Она обернулась:– Скажите, что пригласили меня. Вы ведь меня пригласили?Он не стал спорить.– И когда ты вернешься?– Занятия в яхт-клубе начинаются в два.– А что ты должна сделать, когда будешь рассказывать ребятам о котятах?Она изобразила широкую улыбку и побежала к лесу.
В течение часа после звонка Саймона Сюзанна мучилась угрызениями совести, потом набрала номер Грега.– Как ты не вовремя, – сказал он.Но Сюзанна не собиралась сдаваться. Ее время не менее ценно. А Грегу когда ни позвони – все не вовремя.– Мне звонил Саймон, – сказала она. – По его словам, маме нужна наша помощь. Ты что-нибудь слышал?– Какая помощь?– Не знаю. Он говорил о поддержке.– У нее есть поддержка. Джилл сейчас там.– Вот как? Хорошо. Но зачем тогда Саймон звонил мне?– Послушай, у меня сейчас важная встреча, а мне еще надо просмотреть полсотни страниц текста.– Ты приедешь в Асконсет?– Нет.– Одному из нас надо бы поехать. Посмотрим сами, что там происходит.– Поезжай. У тебя больше свободного времени, чем у меня.– Но твоя жена там. У тебя есть повод навестить семейное гнездо.– А почему бы это не сделать тебе, раз ты так беспокоишься?– Беспокоишься как раз ты, – возразила она. – Ты уверен, что Берки пытаются завладеть виноградником. Мог бы сам поговорить с Карлом.– Сюзанна, я занят.– Я тоже! – сорвалась она. – А если что-нибудь случится? Ты же мужчина и лучше разбираешься в бизнесе.– Сюзанна, у меня встреча… через восемнадцать минут.– Перестань! – Ей надоело, что он отмахивается от нее, как от назойливой мухи. – Неужели твоя работа для тебя важнее, чем семья? Я прошу тебя о помощи, Грег.– В Асконсет я не поеду, и точка! – отрезал он. – Если Джилл хочет поговорить, она знает, где меня найти!Сюзанна оторопела:– Так у вас размолвка?Он хмыкнул:– Отдохнем друг от друга, и все наладится. Послушай, Сюзанна, не обижайся на меня. Я совсем замотался. Джилл хотела поехать в Асконсет, а я нет. Позвони ей. Узнай, что там происходит. Если почувствуешь неладное, поезжай туда сама. Но меня не зови. Я сейчас не могу туда ехать. Не могу, и все. Глава 20 – Я часто задумываюсь о семье, – задумчиво промолвила Натали. Она умолкла, явно недоговаривая.– О чем именно? – спросила Оливия. Натали смотрела в окно.– Говорят, голос крови сильнее всего. Я всегда воспринимала это в положительном смысле: семья – главное для человека. Но эти слова можно истолковать иначе. Голос крови заглушает доводы рассудка, и там, где дело касается семьи, разум уступает место чувствам. – Она посмотрела в глаза Оливии. – Меня это очень тревожит.Оливия тоже задумывалась над этим. Но если ее мать была неизвестно где, то Натали растила детей и все время жила в Асконсете.– Может, вам попытаться им еще раз позвонить? – предложила Оливия.– Нет. Они расстроены.– Но им надо прочитать то, что я написала.– Вы не написали лучшую часть моей повести, потому что я ее еще не рассказала.На столе лежали фотографии послевоенных лет. Оливия реставрировала те, на которых изображалась благополучная Жизнь зажиточной фермы. Другие, запечатлевшие тяжелый каждодневный труд, Натали не стала подновлять.Она взяла один из снимков, запечатлевший ее сидящей в Кресле с двумя детьми. Александр стоял рядом, обнимая ее за плечи и широко улыбаясь. Больше не улыбался никто.– Мы с Александром были в разлуке пять лет. К счастью, он приезжал на побывку, но всего на несколько дней. К тому же я толком не знала его до свадьбы, и когда он вернулся, я поняла, что передо мной незнакомец. Дети его дичились, что только усложняло отношения. Но по крайней мере он вернулся. Я верила, что теперь все пойдет гораздо легче. «Александр спасет Асконсет. Ради этого я и вышла за него замуж».Как часто я повторяла эту фразу, когда он был на войне, когда я тосковала по Карлу гораздо больше, чем по собственному мужу! Ужасное время, полное горя и страданий! Как только свадебная лихорадка прошла, я поняла, что мне нужен Карл.«Но Александр спасет Асконсет. Ради этого я и вышла за него замуж», – повторяла я как заклинание. Только это меня и спасало в те трудные дни.– Трудные?– Не то слово. Мы работали в поле с утра до вечера и ждали писем. Почтальоны приносили письма в первую очередь тем, чьи мужья и сыновья были на фронте. Больше всего мы боялись получить страшное известие и просиживали целыми ночами у радиоприемника, ловя военные сводки. Вести о гибели местных ребят заставляли нас вздрагивать от страха.Я в полной мере ощутила всю горечь одиночества. Мне было не с кем поговорить и поделиться своими тревогами и сомнениями. С двумя маленькими детьми на руках я могла рассчитывать лишь на себя.«Александр спасет Асконсет. Ради этого я и вышла за него замуж». Но где же деньги?Я ни разу не задала отцу этот вопрос. Я ведь женщина, дочь и не имею права голоса. Асконсет принадлежит отцу. Кроме того, он сам заключил сделку.«Будут после войны», – хмуро пробурчал он, когда я в первый и последний раз решилась спросить его об этом. Итак, пришлось довольствоваться таким ответом и надеяться на лучшее. Александр спасет Асконсет, когда закончится война. А вместе с Асконсетом спасет и моего отца. Надо продержаться еще немного.И мы держались – Джереми и я. Мы вели все дела, пока не вернулся Карл и не взял на себя часть ноши. Я была и рада, и не рада его возвращению. Рада, потому что к нам наконец пришла помощь, и не рада, что помощь пришла в лице Карла. Мне теперь приходилось видеть его каждый день и вспоминать о том, что я утратила безвозвратно.Александр спасет Асконсет. Когда он вернется с войны, он возродит виноградник и отец воспрянет духом. Асконсет возродится и станет богатой процветающей фермой.Обещание Александра не было голословным. Его семья владела двумя обувными фабриками, которые, несмотря на Депрессию, приносили немалый доход. С началом войны фабрики Сибрингов вместо обычной обуви стали выпускать армейские ботинки и сапоги для американских солдат и союзных армий. Спрос был очень велик, и фабрики едва успевали выполнять заказы.Война положила конец Депрессии, как ни ужасно это звучит. Фабрики Сибрингов были не единственными предприятиями, которые от этого выиграли. Солдатам нашей армии требовались одежда, еда, вооружение, транспорт. И производство оказалось на подъеме.После войны многие из тех, кто в годы Депрессии экономил каждый грош, смотрели в будущее с оптимизмом. Фабрики, выпускавшие военную форму и сапоги, перестроились на выпуск мужских костюмов и платьев для женщин, туфель и другой мирной продукции.Та же перспектива ожидала и предприятия Сибрингов. Они бы наверняка тоже разбогатели.Но… Отец Александра умер в разгар войны. Александр перепоручил управление фабрикой до своего возвращения. Сам он был увлечен игрой в шпионов и задержался в Европе дольше, чем я ожидала.Нет-нет. Я зря так говорю. Не пишите это, Оливия. Александр не играл в шпионов. Он занимался полезным, нужным делом – сбором свидетельств военных преступлений нацистом. Их ожидало справедливое наказание.Но отсутствие Александра пагубно сказалось на судьбе его фабрик. Если бы он вернулся сразу же после окончания войны, предприятия были бы спасены. Но ко времени его возвращения, ничего поправить уже было нельзя. Доверенный управляющий скрылся вместе с огромной суммой денег, оставив фабрики в плачевном состоянии.Я рассказала вам, как впервые увидела Карла. Рассказала и том, как он ушел на войну, а я вышла замуж за другого. Теперь расскажу о том дне, когда я узнала, что все мои жертвы были напрасны и я потеряла все, не получив взамен ничего.Это случилось в воскресенье. Александр уже месяц жил дома, но каждый день уезжал к себе на фабрики. Мы думали, что предприятия работают, и он всего лишь проверяет, как идут дела. Он не говорил нам ни об управляющем, ни о том, что фабрики закрываются. Спокойная, уверенная улыбка ж сходила с его лица.По правде сказать, о нас он думал в те дни меньше всего. Он потерял семейный бизнес. Целый месяц пытался спасти хоть что-нибудь, но тщетно. Теперь он должен был сообщить нам эту печальную новость. Воскресенье – самый подходящий день для подобных признаний. В этот день посещают церковь, что настраивает на понимание и прощение.Мы вернулись из церкви и обедали всей семьей. Отец был слишком слаб и в церковь не ходил, но присоединился к нам за столом. Александр подождал, пока с едой покончат. Детей отправили спать. Я вымыла посуду.Эл и мой отец слушали радио. Как только я вернулась в комнату, Александр выключил приемник.– Плохие новости, – сказал он, садясь в кресло, и пождал нам о том, что натворил его управляющий. Рассказал и о своих попытках спасти фабрики, и о розысках, предпринятых полицией.Я внимательно слушала, но страшный смысл его слов дошел до меня не сразу. Ведь Александр спасет Асконсет. Ради этого я и вышла за него замуж, не дождавшись Карла.Вот только денег у Александра больше нет. И спасти Асконсет он не сможет.Мой отец побелел как полотно. Трижды пытался он подняться и только с моей помощью смог встать. Дрожь сотрясала его тщедушное старческое тело. Помню, я начала нести какую-то чепуху, только чтобы его отвлечь.«Мы найдем деньги, – говорила я, – и закупим новые сорта винограда. Не волнуйся, все образуется. Ложись и набирайся сил. Когда прибудут саженцы, ты научишь нас с Джереми за ними ухаживать».Он молчал, отвернувшись и глядя в окно пустым, безразличным взглядом. Все было кончено – он не выдержал ударов судьбы.Я любила отца, и видеть, как он на моих глазах теряет веру в свою мечту, было очень больно. Я уложила его в постель и сидела с ним, пока не проснулись дети. К тому времени Александр уже снова был полон энергии и оптимизма.Но не я. Мне надо было побыть одной и все хорошенько обдумать.Я попросила его приглядеть за детьми, но он сказал, что поедет в Ньюпорт встретиться с фронтовым другом.Я взяла детей с собой. Брэду было пять, и он побежал впереди. Я подхватила на руки Сюзанну, которой едва исполнилось два годика.Мы шли к океану. Сентябрьский день выдался солнечным, но холодным. Добравшись до берега, поднялись на скалу, где нас не могли достать брызги.Волны с силой разбивались о прибрежные скалы. Я наблюдала за ними как завороженная, на душе у меня было пусто и горько. Отчаяние овладело мной.В какой-то момент мне захотелось прыгнуть вниз и погрузиться в ледяную пучину.Но тут Брэд обнял меня за шею. Океан пугал его, и он искал у меня защиты.Этого было достаточно, чтобы я пришла в чувство.Подхватив детей, я зашагала домой. Не знаю, где я взяла силы, чтобы донести их обоих, но я это сделала. Вернувшись на ферму, приняла решение, которое оказалось прозорливым.«Решение, которое оказалось прозорливым», – напечатала Оливия и откинулась в кресле. Она всегда считала Натали оптимисткой. Но оптимист вряд ли станет всерьез подумывать о самоубийстве.Оливия встала и подошла к окну. Вдалеке между рядами виноградных кустов прохаживалась Натали вместе с дизайнером, которая должна была сделать эскизы новых ярлыков для вин Асконсета. Они гуляли по винограднику уже около часа. Натали считала, что художница должна сначала проникнуться красотой этих мест, прежде чем приняться за наброски.«Прозорливое». Оливия заглянула в словарь. Прозорливое – значит, проницательное, мудрое, пророческое.Ей не терпелось услышать продолжение истории. Натали обещала вернуться, но до сих пор была занята с дизайнером.Тесс захочет перекусить, перед тем как ехать в яхт-клуб. Новая кухарка не проработала и дня, а Натали уже подыскивала ей замену. Оливия, покупавшая готовые завтраки в закусочной у перекрестка, решила, наконец, что вполне способна приготовить сандвичи самостоятельно. К примеру, сандвичи с тунцом – Натали и Карл их очень любят.Она нашла в кладовой банку с тунцом и майонез в холодильнике, смешала их и намазала на хлеб. Добавив кочанный салат, разрезала каждый сандвич пополам. Ничего особенного. Ленч не ее стихия.В ожидании Тесс она читала газету, как вдруг в комнату вошел Саймон. Он увидел ее и остановился, потом быстро шагнул к холодильнику, достал бутылку с водой и выпил ее.– Жара страшная, – сказал он, повернувшись к Оливии. – А кто сделал сандвичи?– Я, – ответила она, отложив газету. – Рискни – съешь кусочек. Я готовить не умею. – Ей хотелось уметь. Мужчины любят домашнюю стряпню. Но им также нравятся длинные белокурые волосы, а этого у нее тоже нет.Он приподнял слой сандвича.– Чем же плох тунец?– Да ничем, но с ним можно приготовить блюда гораздо вкуснее. Мадалена прекрасно готовила сандвичи. Мне так и не удалось добиться от нее, как она это делала.– Она добавляла лук.– Лук?– Крошила в майонез.– Ах вот оно что! – Оливия скрестила руки на груди. Саймон смотрел на нее, и она чувствовала себя ужасно неловко – ну где ее пышные золотистые волосы? Она просто жалкая мышка по сравнению с ним. – Как поживают котята? – спросила она.– Ползают – такие крохи. – Он кивнул на сандвич. – Можно?– Угощайся.Значит, лук с майонезом. Надо запомнить. Впрочем, Саймону, похоже, и так нравятся ее сандвичи.– Натали рада, что Бак оказался кошкой, – сказала она после некоторого молчания, чтобы он не подумал, будто она напрашивается на комплимент.– Да, она мне твердит об этом весь день. Я этого не переживу, – сказал он, усмехнувшись. Его, по-видимому, не сильно расстроил этот факт – скорее позабавил.Оливия ждала, когда он улыбнется, но его взгляд коснулся ее губ, и она тут же забыла об улыбке.– Где Натали? – спросила она, чтобы не молчать. – Все еще на винограднике?– Да. – Он взял еще один сандвич.Оливия взглянула на часы.– А где Тесс? – Вопрос был риторический, и она не ожидала ответа.– У меня дома. Хотела посмотреть на котят. Я показал ей дорогу.– И напрасно. Она теперь будет у тебя там торчать день и ночь. Тесс только о котятах и говорит.– А почему бы тебе не взять одного, когда они чуть-чуть подрастут? А еще лучше – возьмите двоих или всех пятерых.– Вряд ли это возможно. У нас нет своего дома. Я даже не знаю, где мы будем жить осенью. А некоторые домовладельцы терпеть не могут кошек.– Что ж, у вас пока есть время на раздумья – целых шесть недель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42