Секретарь усмехнулся:– Сомневаюсь. К сожалению, наше финансовое положение сейчас не совсем стабильно.– В таком случае я смогла бы работать у вас по контракту. – Это, конечно, совсем не то. Кто оплатит ей медицинскую страховку? Впрочем, если она получит несколько контрактов, можно будет оплатить страховку и самой.– У вас есть мастерская? – спросил секретарь.– Да. – Отис наверняка согласится предоставить ей свою мастерскую.– И как она называется?– «Джонс и Берк», – сказала она первое, что пришло ей в голову. Только «Джонс» – как-то несолидно, к тому же «Джонс» – очень распространенная фамилия и плохо запоминается. «Джонс и Берк» гораздо лучше и звучит, как британская фирма. Очень знакомое название. Может, она видела такое на корешке записной книжки?– Знаете, – продолжал «англичанин», – пока мы разговаривали, я просмотрел файлы и не нашел вашего резюме, Может быть, вы пришлете его снова? И не забудьте приложить к нему портфолио. Я передам все это мистеру Чиветти., и он сообщит вам о своем решении.– Большое спасибо.– Не стоит благодарности. Мы сами свяжемся с вами, если ваша кандидатура нам подойдет.
– Здравствуйте, это Оливия Джонс. Могу я поговорить с Лорой Гудерл?Лора Гудерл заведовала новыми поступлениями в музее Монпелье. Подбором кадров она не занималась, но была знакома с Отисом. Лоре наверняка известно, есть ли работа для фотореставратора.– Лора у телефона.– Здравствуйте. Месяц назад я отослала вам письмо. Я помощница Отиса Турмана.– Отис. – Лора произнесла это имя с улыбкой. – Прекрасный человек. Мой отец – художник. Они с Отисом были друзьями. Как он поживает?– Собирается на пенсию.– И вы ищете новую работу? У нас кое-что планируется, но не раньше октября. Не могли бы вы прислать мне свое резюме?Оливия уже его посылала вместе с уведомлением об изменении адреса.– Конечно, пришлю, – откликнулась она, стараясь скрыть досаду. – Сегодня же.– И позвоните мне в конце сентября, чтобы я не забыла про вас.Оливия повесила трубку со смешанным чувством. Кое-что – это не бог весть что. Если здесь и будет работа, то только по контракту. Из Асконсета она уедет после Дня труда. «Приличное вознаграждение» Натали пойдет на оплату обучения Тесс. А жить на что?– Можно попросить Оливию Джонс?– Я слушаю.– Привет, это Джиллиан Роде. Я только хотела сообщить нам, что тот же самый мужчина снова звонил вчера вечером. Он говорит, что ему необходимо сказать вам что-то очень-очень важное.Да, это похоже на Теда.– Простите, мне очень неловко, что он вам надоедает, – сказала Оливия Джиллиан. – Похоже, он понял, что у вас он скорее узнает мой телефон, чем у секретаря в «Асконсете». Я ему позвоню. – Она помолчала и спросила: – Ничего нового?– Ничего.– Что ж… Спасибо, Джиллиан.– Тед.– Оливия, это ты! Как ты… ты почувствовала, что я думаю о тебе… какое совпадение… вот как раз в эту самую минуту… я только что пришел с работы… разогреваю обед в микроволновке… он будет готов через сорок две, нет, через сорок секунд… как будто мы обедаем вдвоем.Оливия стиснула зубы.– Тед, – осторожно начала она. – Перестань сюда звонить.– Я позвонил всего один раз.– О, не лги мне, прошу тебя.– Я не лгу, – упорствовал он. – Я всего лишь хотел поздороваться с тобой. Почему ты мне не звонила?Оливии надоело с ним препираться.– Потому что это бессмысленно. Мы больше не встречаемся.– Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить… четвертого июля выходной… покатаемся?– Тед, слушай меня внимательно. Между нами все кончено, ты понял?– Но мы с тобой друзья… ничего не изменилось… я твой лучший друг… мы должны поговорить.– Это нужно тебе, но не мне. Тед, не звони мне больше. Он помолчал, потом испуганно спросил:– Ты серьезно?Оливия лишилась дара речи. Ну как ему еще объяснить?Но Тед словно очнулся и злобно выпалил в трубку:– Черт подери, у тебя другой мужчина… Вот так всегда – стоит встретить женщину, которая мне нравится… Чем он лучше меня, скажи?– У меня никого нет, – вздохнула Оливия. – Я ни с кем не встречаюсь. Мы с дочерью живем здесь – она учится, я работаю. На рандеву у меня попросту не остается времени.– Тогда я подожду до осени… ты отдохнешь и вернешься ко мне.– Нет, Тед. Все кончено. Я не стану больше встречаться с тобой – ни сейчас, ни потом. – Чего он еще ждет?– Ты отдохнешь и изменишь свое решение… сейчас я не стану с тобой спорить… Так приятно вновь услышать твой голос… я так соскучился по тебе, Ливи.– Оливия. Терпеть не могу, когда меня называют Ливи, и ты это знаешь. – Оливия – звучит благородно, а Ливия – домохозяйка, которая торчит на кухне или смотрит бесконечные сериалы.– Я знаю, что нравлюсь тебе, даже когда ты пытаешься убедить меня в обратном.Оливия готова была рвать на себе волосы.– Нет, Тед! Я тебя терпеть не могу! И если ты еще раз мне позвонишь, я обращусь в телефонную компанию. У них теперь есть отдел по пресечению надоедливых звонков.– Я позвонил тебе всего один раз… и не собирался надоедать… ты хоть понимаешь, как обижаешь меня, называя надоедливым?– Я-то понимаю. Но и ты пойми. Подумай об этом, прежде чем снова набрать мой номер. – И она повесила трубку.Оливия по-прежнему любовалась рассветом, сидя по утрам на подоконнике. Она перенесла в свою комнату кофеварку и начинала свой день, вдыхая аромат кофе и запахи виноградника.И наблюдая за Саймоном. Он стал неотъемлемой частью ее утреннего натюрморта. Каждый день появлялся во дворе в одно и то же время, словно сошедший с рекламы «Мальборо» – не хватало только ковбойской шляпы, лошади, Скалистых гор и сигареты. Сходство ограничивалось суровой, мужественной внешностью.Днем Оливия всячески избегала его. Он ни разу не пришел к обеду – и, слава Богу, а то она не знала бы, куда деваться от смущения. И все же утренняя идиллия была бы без него неполной.Он привносил в утренний пейзаж человеческую нотку. До истории с Тесс Оливия вряд ли употребила бы это слово, но теперь все было по-другому.Раньше Саймон бросал на нее взгляд через плечо, стоя к ней спиной и как бы давая понять, что знает о ее присутствии. Но сегодня он повернулся к ней и встретился с ней глазами.– Ну вот, – прошептала она, обхватив внезапно онемевшие колени.Затаив дыхание, она ждала, не подаст ли он ей какой-нибудь знак. Но он продолжал стоять, прислонившись к дерену, и молча смотрел на нее.Пусть не надеется, что она первая отведет взгляд. Она имеет такое же право наслаждаться утренней свежестью, как и он. И кто бы упрекал Тесс за угрюмый вид! Оливия еще не видела хоть какого-то подобия улыбки на его лице. У Саймона просто не хватает духу поприветствовать ее. Тем хуже для него.Но тогда почему во всем ее теле разлилась сладкая истома? А чего она ожидала, день за днем красуясь перед ним по утрам в окошке и не имея при этом никакой другой одежды, кроме ночной рубашки?И все равно она не сдвинется с места – из принципа. Отхлебнув кофе из кружки, Оливия покрепче обхватила руками колени, стараясь унять дрожь. Неужели он чувствует то же, что и она?
– Когда я росла, о желании и влечении говорить было не принято. Произнести слово «секс» для меня было бы то же самое, что ограбить банк. Конечно, я знала, что родители делают это, но в нашей семье никогда не говорили ни о чем таком.Теперь все не так. Секс перестал быть тайной за семью печатями. Но мне кажется, вы, современная молодежь, вместе с тайной утратили и нечто большее. Интимным отношениям уделяется слишком много внимания, и они потеряли свою исключительность.Мы с Карлом никогда не говорили на эту тему, но чувствовали многое. Первые месячные начались у меня в двенадцать лет, и я готова поклясться, что Карл сразу заметил произошедшую со мной перемену. Никогда не забуду тот день. Была зима, и, хотя снега выпало мало, дул промозглый ветер с побережья. Нас закутали с ног до головы и отправили в школу. Я натянула шерстяную шапочку и замоталась шарфом. Карл то и дело посматривал на меня, хмуря брови.– Что такое? – спросила я, наконец.– Ничего. Ты какая-то другая.– Не понимаю, – пожала я плечами, но мои щеки вспыхнули, и не от мороза.Бесполезно было пытаться обмануть его. У нас с Карлом не было тайн друг от друга. И то, что я отказалась говорить с ним на эту тему, и мои пылающие щеки, и по-женски смущенный взгляд подсказали ему ответ.В эти дни он был со мной особенно внимателен и заботлив. Он не спрашивал меня, как я себя чувствую, не мучают ли меня спазмы, но, мне кажется, отныне он всегда точно знал, когда мое тело выполняет свои женские функции. Голос его становился мягче, а взгляд – нежнее.А я? Я была влюблена в него без памяти. Он по-прежнему оставался героем моих детских грез – старше на четыре года, умнее и опытнее. Но теперь я уже мечтала о будущем. У меня был готов план нашей с ним жизни. Мы поженимся, как только я закончу школу, у нас будет много-много детей – по ребенку в год. Мы построим на холме дом с видом на океан и будем выращивать овощи и виноград, а в свободное время танцевать в шалашике из виноградных веток.Я больше не стремилась обратно в Нью-Йорк. Та прошлая жизнь постепенно поблекла в моей памяти. Здесь, на ферме, было хорошо. Запахи оттаявшей земли по весне сменялись благоуханием лета и ореховым ароматом осени. Зимой голая пустынная земля отдыхала, набираясь сил, но я знала, что за ней обязательно наступит весна, а как же иначе? И Карл будет со мной. И я стану на год старше и на год ближе к тому моменту, когда мы соединим наши судьбы.– А Карл знал о ваших планах? – спросила Оливия.– Я не совсем вас понимаю.– Вы говорили с ним о доме и детях?Натали задумалась.– Нет. Я считала это само собой разумеющимся.– Почему вы так решили?– Я поняла это по тому, как он смотрел на меня, как обнимал меня.– Обнимал?– Это были вполне невинные, но нежные объятия.– Может, мне не стоит расспрашивать вас дальше? – робко заметила Оливия.– Может, и нет, – ответила Натали, не глядя на нее. Помолчав и, по-видимому, собравшись с духом, Натали поспешно добавила: – Мы обнимались, как обнимаются влюбленные.– И целовались в кино?Натали помедлила, потом тихо сказала:– Мне было шестнадцать, а ему уже двадцать. Потом мне исполнилось семнадцать, а ему – двадцать один. – Она приложила руку к груди, и глаза ее наполнились слезами. – Я была от него без ума.Оливия смутилась, почувствовав себя так, словно подглядывает в замочную скважину.– Мне не следовало заводить этот разговор.Натали вздохнула:– Нет, это ваша обязанность.– Но это личные отношения. Я… мне становится неловко, когда вы о них рассказываете.– Потому что мне семьдесят шесть лет? И вам неприятно думать о своей матери или о бабушке как о чувственной женщине?– Я никогда не видела свою бабушку, – сказала Оливия, – однако моя мама – женщина весьма раскрепощенная в этом отношении. – Пока Оливия росла, мать меняла мужчин как перчатки. – Но вы – другое дело. Вы настоящая леди.Натали неожиданно рассердилась:– А почему леди не может испытывать страсть? Почему не может любить не только душой, но и телом? – Она покачала головой. – Я не прошу вас подробно описывать интимный акт, но цель моей книги – дать понять моим родным, что я чувствовала в то время. Прежде чем осуждать меня, они должны знать, что Карл был моим богом. Я просыпалась утром и засыпала вечером с мыслью о нем. Кроме тех часов, что я была в школе, мы все время были вместе. Он пытался освободить меня от тяжелого труда и нарочно поручал работу попроще, но я все равно была там, где он.– Так что же случилось? – спросила Оливия. – Почему вы не вышли за него замуж?– Вы любили когда-нибудь?– Не так сильно, как вы.– Вы любили отца Тесс?Оливия познакомилась с Джаредом в магазине Атланты, где в то время жила и работала. Он приехал туда на научный симпозиум. Вид у него был представительный – очки, костюм, но он оказался застенчивым, робким человеком. Оливии это и понравилось в нем.– Я думала, что люблю его, – сказала она Натали. – Но, слушая вас, я уже в этом не уверена. Он мне нравился, поскольку был добрым человеком. Да, я была влюблена. – Но Джаред ушел от нее еще до рождения Тесс, и хотя Оливия тосковала по нему, после рождения дочери и думать о нем забыла.Так любила ли она его? Или же просто внушила себе, что любит?Натали с нежностью смотрела на нее, и Оливии захотелось рассказать ей все… или почти все.– Джаред был из тех людей, которые ничего вокруг не замечают, кроме своей работы. А я хотела стать для него главной, но мне это не удалось. – Она улыбнулась. – Он подарил мне Тесс. Она – моя единственная любовь.Натали ответила с улыбкой:– Она полностью принадлежит вам и никуда от вас не денется.– Да, вы правы.– Тогда вы поймете, что я чувствовала по отношению к Карлу. Я знала, что он меня любит. У меня и мысли не было, что он когда-нибудь покинет меня. Он всегда был рядом, а мне так хотелось любви и ласки.– Но у вас же были родители. И брат.– У вас тоже.Оливия мысленно ругала себя последними словами. Ну зачем она солгала?– Я сказала вам неправду. У меня было не четверо братьев, а всего один.– Один?..Ну, это не такая уж большая ложь.– Но он опекал меня, как и родители. Ему позволялось все, а мою свободу ограничивали только потому, что я девочка, а он мальчик. Мне пришлось уйти из дома, чтобы доказать всем, что я чего-то стою. – Она поспешила переменить тему. – Вы не ответили на мой вопрос.– Какой вопрос?– Что произошло с Карлом? Если вы так его любили, почему не вышли за него замуж?– Дела у моего отца шли все хуже и хуже. Когда отменили «сухой закон», исчез и черный рынок, а с ним и источник наших доходов. Но Депрессия не закончилась. Благодаря программе нового курса фермерские хозяйства стали возрождаться, в том числе и наш местный рынок. Мы обошлись без федеральных дотаций, кормили и одевали себя на свои средства. Но не могли развивать наше хозяйство, не могли вырваться вперед, чего так желал отец. Ведь он, как бизнесмен, понимал, что в любом деле необходим рост. Поэтому-то и скупил все фермы в округе. Отец мечтал восстановить их, продать и возместить потери, а потом вернуться в Нью-Йорк.Поразительно, как быстро человек теряет связь с реальностью. То, что он задумал, было в принципе неосуществимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42