Коммунисты! Те самые, которые убивали и пытали американцев… Я посмотрел на нашего Коммуниста — вряд ли эта тряпичная пародия на человека справилась бы даже со щенком. Странно…
Мы двинулись в направлении Таунхолла. Люди заметив нас, вытянулись вдоль дороги и перешептывались тихонько, насколько позволяли приличия. Я шагал вместе с Рэдом, Бобом и Стинки чуть позади и справа от Миллера — настоящего живого Коммуниста, и тоже чувствовал на себе любопытные взгляды. А когда мы добрались до ткацкой мастерской Джозефа, на улицу высыпала вся его семья, ученики и подмастерья, и принялись таращить глаза.
— Наемные работники, как я понимаю! — воскликнул Миллер, останавливаясь посреди улицы.
— Надеюсь, вы не думаете, что они работают бесплатно? — спросил Энди.
— Они должны работать ради общего блага.
— Так и получается. Как только кому-нибудь понадобиться одежда или одеяло, Джозеф собирает своих мальчиков и они изготовляют нужную вещь. Они делают это лучше, чем большинство женщин.
— Известное дело. Буржуи — эксплуататоры…
— Могу лишь надеяться на их появление, — процедил Дядюшка Джим сквозь зубы.
— Надейся, надейся… — огрызнулся Миллер.
— Так ведь их нет! — воскликнул Д.Д. — Люди начисто растеряли амбиции. Исчез дух состязательности. Никто не думает — как сделать так, чтобы жить лучше. Они покупают только то, что действительно необходимо, и не выбрасывают ничего, пока вещь не начнет разваливаться… а одежду они делают такую, будь она проклята, что ее можно носить вечно! — Дядюшка Джим помахал тростью в воздухе. — Я говорю тебе, Энди, страна катится в преисподнюю. Экономика инертна, бизнес превратился в кучку ничтожных магазинчиков, люди сами производят для себя то, что они раньше покупали!
— Мне кажется, мы хорошо питаемся, одеваемся и, вообще, живем, — ответил Энди.
— Но куда подевались ваши… великие помыслы? Где предприимчивость и энергия, которые сделали Америку великой страной? Да посмотри же ты: твоя жена и твоя теща носят платья одного фасона. До сих пор вы летаете на перелетках, сконструированных во времена твоего отца. Неужели вы не хотите жить лучше?
— Наши машины работают без сбоев, — Энди отвечал, отчеканивая каждое слово. Наверное, он не впервые повторял этот аргумент, но сейчас в беседе участвовал Коммунист. Миллер вдруг повернулся и пошел в плотницкий магазин Си Йоханссона, Си как раз собирал комод для Джорджа Хюлма, который хотел весной сыграть свадьбу. Си отвечал поначалу вежливо:
— Да… да, Свободнорожденный… несомненно, я работаю здесь… Организоваться? Какого рожна? Общественная польза, ты это имеешь ввиду? Но все мои ученики и так заняты общественной жизнью. Даже чересчур. Каждый третий день — выходной. Проклятье!.. Нет, они не угнетены! Силы небесные! Они мои собственные родственники!.. Да ни одного человека нет, у кого бы не было хорошей мебели. И не потому вовсе, что они хреновые плотники или чванятся принять помощь…
— Но люди во всем мире! — прохрипел Миллер. — Неужели ты настолько бессердечен, человек? Что ты, к примеру, можешь сказать о мексиканских пеонах?
Си Йоханссона передернуло. Он выключил электрический наждачник и крикнул ученикам, чтобы отдыхали до завтра.
Энди вытащил Миллера обратно на улицу: у Таунхолла их уже ждал Мэр, который специально вернулся с поля. Хорошая погода ожидалась на всю неделю, так что люди решили не торопиться с посевной, а провести вечер, встречая гостя.
— Сборище задниц, — прорычал Дядюшка Джим. — Твои предки никогда бы не бросили работу на полпути.
— Мы закончим посевную вовремя, — ответил наставительно Мэр, словно разговаривая с ребенком. — Что за спешка, Джим?
— Спешка? Ну почему бы не завершить побыстрей пахоту и не заняться другим полезным делом? Больше сделать — лучше жить!
— Во славу эксплуататоров! — крикнул Миллер. Он стоял на ступенях Таунхолла в позе изможденного голодом злющего петуха.
— Каких эксплуататоров? — Мэр был озадачен. Я тоже.
— Крупных капиталистических акул…
— Нет больше бизнесменов… — выдохнул Дядюшка Джим, словно бы исторгая кусочек души. — Владельцы магазинов… Тьфу! Они живут, как придется. Они даже не задумываются над тем, что можно получать прибыль. Они слишком ленивы, чтобы расширять дело и увеличивать товарооборот.
— Интересно, почему, в таком случае, вы не построили социализм? — покрасневшие глаза Миллера внимательно изучали все вокруг, как будто выискивая следы замаскировавшегося врага. — Каждая семья сама за себя. Где ваша солидарность?
— Мы живем очень дружно, Свободнорожденный, — ответил Мэр. — Для урегулирования любых споров у нас есть судьи.
— Но разве не хотите вы двигаться по пути прогресса? Улучшать свою жизнь, чтобы…
— У нас есть все, что нужно, — объявил Мэр и похлопал себя по животу.
— Я не могу съесть больше того, чем сюда помещается.
— Но ты можешь разнообразней одеваться! — возразил Дядюшка Джим. Бедный свихнувшийся старик! Он так разнервничался, что на виду у всех начал пританцовывать на ступеньках Таунхолла, дергаясь, как кукла из бродячего балаганчика. — Ты мог бы иметь собственную машину, каждый божий год — новую модель с хромированным бампером, а еще… устройство для освещения твоего рабочего места, а еще…
— Будешь покупать весь этот хлам — измотаешь себя тяжким трудом и состаришься, отдав свою единственную жизнь капиталистам, — подхватил Миллер. — Люди должны производить все, но не только для себя, а и для других.
Энди и Мэр переглянулись.
— Послушай, Джим, — мягко произнес Энди. — Мне кажется, ты не уловил сути. Нам не нужны новые машины и приспособления. У нас их предостаточно. Бессмысленно планировать производить вещи сверх потребности. У нас есть девушки, которых мы любим весной, и олени, на которых мы охотимся на закате. А уж если мы беремся за работу, так работаем для самих себя, но не для кого-то другого, как бы вы этого другого не называли — Капиталист или Человек. И… закончим на этом, перед ужином неплохо бы отдохнуть.
Вклинившись меж ног Соплеменников, я услышал как Си Йоханссон прошептал Джозефу Аракельяну:
— Никак не врублюсь — на хрена нам эти механизмы? Ежели у меня в мастерской поставить механизмы, будь они прокляты, что тогда я стану делать со своими руками?
Джозеф только пожал плечами.
Вдруг Рэд толкнул меня локтем.
— А ведь, наверное, совсем неплохо, — сказал он, — иметь такую машину, как в журналах у Дядюшки Джима.
— А куда бы ты в ней отправился? — спросил Боб.
— Откуда я знаю! Может, в Канаду. Нет, ерунда! Ведь я могу отправиться в Канаду в любой момент, достаточно уговорить отца взять перелетку.
— Точно, — кивнул Боб. — А если ты собираешься не дальше ста миль, можно взять лошадь. Кому охота возиться со старой машиной?
Я протолкался сквозь толпу на площадь. Женщины накрывали раскладные столы для банкета. Вокруг гостя стояла крупная толпа, пробраться поближе не получалось, но, недолго думая, мы со Стинки взобрались на главное Дерево Площади — массивный серый дуб, и проползли по здоровенному суку, пока не оказались у Миллера над самой головой. Голова, лысая, покрытая темно-красными пятнами, раскачивалась на тонкой, как нитка, шее, и даже удивительно было, что он не боялся вертеть ею во все стороны, отвечая на вопросы резким пронзительным голосом.
Энди и Мэр сидели рядом, покуривая трубки. Тут же, по соседству, расположился и Дядюшка Джим. Народ разрешил ему участвовать в беседе, но с условием, что наблюдать за фейерверком остроумия он будет молча. Наверное, это было жестоко, ведь Д.Д. всегда был спокойным и миролюбивым. Но впервые в нашем городе очутились сразу двое чокнутых.
— Я был еще молод, — рассказывал камрад Миллер, — да, я был еще совсем мальчик, но я помню, как рыдала моя мать, когда по телевизору сообщили что Советский Союз развалился. В ту ночь она взяла с меня клятву пронести веру через всю мою жизнь, и я поклялся, и пронес, и сейчас я собираюсь поведать вам всю правду. Правду, а не гнусную империалистическую ложь.
— А что произошло в России? — удивился Эд Маллиган, Психиатр Города.
— Я читал про них, но у меня даже мысли не возникло, что Коммунисты позволят своему народу свободно развиваться.
— Коммунисты оказались коррумпированы, — презрительно воскликнул Миллер. — Мерзкая буржуазная ложь и деньги.
— Ничего подобного, — вдруг встрял Дядюшка Джим. — Просто они обленились и развратились. Как и любой тиран. Они оказались не в состоянии заглянуть вперед и увидеть какие перемены влечет за собой технический прогресс. Они с радостью ему поклонялись, а он, тем временем, подтачивал железный занавес, который и рухнул в одно поколение. И никому они тогда стали не нужны…
— Совершенно точно, Джим, — сказал Энди. Он заметил меня среди ветвей и подмигнул. — Но рухнул занавес с помощью силы, куда более сложной, чем ты думаешь. Дело не в Коммунистах, Ты не понимаешь: то же самое случилось и в США.
Миллер помотал головой и сказал:
— Маркс доказал, что технические достижения неизбежны на пути к социализму.
— Ты попал в самую точку, — кивнул Энди. — Я могу объяснить, что произошло, если хочешь.
— Если ты сам хочешь, — раздраженно согласился Миллер.
— Значит, я изучил тот период. Технология дала возможность небольшому числу людей на небольшом участке земли прокормить всю страну. Миллионы акров земли оказались незанятыми, и вы могли купить их за пригоршню арахиса. Однако, подавляющая часть людей почему-то предпочитала жить в городах, платя чрезмерные налоги и удушая себя собственным транспортом. И тут некто изобретает компактную батарею для преобразования солнечной энергии и мощный аккумулятор. Каждый может теперь удовлетворить любую свою потребность, а это гораздо приятней, чем работать на износ или чахнуть на службе. Никто больше не хотел платить вздутые цены, обусловленные экономической системой, в которой каждый отдельно взятый бизнес субсидировал и защищал себя за счет расходов налогоплательщиков. В результате, выбрав новый вариант развития общества, люди сократили свои доходы до уровня, когда налога практически платить не надо. Как следствие, резко возрос жизненный уровень, при одновременном сокращении рабочего времени. Все больше и больше народу стремилось улизнуть из города и поселиться в небольшой коммуне на лоне природы. Товаров производилось меньше, в экономике наступила величайшая депрессия, сорвавшая с насиженных мест еще большее количество людей в поисках самих себя. Большой бизнес и Организованный Общественный Труд поняли, наконец, что произошло, и постарались ввести законы направленные против, как они назвали, антиамериканской практики, но было уже поздно, никто ни в чем не был заинтересован. Это происходило исподволь, постепенно, вы понимаете… но, наконец, произошло, и я считаю, что сейчас мы счастливее, чем раньше.
— Нелепо! Смехотворно! — воскликнул Миллер. — Капитализм обанкротился, как предвидел Маркс, еще двести лет назад. Но его тлетворное влияние виновато в том, что вместо продвижения вперед по пути коллективизма, вы отступили назад и стали мелкими крестьянами.
— Пожалуйста, — протянул Мэр. Было видно, что он расстроен, и я подумал, что «крестьяне» — не Свободнорожденные. — Давайте немного споем, это гораздо приятнее.
Приличия требовали, чтобы Миллер — как гость — пел первым. Он поднялся и дрожащим голосом выдал нечто о каком-то парне по имени Джо Хилл. Мелодия привлекала, но даже мне, девятилетнему мальчишке, было ясно, что стихи весьма слабые. Детская А-Б-В-Г-схема, ни единой мужской рифмы или двойной метафоры. К тому же, кого может тонуть происшедшее с каким-то мелким бродягой, когда есть прекрасные охотничьи песни и эпические поэмы о межпланетных путешествиях? Я вздохнул с облегчением, когда следом поднялся Энди и показал всем, что такое настоящее пение и хорошо поставленный мужской голос.
Позвали к ужину. Я соскользнул с Дерева и нашел поблизости свободное место. Камрад Миллер и Дядюшка Джим сердито смотрели друг на друга через стол, но ни словом не обменялись во время трапезы. А у людей, когда они поняли, что Миллер провел почти всю свою жизнь в мертвом городе, интерес к нему почти исчез. Все ждали, когда начнутся танцы и игры.
Энди сидел рядом с Миллером, но не потому, что он очень того хотел, а потому, что пришедший был его гостем.
Коммунист вздохнул и поднялся.
— Вы все мне очень понравились, — сказал он.
— А я думал, что мы все — выродки капитализма, — усмехнулся Дядюшка Джим.
— Человек, вот кто интересует меня, где бы и в каких условиях он ни жил! — ответил Миллер.
Голос Дядюшки Джима стал громче, трость взмыла вверх.
— Человек! Ты претендуешь на заботу о человеке, ты, который, только и делал, что убивал и повергал в рабство?!
— Ох, да прекрати, Джим, — сказал Энди. — Все это происходило в стародавние времена. Кого это трогает сейчас, спустя столько лет?
— Меня! — Дядюшка Джим перешел на крик. Он посмотрел на Миллера и подошел к нему на негнущихся ногах, расставив руки-клешни. — Они убили моего отца! Люди умирали десятками тысяч ради воображаемого идеала. А ты говоришь, что вас это не трогает! Целая проклятая страна перестала существовать!..
Я стоял под деревом, удобно опершись рукой о холодную шершавую кору. Я был немного испуган, потому как не понимал многого. В конце концов, что это такое, чего мы должны так страстно желать?
— Вот как! И это говоришь ты, подхалим, холуй толстобрюхий! — выкрикнул Миллер. — Это ты заставлял людей надрываться, ты спускал с них по три шкуры!
1 2 3