— Я не откажусь остаться на Вэйнамо, как только мы захватим ее, задумчиво сказал капитан.
Элва удивленно вскинула брови и с готовностью подтвердила:
— Это прекрасная мысль.
— Нр ты же прекрасно знаешь, Элва, что это невозможно. Кроме того, мне будет трудно привыкнуть к жизни землепашца.
Элва раскурила от окурка вторую сигарету. Она затягивалась настолько сильно, что у нее запали щеки, напряженно раздумывая над словами Голиева:
— Следующая экспедиция на Вэйнамо будет преследовать определенную цель — пятьдесят военных крейсеров попытаются разрушить экономику планеты, все промышленные объекты подвергнутся нападению, и правительство вынуждено будет капитулировать. Армия Черткоя захватит множество пленных, большинство из которых умрут в пути, а выживших подвергнут варварским операциям на мозге, выжмут из них всю информацию и отправят в шахты. А если состоится третья экспедиция, то на Вэйнамо высадится тысяча кораблей, если не больше, и тоща будет одержана окончательная победа. Но это произойдет лишь через сорок пять лет, именно столько времени уйдет на то, чтобы добраться до Вэйнамо и вернуться обратно. Значит, те люди, которым удастся выжить после второй экспедиции, смогут располагать запасом времени в тридцать лет. Мой сын Хаук, если он только жив, сможет за это время воспитать собственных детей. Но осмелится ли он…
— Я поселюсь на Вэйнамо после третьей экспедиции, — неожиданно изрек Голиев. — Подумать только, целый мир только и ждет, когда же его начнут осваивать по-настоящему.
— Я могла бы помочь тебе во время экспедиций. Ведь мне известно множество нюансов, которые ты можешь не учесть, — намекнула Элва.
— Давай не будем к этому возвращаться, — оборвал ее Коре. — Ты же знаешь, что я не могу взять тебя с собой…
— Но ведь ты будешь командовать эскадрой.
— Да. Но как ты не понимаешь, у нас строгая дисциплина, и вообще такое не принято на военных кораблях.
Элва обиженно потупилась и сказала:
— Все, что угодно, только не оставляй меня здесь одну.
— Мой старший сын обещал позаботиться о тебе. Он не так уж плох, как ты о нем думаешь. Ты только должна будешь смириться с некоторыми его странностями. А через тридцать лет мы снова встретимся.
— Да, конечно. Но тогда я успею состариться. А почему бы тебе не вышвырнуть меня на улицу прямо сейчас, и никто не станет досаждать тебе глупыми просьбами.
— Ты прекрасно знаешь, что я так не поступлю, — жестко ответил Голиев. — Ты единственная женщина, к которой я испытываю подлинные чувства.
— Если ты действительно хочешь мне добра, то…
— Не принимай меня за глупца, Элва. Я прекрасно понимаю, что ты сбежишь от меня к своим при первом удобном случае.
— Если ты обо мне такого мнения, нам не о чем больше говорить, медленно бросила Элва и отвернулась.
— Ну что ты, моя радость, я о тебе самого высокого мнения, виновато прошептал Коре и положил руку ей на плечо. Она резко отстранилась, и он озадаченно сказал: — Знаешь, если ты так хочешь, я попробую добиться для тебя должности на флагманском крейсере. Но предупреждаю: война — зрелище не из приятных.
— Сначала ты счел меня предательницей! — взорвалась Элва. — А теперь ты назначаешь меня слабонервной истеричкой.
— Прости меня, любимая.
— Продолжай, пожалуйста, Коре. Ты любишь меня… оскорблять, язвительно сказала она, радуясь в душе и думая: «Все-таки, непоколебимый капитан, ты подчинился мне!»
553 А.С.С.
Атомная ракета, попавшая в центр города Юваскула, имела радиус тотального поражения всего в десять километров, поэтому большая часть города была сметена взрывной волной и охвачена пожарами.
Элве казалось странным, что она более остро переживает гибель Старого Города, нежели десятки тысяч смертей, когда в момент взрыва превратились в пепел мужчины, женщины, старики и дети. Она с ужасом и болью осознала, что нет больше хижины, построенной первыми поселенцами Вэйнамо, нет древней церкви Святого Ярви с красивыми мозаичными окнами и ратушей, не существует и музея искусств, который она посещала в детстве, разрушен университетский корпус, где она училась несколько лет и где познакомилась с Карлави.
«Я вечная дочь Вэйнамо, — думала Элва, ощутив жестокие угрызения совести. — И мне больно смотреть ла то, как гибнет достояние моего народа, накопленное веками. Но воякам с Черткоя на это плевать, ибо у них нет прошлого, достойного воспоминания».
У Элвы был пропуск, позволявший ей свободно передвигаться в пределах тыловых укреплений черткойской армии, и как только Голиев оставил ее одну, она позаимствовала легкий аэрокар на флагманском крейсере и умчалась на передовую. Ей пришлось пролететь сотню миль под багровым от зарева пожарищ небом родной планеты, и сердце ее сжималось от боли и тоски. Затем она посадила летательный аппарат и полдня добиралась на грузовике, вместе с солдатами, которые поначалу встретили ее сальными улыбочками и шутками, но когда она показала им свой пропуск, завизированный самим Корсом Голиевым, они тотчас заткнулись и чуть ли не встали по стойке «смирно».
Жители Вэйнамо оказывали ожесточенное сопротивление, несмотря на то, что уступали противнику в численности и-качестве вооружения. В каждой деревне черткойцев ждали вооруженные охотничьими ружьями трапперы и лесники, каждая тропинка и дорога стала смертельно опасной ловушкой. Вооруженные формирования Вэйнамо применяли в боях атомную артиллерию и ракетную технику, и все же они не могли сдержать агрессоров.
Заметив часового, Элва спряталась в траншею, прикрывшись плащ-накидкой. Она не хотела лишних расспросов, так как была почти у цели. Силуэт часового на мгновение заслонил вечернее небо, но человек ничего не заметил и продолжал обход позиций.
Еще с воздуха Элва заметила, что пожар охватил в основном лесные массивы, а дома в поселках, уцелевшие после взрывов ракет и снарядов, почему-то не горели. Видимо, ученые в Юваскула своевременно разработали какой-то способ сохранения древесины на случай возгорания. Промышленность Вэйнамо, которая ранее выпускала жалкий минимум машин и сельскохозяйственной техники, наука, специализирующаяся на прикладных, сугубо мирных разработках, оказались практически не готовыми к войне. Да и само население, всегда стремившееся к сохранению старого жизненного уклада, было слишком малочисленно. Однако командующий армадой Коре Голиев был встревожен известием о том, что один из пленных жителей Вэйнамо проговорился, что он якобы располагает архиважными сведениями. Поначалу капитан собирался лично допросить пленного, но неотложные стратегические задачи все время его отвлекали. Вот и сейчас от был вынужден срочно вылететь на передний край, чтобы лично руководить сражением в поместье Лемпо. И Элва не преминула этим воспользоваться, решив лично переговорить с тем самым пленным, надеясь расспросить у него о судьбе своего сына Хаука.
Элва отыскала нужное ей укрепление по знаку разведывательной службы на двери. Часовой, стоящий у входа молодой парень, преградил ей путь. Он вскинул бластер и неокрепшим петушиным голоском крикнул: «Стой! Куда прешь?» Опасения паренька имели под собой реальную почву — немало охранников обнаруживали на утро с перерезанным горлом.
— Все нормально, — как можно спокойнее сказала Элва, предъявляя пропуск. — Мне необходимо встретиться с пленным по имени Ивало.
— Вэйнамским офицером? — удивленно переспросил солдат и навел ей на лицо тонкий луч карманного фонаря. — Но вы сами…
— Я сама с Вэйнамо. Вы, должно быть, слышали обо мне. Я — Элва, жена капитана Голиева.
— О, да, госпожа. Конечно, слышал, — и солдат смущенно потупился, потоптался на месте и спросил: — Могу я узнать, зачем вам нужен пленный Ивало? У меня строгие инструкции начальника караула.
Элва одарила парнишку своей самой доверчивой и коварной улыбкой.
— Это идея самого капитана Голиева. Пленник располагает ценной информацией, и, возможно, встретившись с соблазнительной женщиной его же расы, он заговорит. Все может случиться.
— Понятно, госпожа. Только вряд ли он сломается. Входите и дайте мне знать, если он станет вам грубить.
Часовой отпер ей дверь, и Элва вошла в темную комнату с потолком до того низким, что она вынуждена была пригнуться, едва не задев тускло светящуюся лампочку. На полу, опершись лохтем на сломанный тюфяк, сидел капитан Ивало. Седые виски, изможденное лицо, запавшие глаза и порванный мундир — все говорило о тяжких испытаниях, выпавших на долю этого мужественного офицера, истинного патриота Вэйнамо.
— Что вам нужно? — спросил он на плохом черткойском.
Элва ответила ему на родном языке:
— Тише, умоляю вас. Никто не должен нас услышать.
— Кто вы? — удивленна спросил он, поднявшись на своем грубом ложе. Его вэйнамский выговор выдавал в нем бывшего интеллектуала. Элва решила, что раньше он был ученым или педагогом.
— Вы коллаборационистка? — презрительно спросил Ивало. Наверняка, ведь в каждом стаде есть хоть одна паршивая овца.
Элва присела рядом с ним на корточки, поджав колени, и уставилась в одну точку.
— Я не знаю, как меня следует называть, — монотонно произнесла она. Я прилетела с Черткоя, меня захватили во время самого первого налета на Вэйнамо. Я — Элва, дочь Биармо, магната из Ройялка.
Ивало негромко присвистнул от удивления и сказал:
— Тогда я был слишком молод, но я хорошо знаю вашу семью.

Элва порывисто схватила собеседника за руку и, сдерживая рыдания, спросила:
— Вы знаете что нибудь о судьбе моего сына? Его звали Хаук. Я оставила его на попечение своего слуги-аборигена, когда на наш поселок напали черткойцы. Хаук — сын Карлави, фригольдера из Тервола. Что вам известно?
Он высвободил руку и сочувственно покачал головой.
— Прошу прощения, но я сам родом с острова Аакинен.
Элва удрученно потупилась. Пленник выдержал паузу, сказал:
— Меня зовут Ивало.
— Мне известно ваше имя.
— Откуда? — вновь удивился собеседник.
— Я знаю гораздо больше, чем вы думаете. Например, я располагаю сведениями о том, что вы знаете какой-то важный стратегический секрет.
Сдерживая негодование, Ивало процедил сквозь сжатые зубы:
— Если вы думаете, что я предатель, тогда уходите!
— Пожалуйста, не думайте обо мне плохо, Ивало, — ответила Элва и протянула пленнику пластиковую ампулу.
— Что это? — спросил тот.
— Яд, — спокойно сказала она, вложив ампулу в ладонь офицера.
Он посмотрел на нее долгим и задумчивым взглядом.
— Это все, что я могу сделать длят вас, — прошептала Элва, отвернувшись к стене.
— Вы, конечно же, храбрая женщина, но вам за это попадет.
— Я выкручусь. Не беспокойтесь, Ивало.
Взгляд офицера, затуманенный до того печалью, неожиданно оживился, и он сказал:
— Зачем вам возвращаться в лагерь врагов, вы вполне можете бежать к нашим. Фронт рядом.
— Нет. Я останусь с черткойцами. Возможно, мне удастся чем-либо помочь моим соотечественникам, попавшим в руки врагов. Все годы, проведённые на Черткое, я надеялась вернуться, и вот теперь я улечу туда снова. Знайте, Ивало, — через тридцать лет ожидается новое нападение.
— Я знаю, Элва. Нам удалось захватить во время боя пленных, и они о многом рассказали.
— Вы смогли изучить их язык? Ни как вам это удалось?
— Мы разработали метод гипнопедии, считая после первого нападения, что черткойцы могут вернуться. И мы не ошиблись.
— Мне жаль, Ивало, что я не в состоянии организовать ваш побег. Мой патрон — Коре Голиев — командующий звездным флотом Черткоя. Он говорил недавно, что вас будут пытать до тех пор, — пока не получат интересующую их информацию.
— Если это-так, то он глубоко заблуждается — я не располагаю никакой секретной информацией, с меня даже не брали подписку о неразглашении. Единственное, что я могу скрывать, это свое упрямство и злость, злость на то, что народ Вэйнамо оказался настолько беззащитен перед врагом.
Он опустил голову, и плечи его задрожали, затем продолжил:
— Мы могли бы выиграть эту войну одним ударом, а вместо этого люди на Вэйнамо бесполезно погибают, а после Третьей экспедиции им не оправиться, это точно.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила Элва.
Он потер виски:
— Я же говорил вам, что многие люди на Вэйнамо всерьез восприняли первое столкновение с Черткоем и некоторые из биологов, несмотря на запрет правительства, смогли создать…
— Только не вирус! — воскликнула Элва, всплеснув руками.
— Да. Они создали вирус с инкубационным периодом, продолжающимся ровно один месяц. Все это время вирус является заразным. Вакцина против него действует в течение двух недель, поэтому все жители Вэйнамо будут защищены, а вот черткойцы увезут болезнь на свою планету. И тогда вымрет до девяноста процентов их расы.
— Но это недопустимо. Мы не вправе… — возмущенно промолвила Элва.
Ее прервал сожалеющий возглас Ивало:
— И тогда вмешалось правительство. Эти слюнтяи наложили запрет на всю научную разработку и приказали уничтожить штаммы микробов, считая бактериологическую войну варварской. Болваны, как будто им не дорога собственная жизнь!
Услышав последние слова Ивало, Элва почувствовала облегчение. Ее душа не могла оправдать миллиарды смертей стариков и детей, пусть даже на Черткое.
— Думаю, правительство поступило правильно, — едва слышно произнесла женщина.
— Возможно, возможно, — пробормотал офицер. — Однако они забыли о том, что Вэйнамо будет захвачена, ее жители либо погибнут, либо попадут в рабство. Наши леса срубят, истребят даже алфавалов. Неужели правительству на это плевать?
Элва закусила губы, сдерживая слезы. Ивало пристально взглянул ей в глаза и сказал:
— Не думайте, что в будущем вы станете национальной героиней. Вы ничем не сможете помочь Вэйнамо. Агрессоры уйдут, только когда превратят в руины всю нашу промышленность, а вы останетесь на свободе и так же будете радоваться жизни. Вы забудете свою родину. Что касается меня лично, то я бы послал наш вирус на Черткой. Я не хлюпик, как некоторые.
— Ивало, вы забываете, что я снова вернусь на Черткой и, возможно, мне удастся при помощи своего влияния на Голиева облегчить участь многих пленников, и мне искренне жаль, ведь я не в состоянии воспрепятствовать подготовке Третьей экспедиции.
1 2 3 4 5