Не надо, – посоветовал я. – Я все прекрасно помню. Это была оранжевая, с голубой оплеткой семимиллиметровка.
– Да мы не о веревке, а о срезе, – поспешно пояснил Креспи и в доказательство своих слов поднял с пола конец репшнура. – Вот это, например, обрыв или обрез?
– Обрез, – ответил я уверенно, так как репшнур был мой. – Причем годичной давности. Поэтому он обтрепался и теперь похож на обрыв. Но там я видел совершенно свежий срез.
– Ну хорошо! – теряя терпение, произнес Креспи. – Я могу вызвать полицейский вертолет. А что будет, если полиция квалифицирует этот сигнал как ложный вызов? Мне придется оплатить перелет в оба конца.
– Я оплачу. Только не тяни с вызовом, Креспи.
Креспи и врач переглянулись. Руководитель нервничал. Он не хотел неприятных разговоров вокруг экспедиции, спонсором которой была известная итальянская фирма «Треккинг», производящая горное снаряжение. Экспедиция носила рекламный характер, и вызов полиции в базовый лагерь мог повредить делу.
– Ну, что же ты молчишь? – прервал я затянувшуюся паузу.
Руководитель, высохший от возраста и любви к горам, белизну коротких волос которого оттеняло загоревшее до черноты лицо, стащил зубами рукавицу, кивнул врачу и что-то неслышно сказал. Решение выходило из него мучительно медленно. Я понял, что он сказал «о'кей», но скорее пока только для себя.
– А о чем говорить? – сглаживая слабоволие Креспи, ответил врач. – Вы пока не убедили нас в необходимости полиции. Мы должны выслушать Бадура.
– Бадур до третьего лагеря не дошел. Потому ничего интересного он не скажет, – возразил я.
– Выздоравливай! – категорично потребовал Креспи и протянул мне руку, ставя точку на разговоре.
– Вам надо отоспаться. Я принесу хорошее успокоительное, – добавил врач таким тоном, с каким палач обещает жертве добросовестно намылить веревку.
Я проводил их взглядом и, как только услышал затихающий скрип шагов за палаткой, сразу же подсел к столу и включил «ноутбук» Родиона, который он всегда брал с собой в горы. Я вогнал в прорезь дискету и вызвал команду на загрузку программы. Обмороженные пальцы с трудом попадали на нужные клавиши, глаза совсем некстати стали слезиться. Я тер воспаленные веки кулаком и пялился на возникшие на экране портреты Столешко и Родиона анфас и в профиль. За этим занятием меня застала Татьяна. Я едва успел отключить экран.
– Здравствуй, – сказала она, скидывая с головы капюшон. От нее тянуло свежим морозом. В протекторах ботинок девушка принесла снег, и на полу, между входом и столом, осталось несколько белых следов, словно Прокина, как мышь, прибежала с мучного склада. – Ты позволишь мне сесть?
Я искоса взглянул на нее и нахмурился.
– Спасибо, – сказала Татьяна, словно я расшаркался перед ней. Расстегнув «молнию» на пуховике, она села на сколоченную из ящиков скамейку. – Я принесла письмо от князя. Вообще-то оно адресовано Родиону, но ты тоже можешь его прочитать, чтобы потом не задавать мне лишних вопросов.
– Меня не интересуют чужие письма, – ответил я.
Она держала лист бумаги в вытянутой руке. Я смотрел на клавиатуру. «Каким же мерзким кажусь я ей со стороны!» – подумал я. Мне приходилось играть несвойственную роль, и меня коробило оттого, что игра давалась без напряжения. Раньше мне казалось, что сыграть подлеца порядочному человеку очень трудно.
– Хорошо, я зачитаю, – сказала Татьяна спокойно, опуская руку. Она со странной внимательностью рассматривала мое лицо: ее зрачки безостановочно двигались, будто по моей физиономии бежала строка телетекста. Я не выдержал этой почти ощутимой ласки вниманием и поднял глаза. Ее взгляд неуловимо изменился, и я догадался, что девушка думает уже не о пропавшей альпинистской связке, а о моей голове с пылающими мозгами.
– У меня есть французский аэровит, – сказала она, расстегивая «молнию» на пуховике. – Он здорово помогает от «горняшки». Тебе будет легче…
– Мне будет легче, – пробормотал я, – если ты выйдешь отсюда… Кто тебя просил беспокоиться о Родионе? Кто тебя прислал сюда?
– На все эти вопросы я уже ответила Родиону.
– Тогда и свои вопросы задай ему!
Татьяна вздохнула и с завидным терпением произнесла:
– Меня прислал сюда Святослав Николаевич Орлов, бывший эмигрант, потомственный князь, владелец усадьбы в Араповом Поле. – Вынув из-за пазухи коробочку, девушка встряхнула ее, как погремушку, и, взяв мою руку, развернула ее ладонью вверх. На линию жизни выкатились две желтые, нагретые ее пуховиком пилюли. – Можно не запивать. Разгрызи как следует и проглоти.
Лоб девушки закрывала оранжевая повязка, она же превращала прическу в некое подобие букета, в котором светлые, выгоревшие почти до белизны волосы фонтаном шли кверху, в романтическом беспорядке опадали на высокий воротник пуховика, на лоб и глаза и только уже где-то за воротником сплетались в косу. Словом, каждая деталь ее облика была гармонично связана с альпийской экзотикой, и портрет девушки мог бы украсить обложку какого-нибудь журнала для любителей активного отдыха.
– И что тебе от меня надо? – устало спросил я, опуская таблетки в карман.
– Исчерпывающей информации о Родионе и Столешко, – ответила Татьяна, легко рассматривая мои глаза. Ее лицо освещал рассвет улыбки. – Твоя гипотеза об убийстве меня не устраивает. Я должна знать все подробности: в каком состоянии был лагерь, что ты нашел в палатке, где находились веревка, горный ботинок…
– А государственную тайну тебе не выдать? – грубо спросил я. – Что это за манера такая – лезть в душу! Дай сюда твое письмо!
Я почти вырвал лист из руки Татьяны. Если бы она держала его крепче, то он бы порвался. Я положил письмо перед собой.
– И для какой цели тебе нужна информация? – произнес я и углубился в чтение короткого письма, прищурив один глаз, словно был на тестировании у окулиста.
«Дорогой сын! Танюша Прокина – мой новый письмоводитель, девушка весьма легкая на подъем, блестяще справляется со всеми моими поручениями (английский и французский в совершенстве, изумительнейшая физическая подготовка, верховая езда и бальные танцы!!!), что и навело меня на мысль отправить ее к тебе, полагая, что такой человек не только не станет обузой, но и поможет во многих твоих делах. Обнимаю – твой отец князь Орлов».
Почерка князя я не знал, и у меня не было полной уверенности, что письмо действительно написано отцом Родиона.
– Ну и что? – отчужденно спросил я. – Я сам могу такое написать. Ты Родиону его показывала?
– Конечно.
– И что он сказал?
– Ничего. Он поцеловал меня.
– Погорячился, конечно, – пробормотал я.
– Надо понимать, ты отказываешься со мной говорить? – уточнила Татьяна, причем так легко и малозначимо, будто давно смирилась с этим, и мой ответ особого значения для нее не имел.
– Правильно понимаешь, – ответил я.
На этом наш недолгий разговор был прерван редкими и гулкими звуками ударов. Повар, колошматя палкой по пустой бочке из-под соляры, приглашал «сахибов», то есть восходителей, на ужин. Татьяна поднялась со скамейки и протянула мне руку, сузив ладонь лодочкой. Мне почему-то пришло в голову, что она хочет, чтобы я пожал или поцеловал ее руку. Но ей всего лишь нужно было письмо.
Прежде чем вернуть его девушке, я поднял лист и посмотрел через него на свет. Во всяком случае водяные знаки в виде замысловатого логотипа князя просматривались четко. «Однако никаких инструкций относительно письмоводителей я не получал, – подумал я и слишком откровенно уставился на девушку, дожидаясь, когда она выйдет из палатки. – Кто она? Новая фигура на игровом поле князя?»
Глава 5
ЧЕСТЬ ФИРМЫ
Столовая уютно располагалась на краю лагеря, среди каменных завалов горного «мусора», который ледник, сползающий с Плахи, аккуратно сгребал в одну кучу. Шерпы питались из общего котла, но в своих палатках, используя в качестве посуды армейские котелки. А привередливые американцы постарались превратить процесс потребления пищи в приятную и комфортную процедуру. В большой палатке, освещенной светильниками, был установлен длинный стол, собранный из кусков легкого пластика, на краю которого возвышались стопки одноразовых тарелок, пластиковых ложек и чашек. А дальше, по всей длине стола, стояли блюда с яствами. Тихо играл джаз. На тканевых стенах висели фотографии голливудских звезд, президентов, кто-то продолжил галерею портретами жен, собак и младенцев. Исхудавшие, с черными лицами, восходители в свитерах грубой вязки и тяжелых высотных ботинках изо всех сил старались вести себя так, как в «Макдоналдсе», и, неторопливо продвигаясь вдоль стола, загружали тарелки отварным рисом, сухой овсянкой, сушеными фруктами, кружочками копченой колбасы, наливали в чашки густой порошковый суп или бульон из кубиков.
Даже глубоко уважая ностальгию клаймберов по своей родине, я не смог сдержать улыбку, войдя в палатку. Стоящий у входа шерп в замусоленном белом халате предложил мне влажную салфетку для мытья рук, которой я тотчас прикрыл рот. Народу было немного. Большинство членов экспедиции, разбившись на штурмовые двойки, ютились сейчас в тесных высотных палатках промежуточных лагерей, в сравнении с которыми базовый был курортным раем.
Я взял тарелку и в раздумье остановился перед медным чаном с отварным рисом, сдобренным гуляшом из сублимированной говядины. Креспи вместе с малорослым представителем фирмы «Треккинг» стоял у противоположного торца стола. Руководитель экспедиции заметил, как я зашел в палатку, но сделал вид, что увлечен беседой с итальянцем. Креспи имел право так поступать, потому что я не был членом команды.
– Добрый вечер! – поздоровался я, бесцеремонно прервав беседу Креспи и итальянца. Ложка с тушеной фасолью, которую Креспи намеревался отправить в рот, повисла между мной и фирмачом, словно шайба в момент вбрасывания.
Руководитель сдержанно поклонился, зато итальянец, лицо которого было обрамлено курчавой бородкой, плавно переходящей в бакенбарды, а затем в лысину, жизнерадостно протянул мне руку. Осуществляя рукопожатие, я рассматривал лицо фирмача и думал о том, что если его голову оторвать, перевернуть и поставить лысиной вниз, то получится новый тип лица – гладко выбритое, с торчащей дыбом короткой прической.
– Это господин Ворохтин, – выразительно представил меня Креспи. – Тот самый альпинист из России.
Услышав, что я «тот самый», итальянец торопливо отдернул руку. Его универсальное лицо вмиг помрачнело. Он сделал шаг назад и покосился на мои французские ботинки. Щедро смазанные ветрозащитной помадой, его губы дрогнули и презрительно скривились. Во всем лагере только я и Татьяна не были обуты в итальянские «Треккинги», и фирмач смотрел на меня, как на негра в толпе куклуксклановцев.
– Вы вызвали полицию? – спросил я у Креспи.
– А вы по-прежнему настаиваете? – выдержав паузу, вопросом на вопрос ответил американец, кидая картонную тарелку в пластиковый пакет для мусора.
– Не просто настаиваю, а требую, – уточнил я. – Мы упускаем время. С каждым часом преступник уходит все дальше, и доказать его вину будет сложнее.
Креспи передернуло от слова «преступник». Он отвернулся к столу и в растерянности посмотрел на блюда.
– Я очень сожалею о трагической гибели ваших друзей, – пробормотал он. – И понимаю, что эта утрата невосполнима. – Он повернулся ко мне лицом. В белой пластмассовой ложке лежала иссиня-черная маслина. – И все же… Все же нельзя терять голову и принимать решения сгоряча. Вы понимаете меня? Преступления не было! Не было!.. Если, конечно, не считать преступницей гору.
– Креспи, – произнес я усталым голосом, – вы талантливый организатор и альпинист от бога. Но, поверьте, криминальные дела не в вашей компетенции.
Руководитель сник, выпадая из строя защитников чести фирмы. И тогда его подменил итальянец.
– А в чем, собственно, проблема? – свежим голосом возвестил он. – Давайте начистоту, господин… простите, как ваша фамилия? Какие у вас к нам претензии? Что конкретно вас не устраивает?.. Но не торопитесь с ответом. У меня для вас большой сюрприз!
Начались рекламные штучки, понял я. Креспи о чем-то задумался, гоняя косточку маслины во рту. У входа в палатку появился рыжеголовый врач, он приветственно вскинул руку и принялся расстегивать многочисленные замки и липучки на куртке.
– Наша фирма решила презентовать вам последнюю модель суперботинок! – объявил итальянец. – Комбинация нижней пластиковой части и кожаного верха делает обувь чрезвычайно прочной и комфортной для технического лазания…
– Креспи, вы делаете себе только хуже, – произнес я. – Вольно или невольно, но вы потворствуете действиям преступника. А это чревато последствиями.
– …Двойной ударопоглотитель и система «мангуст», обволакивающая ногу по бокам, особая вентиляционная способность дают ощущение…
Руководитель, сплевывая косточку на ложку, вскинул на меня взгляд.
– А вы не задумывались, какими последствиями обернется для вас вызов полиции?
– …Самоочищающийся профиль дополняет образ истинно агрессивного дизайна для тех, кто нацелен на победу… – не видя ничего вокруг, кроме своих ботинок, продолжал рекламное выступление итальянец.
Я выжидающе смотрел на Креспи. Ему уже стало ясно, что убеждением и ботинками с агрессивным дизайном меня не взять. Но если он нашел, чем меня зацепить, то обязательно выложит свой козырь. Креспи хотелось увидеть в моих глазах если не испуг, то хотя бы любопытство. Не знаю, что он там увидел, но его лицо выражало разочарование.
– Не задумывались, – понял он. – Тогда я вам объясню. Портер, с которым вы поднимались в третий лагерь, утверждает, что намного ниже третьего лагеря вы услышали крики о помощи, которые доносились с гребня контрфорса.
– Крики? – переспросил я. – Портер сказал, что слышал крики?
– Он сказал, что вы оба слышали крики, – уточнил Креспи.
– Так. Дальше!
– Портер предложил вам пойти на голоса и помочь людям, но вы ответили, что намерены продолжить восхождение к третьему лагерю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9