчаса прошли в грустном молчании.
От нечего делать Духарев разглядывал сарайчик. Ничего особенного, если не считать отсутствия железных деталек. Гвозди, штырьки, крючки – все сплошь деревянное. Рядом, прислоненное к стене, стояло какое-то приспособление, вроде доски с «сережками» на изогнутой ручке, «хвост» которой был отломан. На доске с большим тщанием были вырезаны фигурки: всадник, странное животное вроде верблюда, но с человеческой головой, башенка… Целая картинка, одним словом.
– Это чего? – поинтересовался Серега.
– Прялка, – с удивлением ответила Слада. Поглядела на Духарева, который вертел «прялку», пытаясь сообразить, как это можно использовать. – Сломанная.
В сарайчик вихрем ворвался Мыш.
– Договорился! – крикнул он. – Пошли! – И, ухватив Серегу за рукав, потянул наружу.
Сарайчик располагался на краю рынка. В ряду таких же скромных строений.
За дверью ждал тощий парень, съездивший Духарева по чайнику. Над парнем нависал переминавшийся с ноги на ногу, квадратный грабастый Сычок.
Солнце уже висело над самыми верхушками деревьев по ту сторону реки. Вечер. Рынок опустел.
– Двинулись! – нетерпеливо потребовал Мыш и чуть ли не бегом устремился вниз по деревянному тротуару.
Духарев вопросительно взглянул на Чифаню.
– Мы на тебя обиды не держим, – сказал тот. – Не бойся.
«Однако!» – подумал Духарев, но спорить не стал, двинулся за Мышом. Чифаня не отставал. Замыкал шествие Сычок, под ногами которого доски тротуара жалобно поскрипывали. Нет, ошибся Серега, этот здоровяк его килограммов на пятнадцать потяжелей будет.
Компания вышла из городка через уже знакомые Духареву ворота. Сейчас при них сидел уже другой сторож: бородатый улыбчивый дядя лет сорока. Сторож поздоровался с Чифаней и Сычком, видно, не прочь был поболтать, но Чифаня отмахнулся: мол, спешим.
Шли не очень долго. Сначала – мимо зеленеющих полей, потом – лесом, на горку. Поднялись по утоптанной тропинке, затем по каменистому склону, вдоль ручейка – до плоского камня с загадочными значками. Из-под камня выбивался родник, который наполнял выложенную камешками ямку. Над ямкой толклись мошки. Вода, вытекавшая из ямки, и давала начало ручью.
Серегины спутники остановились. Зачерпнули ладонями воду, выпили. Серега – тоже. Вода попахивала сероводородом, но пить можно.
Поднялись повыше. На взгорке, широко раскинув крученые ветви, стоял дуб. Вокруг дуба имелась невысокая оградка из черных камней, а внутри, сбоку от могучего ствола, – врытый в землю столб с грубо вырезанной мордой. Рот истукана был в темно-коричневых потеках.
Мыш остановился. На веснушчатой физиономии – невероятная торжественность. Вынул из-за пазухи деревянную посудину типа миски. Ручки у посудины были резные – повернутые друг к другу лосиные головы, сделанные, надо отметить, с большим искусством. Мыш вручил посудину Сычку. Тот соскочил с обрывчика, зачерпнул воды, ловко, как обезьяна, вскарабкался обратно и поставил чашку на землю.
Чифаня извлек здоровенный тесак, передал Мышу.
Тот засучил рукав.
– На! – он протянул тесак Сереге.
Духарев, сообразив, аккуратно чиркнул по тощему предплечью мальчишки, тоже засучил рукав и передал нож. Через несколько секунд вода в чашке замутилась от смешавшейся крови.
Мыш поднял чашу, сделал глоток, протянул Духареву. Тот тоже отпил. Делов-то, еще и не такое пивали. Мыш выплеснул остаток на утоптанную землю. Жидкость моментально впиталась в песчаную почву.
Серега бросил взгляд на Чифаню… и неожиданно осознал, что это совсем не детская игра, а нечто действительно важное. И что этот малец, с которым он познакомился час назад, чья белобрысая макушка не дотягивает до Серегиного плеча, в глазах вполне взрослых Чифани и Сычка действительно стал Серегиным братом.
Повинуясь наитию, Духарев расстегнул рубашку, стянул через голову золотую цепочку и протянул пацану.
Тот на миг замешкался, потом сообразил, снял собственный крест и передал Сереге. Затем потянулся к нему, а когда Духарев наклонился, пацан обнял его и прошептал ему на ухо:
– Имя мне – Момчил.
– А мое – Дух.
Ничего лучше собственной кликухи Сереге в голову не пришло.
Духарев разомкнул объятья, поглядел на пацаненка и понял, что ему хорошо. Братьев у него раньше не было. И не думал, что когда-нибудь будут.
– Славно! – громко и торжественно произнес Чифаня.
Духарев ощутил, что отношение парня к нему тоже изменилось. Потеплело.
– Славно! – пробасил Сычок. – Аида мед пить!
Глава седьмая
Где повествуется о том, как Серега Духарев чуть не угодил в рабство
Парусиновый навес над головами. Толстые чурбаки вместо стульев. Вместо столов – еще более толстые чурбаки, на которые уложены широченные доски. Степенные мужики с деревянными кружками глянули на вновь пришедших, кто-то поздоровался. Сереге обстановка сразу напомнила знакомый пивняк в Питере.
«Интересно, какое здесь пиво? – подумал Духарев. – И где представительницы прекрасного пола?
1 2 3 4 5 6