— повторил комитетчик.
Повзло закинул ногу на ногу, вытащил из кармана сигареты и посмотрел на комитетчика с явным вызовом:
— А вы, собственно, кто? Представляться в вашей конторе не обязательно?
Чекист одними губами усмехнулся:
— Моя фамилия Рощин. Зовут — Сергей Владимирович. Заместитель начальника следственной службы УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.
— Тоже не херово, — насмешливо протянул Коля… А поземка все мела, заметала снег в разбитые стекла телефонной будки, покрывала красную липкую лужу на полу. Сперва снежинки таяли в горячей луже, смешивались с ней, разжижали. Потом они перестали таять, окрашивались в красный цвет, потом в розовый, потом на полу будки образовался чистенький белый сугроб… Эксперт, хрустя разбитым стеклом под ногами, будет фотографировать с разных ракурсов и эту телефонную будку, и мертвое тело внутри.
— Тоже не херово, — тянет Коля насмешливо, но на душе уже тоскливо, муторно на душе, тошно. — А я Повзло Николай Степанович, сотрудник Агентства (Коля чему-то грустно улыбается) «Золотая пуля».
…На первый след Коля вышел случайно. Тогда он еще не знал, как далеко его уведет этот не особенно-то и значительный эпизод. Вечером 20 октября Повзло удалось договориться об интервью с директором одного довольно крупного питерского банка. В те нервные, напряженные кризисные дни банкиры давали интервью неохотно. А темочка была весьма нехилая. Материал мог получиться хороший, горячий… После обязательного кофе, во время которого директор и Повзло непринужденно болтали, а на самом деле прощупывали друг друга, и случился тот звонок. Телефон был явно для избранных, прямой. Звонок шел, минуя секретаршу. Банкир (незаконченное медицинское училище, две судимости в советское еще время, не очень бросающийся в глаза след выведенной наколки) совершенно по-светски извинился и снял трубку. Коля, разумеется, не мог слышать, что говорилось на другом конце провода, но и произнесенного банкиром было достаточно… Алло! А, здравствуйте Николай Ильич, рад, рад… взаимно… Да какое здоровье? Ты что, смеешься? Без снотворного и стакана водки и не заснуть… А, у тебя так же… понимаю, понимаю… А какие проблемы? Помочь родному городу?… Всегда! Как юный пионер. Ты только уточни — морально или… ха-ха, понял… Понял… Сам просит? Ну, коли сам, надо уважить… Сколько?… Ты что, шутишь?… Блядь, Коля, ты охуел?… Какое ЧП? Какое, к маме, ЧП? Ты пойми, даже до августа такую сумму я дать бы не смог без предваритель… Я понимаю. Я все понимаю… Но… Под какой процент? Какие гарантии?… Ну, Николай Ильич, это несерьезно… нет… Нет… Да пусть хоть Ельцин! Нет!… Я все понимаю… Нет, помню… Но денег под честное слово не дам… Все, удачи!
Банкир с силой бросил трубку на аппарат. Дернул узел галстука. Из-под маски респектабельного джентльмена проглянуло мурло прожженного барыги. Он был явно не в себе.
— Коньяку не желаете, Николай… э-э-э… Степанович? — спросил он хрипло. Коля вовсе не собирался пить, но интуиция криминального репортера подсказала — надо. Он оказался прав. Через несколько минут захмелевший банкир выкатил дополнительную (многое Коля и сам понял) информацию. Берут за горло, бляди, сказал он. А? Ты понял, Николай? Звонят от имени губернатора и требуют бабки…
— Как? — спросил Коля ошеломленно.
— Как-как? Каком кверху! Под честное слово, на неопределенный срок, без процентов… А? Ты понял? Бляди! При Собчаке всякое бывало, но такого блядства не было… Давай еще по сотке.
— Давай, — легко согласился Повзло. — А что там случилось-то?
— Хер его знает, — ответил банкир. Он жадно хватил коньяку и выдохнул воздух. — ЧП какое-то…
— А что за ЧП?
— Коля, — сказал банкир, — не будь дитем. Я тебе таких ЧП напридумываю с десяток… Это кидок, Коля, кидок. Под руководством губернатора.
На следующий день банкир позвонил и предложил забыть о происшедшем: недоразумение, мол, Николай Степанович. Ага, согласился Повзло, недоразумение.
Но за прошедший после того интервью месяц много еще мелких и крупных недоразумений произошло. Самое любопытное заключалось в том, что синхронно с банковским эпизодом отмечалась серьезная суета в ФСБ.
Тогда Николай Повзло эти события между собой не увязал. Хотя… что-то в сознании засело. Недоразумение. И только потом, после появления Валентина, после его намеков, стала, наконец-то, прорисовываться картинка. Она состояла из фрагментов, неясностей, разночтений. Но роль ГБ и губернатора уже обозначалась зловеще и страшно… Недоразумение.
— Вы что, меня не слушаете, Повзло? — сказал Рощин. Он глядел на Колю, прищурив усталые глаза, окруженные сеточкой красных прожилок.
— Почему же? Слушаю.
— Какую же все-таки информацию вам должен был передать тот человек в телефонной будке?
Интересно, думал Коля, что вы со мной сделаете? Что же вы сделаете, когда выкачаете все? Шум вам не нужен… значит — несчастный случай? Да, скорее всего — несчастный случай.
ДТП, падение с высоты, поражение током… Убийство журналиста всегда чревато так называемым большим общественным резонансом. Хотя и на это уже всем наплевать. Был Холодов… был Влад Листьев… теперь — Старухина. А следующий? Следующий — я, Николай Повзло.
— Зачем же вам, Сергей Владимирович, эта информация? Только для того, чтобы понять, как много я раскопал? С кем успел поделиться? Так?… Так-так. А если я успел руководство Агентства ввести в курс дела? Неужели все Агентство будете зачищать? Я понимаю, пять лимонов зеленью — большие деньги. Ради этого на многое можно пойти…
Без стука в кабинет вошел один из тех волкодавов, что доставили Повзло в Большой Дом. Он молча положил изъятую у Николая кассету. Коротко бросил, обращаясь к Рощину:
— Проверили, Сергей Владимирович. Чистая.
— Спасибо, Саша, — отозвался Рощин. — Продолжайте, Николай Степанович. Я вас слушаю.
— Чего там, — махнул рукой Коля. — Вам казалось: вы спланировали блестящую операцию. Подобрали толковых исполнителей. Губернатора в долю взяли. Или вы его развели как лоха? А? Развели, а бабки раздербанили между собой. Все концы в воду, исполнители мертвы. Дело раскрыто, готовься орден получать. А бабки в кармане. Могучая схема — самому организовать, самому и раскрыть. А вот не все у вас вышло без сучка… Появился какой-то журналисток и всю обедню испортил. Опять приходится грех на душу брать… Ну да чего уж. Одним больше, одним меньше. Если уж вы и Старухину…
— Постойте, Повзло, — резко оборвал его Рощин. — Что вы несете?
— Ладно вам прикидываться. Передо мной не надо. Я, конечно, не все знаю. Но многое. Я тоже не всю картину сразу ухватил. И если бы не Валентин, никогда бы, наверное, не связал все факты в одно.
— Кто такой Валентин?
— Здорово. Просто здорово, господин чекист. Пришили человека, а имя узнать не удосужились.
Он, конечно, никакой не Валентин, но мне известен именно под этим псевдонимом.
— Стоп! — Рощин поднял руку. — Давайте по порядку.
Коля наконец-то закурил сигарету, которую уже несколько минут вертел в руках. Посмотрел на часы: двадцать три сорок. Через восемьдесят минут ребята начнут его искать. Ну и что это даст? Скорее всего ничего. То, что он находится здесь, знают только чекисты… Похоже, это конец. Жить осталось совсем недолго — столько, сколько будет длиться его рассказ. По порядку, говоришь? Ну что ж, давай по порядку… Только у нас с вами представления о порядке разные. У вас, господа палачи, порядок — это когда все думают одинаково, одеваются одинаково, на партсобраниях голосуют как один, книжки читают одинаковые… А тех, кто смеет думать по-другому, — в лагерь, в психушку. Или — еще проще — пулю в затылок… как Валентину. В центре города…
Коле стало тоскливо. Тоскливо, страшно и одиноко. Как они это сделают? А? Эта мысль возвращалась снова и снова. Глупо, но избавиться от нее не удавалось.
— Значит, говорите, по порядку? — сказал он. И снова замолчал. Молчал и Рощин, и волкодав на стуле у приставного столика. Только ветер все загонял и загонял снег в искалеченную телефонную будку, катил стреляную гильзу…
Коля поднял глаза на майора. Странно, но во взгляде чекиста не было ничего зловещего. Коле даже показалось, что он смотрит с сочувствием. Ага! Сейчас он смотрит сочувственно, а потом точно так же, сочувствуя, прикажет волкодавам напоить тебя водкой и сбросить с набережной в ледяную невскую воду. Недоразумение.
— Что же вы замолчали, Николай Степанович?
— Собираюсь с мыслями. Предсмертный монолог должен прозвучать достойно. Не так ли, майор?
Рощин не ответил. Где-то на Литейном прогрохотал трамвай, Коля вздрогнул. Окна его квартиры выходили на перекресток, трамваи грохотали и скрежетали там от души. Он всегда ненавидел этот скрежет. Но сейчас ненавистный звук показался почти милым, почти родным. Скоро всего этого не будет…
— Слушай, майор, по порядку. Как я на вас вышел? Долгая история… Но ничего, мне торопиться некуда. Расскажу. Все началось больше месяца назад. Агалатовские события помните?
— Помню, — хмуро сказал Рощин.
— Конечно, как вы их можете забыть? Кровушка долго помнится. Тем более что вы и своих не пощадили. Я ментов имею в виду… или вы их своими не считаете? Ну как же — вы аристократы. Так вот, Агалатово. Тогда, конечно, я ничего не знал. А потом был другой эпизод — на Котляковской. И опять кровь, опять убийство. И снова я ничего не просек. Ведь ваши все это под бытовой эпизод списали. Да и связи видимой вроде как и нет… А потом-то я узнал, что губернатор из банкиров наличку вытаскивает. А, майор? Такого блядства даже при Собчаке никто не припомнит… А потом позвонил мне один человек на работу, в Агентство. Он, собственно, хотел поговорить с Обнорским. Но Андрюхи, как на грех, не было…
Повзло снова замолчал. Он вспомнил этот звонок, вспомнил спокойный голос звонившего. В те дни в Агентство звонило множество людей, но вот со спокойными голосами — единицы. Некоторые заявляли, что они знают, кто убил Старухину. На вопрос — кто же? — давали конкретный ответ: коммунисты. Красно-коричневые. КГБ-ФСБ. Селезнев. Яковлев. Сионисты. Антисемиты. Яковлев, КГБ. Коммунисты. Сволочи!… Ну, спасибо за информацию.
А московские СМИ надрывались: Петербург — криминальная зона! Петербург — криминальная столица! Кудлатенький нижегородский демократ Борюсик со скорбно-самодовольным видом заявил: Чикаго, дескать, начала XX века… Эва!… Отметиться по поводу наступления красно-коричневых торопились все. Истерия нарастала, НТВ исходило ненавистью. Прилизанный, с набриолиненными волосами Женя Компотов даже свое знаменитое «э-э-э» между фразами произносил особенно значимо.
…Это было не смешно. Это было страшно. Это было из того же ряда, что и расстрел Белого дома в 93-м…
Скрипнул стул, и Николай вздрогнул, но это всего лишь переменил позу оперативник за приставным столиком.
— Человек хотел поговорить с Андреем, а подвернулся я. Судьба, значит, судьба. Вот как бывает. В общем, он предложил встретиться, поговорить на тему убийства Старухиной. Сказал, что располагает информацией… Это, конечно, ни о чем не говорит, но он привел одну подробность, о которой мало кто мог знать…
— Какую? — быстро спросил Рощин.
— Неважно, майор… Короче — мы встретились.…Они встретились у той самой телефонной будки. Было так же темно, безлюдно, холодно. Только случилось это утром, а не вечером. Человек в вязаной шапочке и дешевом китайском пуховике прошел мимо, затем вернулся. Негромко бросил:
— Идите за мной.
Они прошли цепочкой проходных дворов. Бесконечной цепью старинных питерских проходных дворов-колодцев. Арки, подъезды, снова дворы. Казалось, где-то рядом бродит Родя Раскольников… Николай все сильней ощущал тревогу. Он бывал в Приднестровье, Таджикистане, Чечне. Он делал острые, с запахом опасности, репортажи здесь, в Питере. Немало было людей, которые с удовольствием оторвали бы Николаю Повзло голову… Кто этот мужик? Шизофреник? Навряд ли… По манере говорить, двигаться, смотреть похож на человека из Комитета. Опытный глаз может это просечь.
Они петляли долго. Николаю это уже стало надоедать. Разговор состоялся в очередном колодце, который имел три выхода. Незнакомец встал так, чтобы видеть все три одновременно.
— Итак, вы сотрудник Обнорского, Николай Повзло? — сказал он выжидающе.
Коля понял, вытащил из кармана и протянул незнакомцу красного цвета книжечку с логотипом Агентства на одной стороне обложки и веским словом ПРЕССА на другой.
— Меня зовут… Валентин, — сказал мужик, возвращая удостоверение. Коля мог бы поклясться, что имя не настоящее. Четыре серые стены смыкались, давили своей каменной массой.
…Майор Сергей Владимирович Рощин смотрел на журналиста Повзло, слушал его довольно-таки сбивчивый рассказ и мысленно качал головой. Удивляло, как много сумел раскопать этот парень. Жаль, что ты не у нас. Жаль… Если парнишку обучить, поднатаскать — хороший следак может получиться. Еще большее удивление вызывало то, какие выводы из имеющихся в его распоряжении фактов Повзло сделал. Классический случай — хоть в учебник помещай! — формальной логики. Построение ошибочной версии на железных фактах… Что ж — такое и с профессионалами случается.
Николай Повзло попал в поле зрения ФСБ на следующий день после встречи с Валентином. Он попытался осторожно проверить ту информацию, что получил от него. Вот на этом и прокололся… Ему казалось, что он предельно осторожен. Но играть он попытался со специалистами ФСБ. Журналист Повзло, сунувшийся со странными вопросами в прокуратуру, был мгновенно взят под плотный контроль. Слежка за журналистом — штука весьма непростая. Во-первых, любой журналист может иметь десятки самых разных контактов в день. А во-вторых, если наружное наблюдение засветилось… о, все СМИ поднимут такой вой! Повзло, кстати, заподозрил, что его ведут…
Сергей Владимирович внимательно слушал монолог Коли. Некоторые факты в изложении Повзло были ему неизвестны. Что ж, придется проверять… Ход мысли журналиста опытному следователю был понятен.
1 2 3 4 5 6 7 8