Шулера попадались достаточно часто, но до судов дела доходили редко - срабатывали связи, да и жертвы, скрывая свою страсть к игре, не особенно были заинтересованы в скандалах. В начале XX века в Петербурге жил известный всему шулерскому миру бывший цирковой борец по кличке Бугай, который со временем открыл собственное игорное заведение вместе с неким бывшим лакеем-шулером, отзывавшимся на прозвище Дубовый Нос - но эти двое были лишь каплей в шулерском море Петербурга... (Традиции дореволюционных шулеров донесли и до наших времен. Подробнее об этом будет рассказано ниже, в разделе "Кунсткамера Петербурга", в главе "Страсти по Степанычу").
Одних преступников сажали, но на смену им немедленно приходили новые. Легенда гласит, что в начале XX века питерские воры даже создали свою "воровскую академию", в которой заслуженные "марвихеры" обучали мастерству талантливую молодежь. Выпускной экзамен в этой академии сдать было довольно трудно - молодой вор должен был под присмотром наставника вытащить кошелек из кармана выбранной жертвы, пересчитать деньги и положить обратно, так, чтобы прохожий ничего не заметил... А молодежь и впрямь подрастала талантливая, можно сказать - ищущая. В начале нашего столетия петербургская полиция накрыла особую шайку "воров с пением" - в организацию входило 6 молодых карманников в возрасте от 18 до 20 лет, которые завербовали певца-куплетиста. За долю этот певец распевал перед толпой в садах, парках, притонах и трактирах смешные еврейские куплеты, а вся остальная шайка очищала карманы заслушавшейся публики... Другая молодежная шайка промышляла в Таврическом саду и состояла из девочек 14-15 лет и их чуть более старших кавалеров, известных полиции по кличкам "Чудный месяц",
Васька Босоногий, Кит Китыч... (преступная молодежь того времени вообще любила звучные прозвища типа Ванька-Карапузик, Сидор С Того Света, Васька - Черная Метла, Сергей - Мертвая Кровь и т.д.). Шайка эта называлась "Гайдой" и работала следующим образом - девочки крали и попрошайничали, а мальчики страховали. В 1903 году в 15-летнем возрасте начал свой трудный жизненный путь знаменитый питерский карманный вор Григорий Васильев, известный под кличками Гришка-Тряпичник и Гришка-Иголка. Он крал и при царе-батюшке и при Временном правительстве и большевиках. К 1923 году он создал небольшую организацию воров и сам уже в основном лишь разрабатывал кражи, которых на его "боевом счету" было больше тысячи...
Одним из последних заметных событий в жизни преступного мира дореволюционного Петербурга стал разгром полицией в 1913 году шайки Мовши Пинхусовича Шифа - владельца ювелирного магазина, располагавшегося на Петроградской стороне по адресу Сытнинская, дом 9. Почтенный ювелир Шиф организовал вокруг себя шайку "громил" и "домушников" человек в 30, у которых скупал за бесценок краденное. Мовша Пинхусович давал своим "подчиненным" воровской инструмент, планы квартир и подробные инструкции для проведения краж. "Правой рукой" был его приказчик Ноэм Горель. "Спалился" Мовша Пинхусович глупо, как это обычно и бывает - его выдал один из "обидевшихся" мелких перекупщиков. На квартире Шифа, где после удачных дел происходил дележ добычи и грандиозные попойки, полиция устроила засаду и задержала 13 воров - никто из них при задержании сопротивления не оказал, тогда это было както не принято.
В те далекие годы преступный мир и полиция относились друг к другу, как правило, с уважением (бывали, конечно, всякие казусы - типа такого, например, - некий вор Руздижан зашел однажды в кабинет к приставу попросить о продлении паспорта и заодно прихватил с собой шкатулочку с семью тысячами казенных денег) и "беспредела" друг другу не устраивали преступники занимались своим ремеслом, полиция - своим. И мало кто тогда мог предположить, что буквально через несколько лет в Петербурге начнется настоящая кровавая вакханалия сорвавшегося с неведомой цепи бандитизма...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РОЖДЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ
Революционный кошмар 1917 года стал мощным катализатором в развитии уголовных тенденций Петербурга - ничего удивительного в этом не было, в эпоху любых смут и социально-политических потрясений на поверхность всплывает столько мути и пены, что автоматически возникает объективная ситуация наибольшего благоприятствования для преступной среды.
Непредвзято, спокойно, без влияния различных политических коррелятов криминогенная обстановка того времени практически не изучена до сих пор, и тому есть весьма понятные объяснения.
Во-первых, и после Февральской революции и после Октябрьской последовали массовые амнистии, причем свободу получали как "политические", так и уголовники. Советская власть, например, достаточно долго полагала, что уголовники с дореволюционным стажем - это меньшие враги, чем контрреволюционеры, или вообще не враги, а "социально близкие", "социальные попутчики" на дороге в светлое будущее. Дело в том, что еще до 1917 года политическое и уголовное подполье России постоянно пересекались и даже помогали друг другу. Стоит вспомнить хотя бы такой пикантный факт: часть бюджета большевиков составили деньги, добытые "эксами" - т.е. банальными грабежами и разбоями. Разные нелегальные партии активно контачили и с контрабандистами. Наконец в тюрьмах и ссылках политические сидели бок о бок с уголовниками, поэтому поток взаимомиграций был, конечно, неизбежен. Во-вторых, в революционном угаре было уничтожено много полицейских архивов. Удивляться этому обстоятельству тоже не стоит - часто офицеры уголовной полиции, не занимаясь специально разработкой политических, получали тем не менее от своей агентуры любопытную информацию компрометирующего характера в том числе и о тех людях, которые в семнадцатом заняли большие посты - один, скажем, был кокаинистом, другой - пассивным педерастом, третий сам был "на связи" с сыщиками, четвертый участвовал в обмене награбленных денег на валюту... Всю эту "компру" нужно было как-то срочно уничтожить, поэтому были синициированы вспышки "народного гнева", от которых загорелись полицейские участии и в благородном очистительном пламени исчезали, порой навсегда, имена, клички, судимости...
Уголовный мир раскололся - часть его (малая) действительно пошла на службу Советской Власти, другие же просто поняли, что пришел их час. Человеческая жизнь в Питере 17-го - начале 18-го года стоила сущие пустяки, преступная элита, специализирующаяся на сложных аферах, стала покидать город, а главными уголовными "темами" стали уличные разбои и "самочинки" - самочинные обыски, производимые у зажиточных людей под прикрытием настоящих или, чаще, липовых чекистских удостоверений. ("Тема" эта будет жить долго. Самочинные обыски в нашем городе были очень популярны в 70-х годах - трясли тех, кто в настоящую милицию потом не обращались, боясь резонных вопросов от ОБХСС - откуда, мол, столько добра-то накопили, граждане потерпевшие... Но в 70-е "самочинки" назывались уже по-другому - "разгонами").
Вот несколько цитат из одного только номера "Красной газеты" - от 23 февраля 1918 года:
"...В трактир "Зверь" угол Апраксина переулка и Фонтанки явились два неизвестных с самочинным обыском и стали требовать у посетителей денег...
...Вчера по Дегтярной улице дом 39/41 разгромили магазин Петрова. Похищено товару на 1190 рублей...
...По постановлению комиссии по борьбе с контрреволюцией грабители князь Эболи и Франциска Бритте расстреляны за участие в целом ряде грабежей...
...Из комиссии были отправлены под конвоем: Браун, Алексеев, Корольков, Сержпуховский, задержанные за грабежи под видом обыска. По дороге в тюрьму все они были расстреляны красноармейцами за попытку к бегству...
...Вчера с угла Сергиевской и Фонтанки доставлен в Мариинскую больницу неизвестный без признаков жизни, расстрелянный за грабеж..."
Из этих цитат видно, что Питер жил в те дни интересной, насыщенной жизнью. Кстати, уголовные преступления совершали тогда не только представители "взбесившегося охлоса", но и вполне приличные в прошлом люди - 24 мая 1918 года была раскрыта и ликвидирована банда "самочинцев", которой руководил бывший полковник царской армии Погуляев-Демьянов. О количественном составе этой компании можно судить по таким впечатляющим цифрам: на штаб-квартире у грабителей было изъято 27 винтовок, 94 револьвера и 60 гранат...
Таких, как этот бывший полковник, в уголовной среде стали называть "бывшими". Большинство из них совершали грабежи, чтобы добыть денег на последующее пристойное существование в эмиграции, кому-то это удалось, а кто-то навсегда влился в уголовный мир. Приток этой свежей крови существенно обогатил бандитский Петербург того времени - "бывшие" были более образованы, более развиты, чем уголовники дореволюционного периода.
С другой стороны, за "царскими уголовниками" были традиции, налаженные каналы сбыта краденного и награбленного, налаженная методика "залеганий на дно" и т.д. Некоторые уважаемые эксперты считают, что именно в альянсах того времени "бывших" и старых профессиональных уголовников начал формироваться феномен российской организованной преступности...
Уличные разбои того времени стали проходить с выдумкой и некой чисто питерской изюминкой. В 1918 году в Петрограде появилась банда "живых покойников" или "попрыгунчиков". Деятельность этой команды приобрела такой размах, что она даже нашла свое отражение в классической литературе - вот что пишет об этой банде Алексей Толстой в романе "1918 год" из знаменитой трилогии "Хождение по мукам": "В сумерки на Марсовом поле на Дашу наскочили двое, выше человеческого роста, в развевающихся саванах. Должно быть, это были те самые "попрыгунчики", которые, привязав к ногам особые пружины, пугали в те фантастические времена весь Петроград. Они заскрежетали, засвистали на Дашу. Она упала. Они сорвали с нее пальто и запрыгали через Лебяжий мост. Некоторое время Даша лежала на земле. Хлестал дождь порывами, дико шумели голые липы в Летнем саду. За Фонтанкой протяжно кто-то кричал: "Спасите!" Ребенок ударял ножкой в животе Даши, просился в этот мир".
Банду "попрыгунчиков" возглавлял некто Иван Бальгаузен, уголовник с дореволюционным стажем, больше известный в своей среде под кличкой "Ванька-Живой труп" (Кстати, похожая кличка была еще до революции у одного питерского грабителя, орудовавшего в районе нынешних Пороховых; его звали Павлушка-Покойник). Бальгаузен встретил Октябрьскую революцию с пониманием: тут же напялил матросскую форму и начал "экспроприацию экспроприаторов". Однако "самочинами" в то время в Петрограде занималось столько разного серьезного народу, что конкуренция в этой сфере постепенно становилась опасной для жизни. А стрелять "Живой труп" не любил, - хоть и приходилось ему порой обнажать ствол, но к 1920 году на Бальгаузене "висело" всего два покойника (не живых, а самых настоящих мертвых), что по тем крутым временам было просто мелочью. У Ваньки был приятель - запойный умелец-жестянщик Демидов, который в перерывах между загулами сделал страшные маски, ходули и пружины с креплениями. Жуткие "покойницкие" саваны сшила любовница Бальгаузена Мария Полевая, хорошо известная охтинской шпане под кличкой Манька-Соленая. Сама идея - пугать суеверных прохожих до полуобморочного состояния, кстати, была не нова - еще до революции ходили смутные слухи о подобных ограблениях, но безусловно "заслуга" "Живого трупа" в том, что он запустил методику на поток. "Численность" "попрыгунчиков" в разное время колебалась от пяти до двадцати человек, а возможно, нашлись и подражатели, так сказать плагиаторы идеи, но к марту 1920 года за "живыми покойниками" числилось только зарегистрированных эпизодов более сотни, а ведь многие жертвы в милицию или ЧК не обращались, боясь, что там их могут вообще расстрелять, как социально чуждых - бедняков, как известно, грабят намного реже, чем людей более-менее обеспеченных... Получалось, что "попрыгунчики" ходили на разбой, как на работу - не часто, согласитесь, уважаемый читатель, встретишь такую преданность любимому делу!
"Живые трупы" злодействовали до весны 1920 года - руки у милиции до них долго не доходили ("попрыгунчики" редко применяли насилие в своей практике - примерно лишь в одном из десяти разбойных нападений, может именно этим объясняется такое долготерпение к ним чекистов). Но, как говорится, всему приходит конец, да и идея уже понемногу себя изжила... "Живой труп" попался на элементарную "подставку" - в излюбленных "рабочих" местах "попрыгунчиков" - в районах, прилегающих к Смоленскому и Охтинскому кладбищу, а также рядом с Александро-Невской лаврой, - стали появляться какие-то поддатые мужики, то ли мастеровые, то ли крестьяне - суть в том, что эти люди постоянно громко хвастались своими успешно провернутыми делишками, давшими хороший барыш... Как правило, за плечами этих мужиков были туго набитые разной снедью мешки. Бальгаузен клюнул на эту "наколку", но когда однажды ночью шайка накинулась на "мужиков" дико завывая по своему по своему обыкновению - заклинание не сработало. "Мужики" вместо того, чтобы описаться от ужаса, достали вдруг наганы и угрюмо попросили поднять руки вверх... С "малины" "попрыгунчиков", располагавшейся в д. N 7 по Малоохтинскому проспекту, было изъято 97 шуб и пальто, 127 костюмов и платьев, 37 золотых колец и много другой всякой всячины...
Суд над "попрыгунчиками" был скорым и суровым. Бальгаузена и Демидова расстреляли, не приняв во внимание их социальное происхождение, чувство юмора и изобретательность... Что же касается Маньки Соленой, то, говорят, что отсидев, она работала в ленинградском трамвае кондуктором...
Гораздо более жестким по сравнению с Бальгаузеном был знаменитый питерский бандит Иван Белов по кличке Ванька-Белка, его уголовный стаж также начался еще до 1917 года. Белка стал одним из самых первых послереволюционных "самочинщиков". Вокруг него довольно быстро сложилась шайка человек в 50, ядро которой составляли десять опытных уголовников.
1 2 3 4 5 6 7 8