Обнорский понял это сразу, как только вошел в холл. Подтянутый мужчина неопределенного возраста — ему могло быть и тридцать с небольшим, и сорок пять — встретил Обнорского у входа и вежливо поинтересовался, кто и к кому?…Андрей представился, но мужчина столь же вежливо попросил разрешения взглянуть на документ, удостоверяющий личность. Обнорский предъявил «права» и спросил:— Отпечатки пальцев снимать будем?Показывая, что юмор ценит, секьюрити ответил:— В другой раз, с вашего разрешения, Андрей Викторович… Сергей Васильевич вас ждет… позвольте вашу куртку.Андрей сбросил куртку на руки другому, неизвестно откуда появившемуся мужчине. Этот, второй, чем-то неуловимо напоминал первого… братья они, что ли? Сбросив куртку, Обнорский успел перехватить неодобрительный и будто бы слегка удивленный взгляд, которым первый секьюрити окинул его свитер, и джинсы.Впрочем, взгляд был мимолетный… почти что и не было его.— Прошу вас, Андрей Викторович, — сказал секьюрити, сделав жест рукой в направлении лифта. — Нам на четвертый этаж.Слово «нам» не было случайной оговоркой — секьюрити поднялся в лифте вместе с Андреем… охрана или конвой?Крымский премьер встретил гостя в холле четвертого этажа. На вид ему было около сорока лет. Премьер оказался крепким, широкоплечим человеком с открытым, располагающим лицом. Чем-то он был похож на артиста Евдокимова.— Здравствуйте, Андрей Викторович, — сказал, протягивая руку, Соболев. — Вы исключительно точны…Охранник как-то незаметно исчез, Соболев и Обнорский остались в холле вдвоем.— …вы исключительно точны, а вот я должен извиниться — жена моя еще наводит последний марафет… Вы же понимаете — все эти женские штучки!Употребив слово «жена» вместо официального, положенного премьер-министру по рангу, «супруга», Соболев сразу обозначил неформальный характер встречи. Он определенно располагал к себе — в нем не было ничего напускного, «номенклатурного», чего так не любил и опасался Обнорский… Жену премьера ждать не пришлось — Валентина Павловна появилась спустя несколько секунд после слов про «все эти женские штучки». Она вышла в вечернем платье, и Обнорский снова вспомнил про свои джинсы и свитер.Соболев представил жену, Андрей галантно поцеловал ей руку.— Мы покушаем в зимнем саду, — сказал Соболев. — Прошу вас. Стол уже накрыт, и нас ожидает бутылка замечательного «бастардо» девятьсот шестьдесят пятого года.Столик посреди зимнего сада был уже сервирован, рядом застыл официант с профессионально-внимательным лицом и в «бабочке». На белоснежной скатерти не было ни единой морщинки, сверкал хрусталь, в центре стола высилась бутылка непревзойденного крымского «бастардо»… Как-то сразу удалось избежать банального «политесного» разговора о погоде, красотах Северной Венеции и Тавриды, и прочей «обязательной» в таких случаях ерунды. Халдей в «бабочке» откупорил вино, Соболев заговорил о крымских винах. О чудовищной трагедии горбачевской эпохи, когда безжалостно вырубалась элитная лоза. О самоубийстве знаменитого крымского винодела… Соболев говорил горячо, страстно, о наболевшем. В его голосе слышались горечь и скрытая ярость… Обнорский ощутил симпатию к этому крепкому открытому мужику (хотя слово «мужик» как-то не очень употребимо к премьер-министру).А «бастардо» оказался хорош. Чудо как хорош.— За наше знакомство! — сказал Соболев, и бокалы с рубиновым вином сошлись, пропели глубоко, мелодично.— Нам с Валентиной, — продолжил Соболев, когда выпили вина, — очень хотелось познакомиться с вами, Андрей, потому что мы оба ваши поклонники… Справедливости ради замечу, что ваши книги первой открыла Валя. Она, можно сказать, настояла, чтобы я прочитал «Переводчика». Я ведь в силу своей работы довольно-таки сильно занят, и свободного времени негусто… Но Валентина настояла, и я прочитал. За одну ночь! И сразу понял, что это пережитое, это — выстраданное, это — НАСТОЯЩЕЕ.— Благодарю вас, — сказал Андрей.Похвала была — чего ж скрывать? — приятна. Вдвойне приятна оттого, что Соболев говорил искренне, от души…— Это мы вас должны благодарить, — ответил премьер. — За хорошую, честную книгу… Я берусь об этом судить потому, что сам прошел через Афган, был пулеметчиком и даже (Соболев усмехнулся не очень весело) был награжден… так что — ПОНИМАЮ.Обнорский, исполнявший несколько лет «интернациональный долг» на Ближнем Востоке, видевший своими глазами кровавую мусульманскую резню во всей ее бессмысленной жестокости и мерзости, относился к коллегам-фронтовикам с искренним уважением. Андрей рассказал Соболевым о своей военной эпопее. Слушали его внимательно, с интересом.— А чем вы нынче занимаетесь, Андрей Викторович? — спросил Соболев. — Что пишете? Когда ждать новых книг?— Я пишу, — ответил Обнорский, — но, должен сознаться, довольно мало… Страшная напряженка со временем, потому что все время съедает Агентство.— Агентство? — спросила Валентина Павловна. — Какое Агентство?— Я ведь в первую очередь журналист, — объяснил Андрей. — Писательство — это, скорее, хобби. А еще я директор Агентства журналистских расследований «Золотая пуля».— Господи, как интересно! Расскажите, Андрей Викторович…Обнорский вкратце рассказал о работе Агентства, о последних расследованиях. Для иллюстрации привел пример розыска и задержания Крохи (Имеется в виду реальный случай из практики Агентства журналистских расследований. Сотрудниками агентства был установлен и задержан некто М. — профессиональный киллер, убийца депутата питерского ЗакСа. Случай беспрецедентный, не имеющий в отечественной практике аналогов.) — убийцы депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга. В Питере дело получило громкую огласку, но гости из Крыма о нем не знали. Соболевы выслушали Обнорского с откровенным изумлением.— Это же самый настоящий детектив, Андрей Викторович, — заметила супруга премьера, когда Обнорский умолк. — Извините за бестактный вопрос: а вы не боитесь? То, чем вы занимаетесь, наверное, очень опасно?— Как вам сказать, Валентина Павловна… Элемент риска, конечно, есть… не без этого. На нас уже, как принято нынче говорить, наезжали. Нас пытались купить, нас пытались запугать, скомпрометировать… не буду вас утомлять подробностями. Но кто-то же должен делать дело. Было время, когда я пытался работать в одиночку. Вот тогда действительно было очень опасно…Андрей на несколько секунд замолчал, глядя на бокал кроваво-красного «бастардо»… Он вспомнил, как его пытали в подвале боевики Черепа… и немигающий змеиный взгляд Черепа вспомнил… и гадливенький голос Антибиотика… Он вспомнил последний, предсмертный «парад» ликвидатора Василия Михайловича Кораблева… вспомнил тоску нижнетагильской ментовской зоны.Вспомнил Катин голос и Катины глаза… и бег начиненного долларами микроавтобуса с мертвым водителем за рулем на трассе «Скандинавия»… Он много чего вспомнил.— Вот тогда было действительно опасно. И афоризм «Один в поле не воин» имеет большой практический смысл. И я начал создавать Агентство. Оно рождалось в адских муках. Как ребенок. Но теперь мой ребенок вырос, окреп и может решать весьма непростые задачи. Простите уж за нескромность.— Помилуй Бог, Андрей Викторович, — сказал Соболев. — Какая тут нескромность? То, что вы рассказали, вызывает восхищение… Задержание профессионального киллера? Это достойно правительственной награды!Обнорский усмехнулся, пряча усмешку в усы… Награды? Да, это достойно награды. И эту награду Андрею вручили… после года мытарств… в проходном дворе… со словами: «Держите. Вам медаль, а этим вашим орлам — Звереву и Каширину — часы от министра МВД. Мы их биографии тщательно изучили. По обоим тюрьма плачет: один пять лет за вымогалово отсидел, второй два года в федеральном розыске числился… А мы им — часы. Цените, Обнорский, и помалкивайте».Человек, который передал Андрею медаль и наградные часы, забыл упомянуть, что «орлы», у которых действительно были сложности в биографии, вычислили и задержали профессионального киллера Кроху. Что за Крохой лежит целое маленькое кладбище и терять ему особо нечего, а объявление Каширина в федеральный розыск связано с милицейским головотяпством. Родион, сам в прошлом сотрудник милиции, был объявлен в розыск как свидетель. Однако где-то в недрах бюрократической машины произошла поломка, и спустя два года «напряженного розыска» (Каширин жил себе дома, ни от кого не скрываясь) Родю задержали как опасного рецидивиста… долго разбирались, а потом освободили, забыв извиниться.Обнорский усмехнулся в усы и ничего не стал объяснять Соболеву про награды. Он видел умные, проницательные глаза премьера и знал, что Соболев поймет… Но объяснять не стал. К чему «грузить» гостя?— Скажите, Андрей Викторович, вы беретесь за любые расследования? — спросил Соболев.— Отнюдь. Мы разборчивы, как барышня на выданье.— Каковы критерии отбора? Общественный резонанс? Коммерческий интерес? Сложность?— Разумеется, все эти факторы имеют значение, Георгий Васильевич. В том числе и коммерческий интерес, но от некоторых очень выгодных предложений мы все же отказываемся,— Любопытно… Вам не нужны деньги?— Нужны. Их еще, к сожалению, не отменили. Отказываемся мы в тех случаях, когда заказчик хочет получить устраивающий его результат. У нас есть основополагающий принцип: вы можете заказать у нас расследование, но не можете заказать результат.— Я вас понял, Андрей Викторович, — произнес премьер. — Кстати, вы слышали о «деле Горделадзе»?— Да, разумеется, — кивнул Обнорский. — О нем нельзя не слышать.— И что вы об этом думаете? — спросила Валентина Павловна.— Думаю, что шумиха вокруг исчезновения Горделадзе раздута искусственно. — Андрей закурил, повертел в руках бокал с рубиновым «бастрадо». — Скорее всего это пиар-акция самого Горделадзе. И группы заинтересованных лиц.— У нас на Украине многие считают по-другому, — заметил премьер. — В исчезновении Горделадзе обвиняют… вернее, не обвиняют… Короче, некоторые намекают на причастность к этому президента и спецслужб. Делу пытаются придать исключительно скандальный, политический характер.— Я, — ответил Обнорский, — далек от политики, Сергей Васильевич. Однако считаю, что и в России, и на Украине политические убийства исключительно редки… В наших условиях убивают, как правило, свои и, как правило, за деньги. Опыт наших расследований самых громких, резонансных дел подсказывает, что в основе почти всегда лежит коммерческий интерес. Я, разумеется, не могу говорить обо всех убийствах или покушениях в России, но по Питеру мы информацией владеем.— Вице-мэр Малевич? — Быстро спросил Соболев.— Убит в связи с невозвратом долгов, взятых под предвыборную кампанию Демократа. Я не смогу это доказать в суде, но оперативные материалы подтверждают именно эту версию.— Убийство Галины Старухиной тоже имеет под собой… э-э… финансовую основу?— Однозначно, — твердо сказал Обнорский.— Вы проводили эти расследования? — спросил Соболев.— Да, мы проводили собственные расследования.Соболев сделал глоток вина, помолчал, а потом сказал:— Когда я читал ваши документальные книжки, я понимал, что за этим материалом — огромная, кропотливая работа. Но даже представить себе не мог, что вы создали целую расследовательскую организацию. Скажите, Андрей Викторович, как у вас складываются отношения с властью… с ГУВД, в частности?— По-разному, — ответил Андрей. — И в Смольном, и в ЗакСе, и в ГУВД — разные люди. Кто-то нас поддерживает, даже помогает нам… А кто-то ждет не дождется момента, когда мы допустим какую-то ошибку. Если мы публично называем вора вором, взяточника — взяточником, а бандита — бандитом… за что же им нас любить? Не все нас любят, далеко не все.— М-да… нам в Крыму здорово не хватает структуры, подобной вашей. У нас тоже криминальная ситуация далека от идеала. За последние годы мы, конечно, Крым подчистили и кое-кому хвост прижали… Но много еще работы. Очень много. Журналисты у нас есть. Но вот опыта расследовательской работы у них не хватает.— А мы своим опытом делимся, — ответил Андрей. — В том числе с крымскими коллегами. Я, кстати, недавно был в Крыму, мы там семинар по расследованиям проводили.— Вот тебе и раз, — сказал Соболев. — Почему я не знал? Вернусь — взгрею своего пресс-секретаря. Когда вы были в Крыму? Где?— Семинар проходил неподалеку от Ялты. В сентябре, как раз, когда Горделадзе исчез. Ажиотаж, кстати по этому поводу был огромный, все украинские СМИ только об этом и говорили.— Горделадзе… — задумчиво произнес премьер. — Скажите, Андрей Викторович, а если бы вам предложили поработать над темой исчезновения Горделадзе? Вы бы согласились?— Не знаю… Скорее — не согласился бы.— Почему, Андрей Викторович? Вы же не очень хорошо знакомы с «делом Горделадзе», — возразил Соболев.— Напротив, Сергей Васильевич. Я, волею случая, весьма хорошо знаком с «делом Горделадзе», — произнес Обнорский, Он задумался, вспоминая свою поездку в Крым. *** Кренясь в вираже, «ТУ-154» развернулся, и в иллюминаторе показалось море. Море было невероятной, насыщенной синевы, вдали оно смыкалось с небом, и этот переход был невидим. Вблизи синева окаймлялась белоснежной ниткой прибоя вдоль длинной желтой косы.Все краски были яркими, чистыми, избыточными. Самолет снижался, от перемены давления закладывало уши… Море исчезло, сменилось «геометрией» сельхозугодий, дорог и поселков. Самолет снижался очень быстро, скоро стали различимы крыши домов, бегущие по дорогам автомобили и отдельные деревья в лесопосадках. Растопыривая закрылки, самолет гасил скорость, скользил над бетоном аэропорта… сел. И долго, минут пятнадцать, катился по дорожкам, среди белых, красных и желтых линий разметки. Остановился в полусотне метров от здания аэропорта с надписью поверху — «Симферополь».— Ну, здравствуй, Таврида, — тихо пробормотал Андрей Обнорский, спускаясь по трапу и подставляя лицо солнцу.В Крым Обнорский прилетел для участия в семинаре по теме «Журналистское расследование и свобода слова».
1 2 3 4 5 6 7 8 9