Языки лаул, муара и другие превосходны, но для передачи научных терминов совершенно не годятся. Уже одна многозначность… честно говоря, ваши философские книги звучат для меня очень туманно. Это прекрасно, но лишено четкого смысла. Вашему языку не хватает точности.
— Мы всегда считали, что араклес и вранамауи — образцы кристаллической ясности мысли, — грустно сказал Вахино. Должен признать, что для меня ваш Кант или Рассел тоже не всегда понятны. Другое дело, что у меня нет в этом никакого опыта. Наверное, вы правы. Я поставлю вопрос перед Великим Домом, и, может, вскоре удастся что-нибудь сделать. Но в любом случае вам не придется долго ждать. Вся наша молодежь мечтает стать такой, как вы хотите, а это — гарантия успеха.
— Да, — согласился Ломбарт, потом мягко добавил: — Я бы предпочел, чтобы успех стоил не так дорого. Но достаточно взглянуть на Сконтар, чтобы понять, насколько это необходимо.
— О, Сконтар! За последние три года они совершили настоящие чудеса. Они пережили страшный голод и сейчас не только отстроились, но даже организовали экспедиции на далекие звезды в поисках места для новых колоний. — Вахино улыбнулся. — Я не люблю наших бывших врагов, но трудно не восхищаться ими.
— Да, они отважны, — согласился Ломбарт, — но что пользы с этой отваги? Устаревшая техника для них — камень на шее. Кундалоа со значительно меньшим населением уже сейчас производит в несколько раз больше продукции, а уж когда мы полностью модернизируем вашу промышленность!.. Да что говорить! Звездные колонии Сконтара — крохотные поселения, целиком зависящие от метрополии! Сконтар, конечно, может выжить, но всегда будет силой десятого порядка. Может, он даже станет вашей колонией, и вовсе не потому, что им не хватает природных или других ресурсов. Дело в том, что, отвергнув нашу помощь — а так оно и было, — они ушли с магистральной линии галактической цивилизации. Сейчас они пытаются самостоятельно развивать науку, создают оборудование, которое мы имели много столетий назад, и допускают такие промахи, что нельзя смотреть на них без сожаления. Их язык, как и ваш, не пригоден для изложения научных мыслей, традиция постоянно сковывает их. Например, я видел сконтарианские космические корабли, они строили их по собственным проектам, вместо того чтобы копировать наши модели… Они попросту смешны! Сотни попыток, чтобы выйти на дорогу, по которой мы идем уже давно. У них есть корабли шарообразные, овальные, кубические… Я даже слышал, что кто-то там проектирует корабль-тетраэдр!
— В принципе это возможно, — буркнул Вахино. — Геометрия Римана, на которой основана их инженерия, допускает…
— Исключено! Земля уже опробовала все подобные варианты, и ничего не вышло. Только чудак — а ученые Сконтара в своей изоляции становятся кланом чудаков — может рассуждать таким образом. Нам, людям, посчастливилось — и это все. Однако и наша культура долго создавала психологию, отвергающую научную цивилизацию. Мы долго топтались на месте, но потом в итоге все же достигли звезд. Другие расы могут сделать то же самое, но сначала они должны создать соответствующую цивилизацию и усвоить определенный склад ума. А без нашей помощи ни Сконтар, ни любая другая планета еще долгие века не смогут сделать этого. Недавно я получил… — продолжал Ломбарт, роясь в карманах, — получил философский обзор со Сконтара. Так вот, один из философов, Дирин, занимающийся общей семантикой, произвел сенсацию… — Ломбарт наконец нашел бумагу. — Вы ведь читаете по-сконтарски?
— Да, — сказал Вахино. — Во время войны я работал в разведке. Покажите-ка… — Он нашел упомянутый абзац и начал переводить вслух: — «В предыдущих статьях автор показал, что сам по себе принцип безатомности не универсален, но должен быть подвергнут неким психоматическим ограничениям, вытекающим из относительности броганаричного»… этого я не понимаю… «поля, которое в соединении с электронными атомоволнами…»
— Сущий бред! — воскликнул Ломбарт.
— Не знаю, — беспомощно ответил Вахино. — Сконтарская психология так же чужда мне, как ваша.
— Маразм, чушь, — сказал Ломбарт. — К тому же этот вечный сконтарский догматизм! — Он бросил листок на маленькую бронзовую жаровню, и огонь быстро расправился с листами. Это понятно всякому, кто имеет хоть малейшее понятие об общей семантике и хотя бы каплю рассудка! — Он презрительно улыбнулся и покачал головой. — Раса чудаков!
— Я хотел бы, чтобы ты нашел для меня несколько часов завтра утром, — сказал Скорроган.
— Постараюсь, — Тордин XI, Император Сконтара, кивнул своей поредевшей гривой. — Хотя лучше бы на будущей неделе.
— Завтра! Очень тебя прошу!
— Хорошо, — согласился Тордин. — Но в чем дело?
— Я хочу совершить небольшую экскурсию на Кундалоа.
— Почему именно туда? И почему завтра?
— Расскажу, когда встретимся, — Скорроган наклонил голову, покрытую еще густой, но белой, как молоко, гривой, и выключил свой экран.
Тордин снисходительно улыбнулся. Скорроган был известен своими чудачествами. «И все-таки старики должны держаться вместе, — подумал он. — Выросли уже два поколения, и оба наступают нам на пятки».
Тридцать с лишним лет остракизма почти не изменили самоуверенного вельможу. Правда, с течением времени озлобление прошло, к когда Сконтар медленно, но верно стал подниматься из руин, память о трагическом проступке посла несколько потускнела и прежний круг друзей — особенно после смерти Императора Валтама — стал постепенно возвращаться к вельможе-отшельнику. Со временем возобновились и отношения с новым Императором, другом юности, — Тордик частенько посещал Краакахейм или приглашал Скоррогана во дворец. Он даже предложил старому аристократу вернуться в Высший Совет, но тот отказался, и прошло еще десять — а может, двадцать? — лет, в течение которых Скорроган жил тихо и незаметно. И вот теперь он впервые обратился с просьбой… «Да, — подумал Тордин, я полечу с ним завтра. К дьяволу работу! Монархам тоже нужен отдых».
Он встал с кресла и, хромая, подошел к окну. Новые эндокринные процедуры чудесно справлялись с его ревматизмом, но лечение еще не кончилось. При виде снега, покрывшего долину, Тордин вздрогнул. Снова близилась зима.
Геологи утверждали, что Сконтар вступает в новый ледниковый период. Однако он никогда не наступит: скоро инженеры-климатологи включат свою технику, и ледники навсегда вернутся на север. Но пока на дворе бело и холодно и пронизывающий ветер завывает у стен дворца.
А в южном полушарии сейчас лето, дозревают поля, ученые сообщают, что ожидается большой урожай. Кто возглавляет там научную группу?.. Ах да, Аесгайр, сын Хастинга. Его работы в области генетики и астрономии помогают крестьянам выращивать достаточно продуктов для новой научной цивилизации. Старый вольный крестьянин, опора Сконтара в течение всей его истории, выжил. Менялся лишь мир вокруг него. Тордин грустно улыбнулся при мысли о том, как преобразилась Империя за последние десятилетия. Новые психосимволические способы правления опирались на открытия Дирина в области общей семантики, открытия, исключительно важные для любой науки вообще. Теперь Сконтар был империей только по названию. Он разрешил проблему соединения либерального государства с наследственным, но активным правящим классом правительства. Хорошие, полезные перемены; вся прошлая история Сконтара медленно, с трудом стремилась к ним. Новые знания ускорили процесс, втиснув столетия развития в два коротких поколения. И, странное дело, хотя естественные и биологические науки устремились вперед с невероятной скоростью, искусство, музыка и литература изменились мало, ремесла сохранились, люди продолжали говорить на древнем языке наархейм.
Тордин вернулся к столу — у него было еще много работы. Взять хотя бы вопрос наследования на планете Аэрик! Впрочем, разве можно управлять без хлопот межзвездной сетью из нескольких сотен быстро развивающихся поселений!? Однако все это было не так уж важно в сравнении с тем, что Империя крепко стояла на ногах и росла.
Они далеко ушли от давних дней отчаяния, от эпохи голода и эпидемий. Тордин подумал, что сам не до конца понимает, насколько длинна эта дорога.
Он взял микролектор и принялся просматривать доклад министерства финансов. Хотя Император и не владел новыми методами вычислений так хорошо, как молодые, он все же анализировал и подсчитывал достаточно бегло и не понимал, как когда-то мог обходиться без всего этого.
Тордин подошел к нише в воротах центральной башни замка Краакахейм. Скорроган назначил встречу там, а не внутри, потому что любил открывающийся оттуда вид. «Великолепно! — подумал Тордин. — Но эти дикие скалы, торчащие из бурого моря туч, заставляют голову кружиться». Над ним поднимались древние зубцы башни, а еще выше по склону горы — черные заросли краакара, от которого и пошло название скального гнезда. Ветер яростно свистел и взметал сухой снег.
Охрана приветственно подняла копья. Впрочем, другого оружия у них не было: оно ни к чему в центре государства, уступающего мощью только солярианам. Скорроган вышел навстречу Императору. Пятьдесят лет почти не согнули его спину, а глаза не потеряли былой зоркости. Однако сегодня Тордин заметил в этих глазах какое-то напряженное ожидание. Как будто старик уже видел конец пути.
Скорроган сделал предписанные этикетом жесты и пригласил друга в замок.
Император произнес обычную формулу сожаления, однако было видно, что он буквально дрожит от нетерпения и с трудом выдержал бы часовой разговор в замке.
— В таком случае идем, — сказал Скорроган. — Мой корабль готов.
Изящный небольшой корабль тетраэдной формы стоял на задах замка. Они вошли и заняли места у огромного иллюминатора.
— А сейчас, — сказал Тордин, — может, ты скажешь, почему именно сегодня хочешь лететь на Кундалоа?
— Сегодня, — медленно ответил Скорроган, — исполнилось ровно пятьдесят лет моего возвращения с Земли.
— Вот как? — удивился Тордин, и ему стало неприятно. Неужели старик решил вернуться к старым счетам?
— Может, ты не помнишь, — продолжал Скорроган, — как я сказал тогда вождям, что через пятьдесят лет они придут ко мне извиниться.
— И теперь ты решил отомстить? — Тордина не удивило это типичное проявление сконтарианской психологии, но он еще не видел причин для извинений.
— Да, — сказал Скорроган. — Тогда я не хотел объясняться, да никто и не стал бы меня слушать. Кроме того, я и сам не был уверен, что поступил правильно. — Он улыбнулся и взялся сухими ладонями за руль. — Теперь я в этом уверен. Время подтвердило мою правоту, и сегодня я докажу тебе, что моя дипломатическая миссия увенчалась успехом. Видишь ли, я тогда намеренно оскорбил землян.
Скорроган запустил двигатель, и корабль стартовал. От Кундалоа Сконтар отделяла половина светового года, но звездолеты новой конструкции могли покрыть его за четверть часа. Вскоре перед ними появился большой голубой шар Кундалоа, сверкавший на фоне миллионов звезд.
Тордин сидел спокойно, пока это необычное, хотя и простое, заявление доходило до его разума. Император ожидал чего-то в этом духе: он никогда всерьез не верил, что Скорроган был тогда так неумен.
— Со времен войны ты редко бывал на Кундалоа, правда? — спросил Скорроган.
— Да, всего трижды и каждый раз недолго. Они хорошо живут. Соляриане помогли им встать на ноги.
— Хорошо… — На губах Скоррогана появилась улыбка, больше похожая на гримасу плача. — Они купаются в роскоши, и она буквально разъедает всю их систему вместе с тремя звездными колониями.
Он гневно рванул на себя руль, корабль вздрогнул. Сели они на краю большого космопорта в Кундалоа-сити.
— И что теперь? — шепотом спросил Тордин. Ему вдруг стало страшно, он смутно ощущал, что будет не рад тому, что увидит.
— Проедем по столице, — сказал Скорроган, — и, может, если будет интересно, прогуляемся по планете. Я хотел, чтобы мы явились сюда неофициально, инкогнито: так мы сможем увидеть их повседневную жизнь, а это гораздо важнее, чем любые статистические данные. Я хочу показать тебе, Тордин, от чего уберег Сконтар! — воскликнул он с болезненной улыбкой. — Я отдал всю жизнь за свою планету. Во всяком случае пятьдесят лет жизни… пятьдесят лет позора и одиночества.
Они миновали ворота и вышли на равнину, покрытую сталью и железобетоном. Здесь царило непрерывное движение, чувствовалось постоянное излучение горячечной энергии солярианской цивилизации. Значительную часть толпы составляли соляриане, прибывшие на Аваики по делам или для развлечений. Были здесь и представители нескольких других рас, но большинство составляли, конечно, местные жители. Впрочем, их не всегда можно было отличить от людей. Обе расы и без того были похожи друг на друга, а поскольку кундалоанцы одевались по-соляриански…
Тордин удивленно покачал головой, вслушиваясь в разговоры.
— Ничего не понимаю! — сказал он Скоррогану, пытаясь перекричать шум. — Я знаю кундалоанский язык, но здесь…
— Ничего удивительного, — ответил Скорроган. — Почти все говорят по-соляриански, а местные языки быстро умирают.
Толстый солярианин в крикливом спортивном костюме кричал на невозмутимого местного лавочника, стоявшего перед магазинчиком:
— Эй, парень, дать местный сувенир, хоп-хоп…
— «Сто слов по-соляриански», — скривился Скорроган. Правда, это уже проходит, поскольку молодые кундалоанцы с детства учатся говорить правильно. Но туристы везде одинаковы. — Его рука непроизвольно потянулась за пистолетом.
Однако времена изменились, и сегодня уже не убивали только потому, что кто-то был тебе неприятен. Даже на Сконтаре это вышло из моды.
Турист повернулся и налетел на них.
— Простите! — вежливо воскликнул он. — Я должен быть внимательнее.
— Ничего, — пожал плечами Скорроган.
Солярианин тем временем перешел на правильный наархеймский:
— Мне действительно очень жаль. Вы позволите поставить вам по стаканчику?
— Пожалуй, не стоит, — ответил Скорроган, слегка нахмурившись.
1 2 3 4