— Вы как-то назвали меня неразборчивым в средствах, — прорычал торговец. — Возьмите это предложение назад, Воэн, и подавитесь им. Если не хотите, чтобы я раздавил ваш череп, как гнилой орех!
Я представил себе атомный гриб, взмывающий к небесам, легкое облачко пара, бывшее когда-то девочкой по имени Миерна, и сказал твердо:
— Я — против.
— Единственный другой выход, — сказал Воэн, не отрывая пронзительного взгляда от массивной головы своего противника, — это ничего не делать, пока не станет необходимой стерилизация всей планеты.
Лежен затряс головой, словно от боли.
— Все не так… Не так… Нельзя брать на себя смертный грех только ради того, чтобы выжить.
— Не о нас речь. А ради жизни детей. Их свободы… Их гордости.
— Да разве они смогут гордиться собой, узнав правду? — перебил Хараши.
Он перегнулся через стол, схватил Воэна за шиворот и одной рукой поднял его в воздух. Покрытый шрамами лоб торговца пылал в каких-нибудь трех дюймах от побледневшего лица представителя Федеральной администрации.
— Я сейчас скажу, что нам делать, — процедил он. — Мы будем торговать, обмениваться знаниями, родниться, как со всеми народами, чью соль мы ели! И встретим судьбу, как положено людям!
— Отпусти его, — скомандовал Балдингер.
Хараши сжал свободную руку в кулак.
— Если ты ударишь его, я расправлюсь с тобой, пусть мне придется ответить за это дома. Отпусти его, я сказал!
Хараши разжал кисть. Воэн покачнулся и осел на пол. Торговец тяжело опустился в кресло и спрятал голову в ладонях, стараясь взять себя в руки.
Балдингер снова наполнил стаканы.
— Ну, джентльмены! — сказал он. — Мы вроде бы зашли в тупик. Куда ни кинь — все клин.
Он усмехнулся.
— Бьюсь об заклад, что у джорильцев даже нет пословицы на такой случай.
— Они могли бы столько нам дать! — горячо вступился Лежен.
— Именно дать! — Воэн с трудом поднялся и встал напротив нас, дрожа всем телом. — В этом все и дело! Они будут давать! Если захотят, конечно. Но это не будет наше. Вероятно, мы даже не сможем понять их творений, не сумеем использовать их или… В общем, это будет не наше, говорю я вам!
Хараши вздрогнул. Целую минуту он сидел абсолютно неподвижно, вцепившись в ручки своего кресла, а потом медленно поднял большую голову и громко выпалил:
— Но почему не наше…

Мне все-таки удалось поспать несколько часов, пока не начало светать. Потом первые лучи, проникавшие сквозь иллюминатор, разбудили меня, и больше уснуть не удалось. Навалявшись вдоволь, я спустился на лифте и вышел на поляну.
Вокруг царила тишина. Звезды уже гасли, но заря на востоке еще только занималась. В прохладном воздухе из темного леса, обступившего поляну, доносились первые трели птиц. Я сбросил башмаки и прошелся босиком по мокрой траве.
Я почему-то не удивился, когда из леса появилась Миерна, волоча на поводке своего дроматерия. Она бросила поводок и кинулась ко мне:
— Эй, мистер Кэткарт! Я так надеялась, что кто-нибудь уже встал. Я еще не завтракала.
— Сейчас что-нибудь сообразим.
Я схватил ее и начал подбрасывать в воздух, пока она не завизжала.
— А потом, может быть, совершим небольшую прогулку на ракете. Как ты на это смотришь?
— О-о, — фиолетовые глаза округлились.
Я опустил крошку на землю. Она долго собиралась с духом, а потом спросила:
— До самой Земли?
— Нет, боюсь, что на этот раз капельку поближе. Земля ведь далеко.
— А когда-нибудь в другой раз? Ну, пожалуйста!
— Когда-нибудь? Наверняка, малышка. И ждать не так уж долго.
— Я полечу на Землю! Я полечу на Землю!
Она крепко обняла дроматерия за шею и прижалась к нему.
— Ты будешь обо мне скучать. Большеногий, пучеглазый, самый сильный из зверей? Не пускай так грустно слюни! Может быть, тебя тоже возьмут. Возьмем его, мистер Кэткарт? Это такой хороший дроматерий, честное слово, и он так любит крекеры.
— Ну… не знаю. Может возьмем, а может и нет, — сказал я. — Но ты полетишь, обещаю тебе. Любой житель планеты, если захочет, сможет посетить Землю.
«А захочет большинство. Я уверен, что Совет одобрит наш план. Ведь он единственно разумный. Если не можешь превзойти…»
Я погладил Миерну по головке.
«Строго говоря, дорогая ты моя малышка, ну и грязную же шутку мы с тобой сыграем! Подумать только — вырвать тебя из этой патриархальной дикости и швырнуть в горнило гигантской бурлящей цивилизации! Ошеломить нетронутый мозг всеми нашими техническими штуками и бредовыми идеями, до которых люди додумались не потому, что умнее, а потому, что занимались этим немного дольше вас. Распылить десять миллионов джорильцев среди наших пятнадцати миллиардов!
Конечно, вы клюнете на это. Вам с собой не совладать, да и соблазн велик. А когда вы, наконец, поймете, что происходит, будет поздно отступать, вы окажетесь на крючке. Но я не думаю, что вы сможете сердиться на нас за это.
Ты станешь земной девочкой. Конечно, когда ты вырастешь, тебя ждет место среди тех, кто правит миром. Ты сделаешь колоссально много для нашей цивилизации и будешь пользоваться заслуженным признанием. Все дело в том, что это будет наша цивилизация. Моя и… твоя.
Не знаю, будешь ли ты скучать по этим лесам, по маленьким домикам у залива, по лодкам, песням и старым сказкам и, конечно же, по своему дорогому дроматерию. Но в одном я уверен: родная планета будет очень скучать по тебе, Миерна. И я тоже».
— Пойдем, — сказал я. — Пора готовить завтрак.



1 2 3