Ким заметила яркий блеск в глазах Элиаса.
Одежда вновь прибывшей группы каспериан казалась более яркой и богато расшитой узорами, и в ушах у некоторых были вставлены драгоценности.
Элиас взглянул на Ким.
– Не думаю, что ты говоришь на этом языке?
Ким вытаращилась на него, не сразу сообразив, что это была шутка.
– Мы не смогли бы говорить на их языке, даже если бы попытались. У нас по-разному устроен голосовой аппарат.
Касперианин с кольцами в ушах подошел ближе, издавая ряд звуков, похожих на быстрое щелканье и многотональный лай.
– Он пытается нам что-то сказать, – прошептала Ким. – И ждет, что мы ответим.
Элиас и Ким уставились друг на друга, затем Элиас повернулся обратно к инопланетянину.
– Привет, – сказал он на пробу.
Результатом стали лишь новые щелкающие звуки со всех сторон. Касперианский вожак сокрушенно покачал головой – совсем по-человечески. Столь знакомая реакция только подчеркнула полную нелепость ситуации.
Лапы с длинными черными когтями снова потащили их вперед.
Затем, грубо подталкивая, их провели между шатрами к открытому пространству. Вокруг него стояли шатры, украшенные странными узорами. В памяти Ким что-то щелкнуло, какое-то смутное воспоминание, которое даже не было ее воспоминанием, но касалось структуры власти на этой планете. Она подумала о пузырьке Книг в своем кармане и засунула туда руку, чтобы коснуться их для ободрения.
На открытой площадке лежала груда металлолома, который при осмотре оказался внутренностями «Гоблина». Касперианин с драгоценностями в ушах показал сначала на обломки, потом на Ким и Элиаса. Они понятия не имели, о чем он их спрашивает.
Элиас отвлекся – он уставился на далекий горизонт, спрашивая себя, что же случилось с Тренчером.

Урсу
– Эти существа, что живут в сердце звезды, – заговорил Урсу, – кто они?
– Не в сердце звезды, – ответил чудовищный Шей прямо у него в голове. – В галактике, в облаке звезд.
Урсу покачал головой. Он уже несколько дней двигался в глубь материка, удаляясь от реки. Всякий раз, устраиваясь спать, юноша плотно заворачивал прибор Ангелов в тряпку, иначе голубой потусторонний свет, излучаемый прибором, становился слишком видим в ночи.
«Когда все это закончится, – подумал Урсу, – я пойду домой. Посмотрю, осталось ли что-нибудь от города. Но на сей раз я не буду жрецом». Наверное, солдаты Зана уже убили всех жрецов Нубалы в своей отчаянной охоте за прибором-Шекумпехом. Может быть, это даже к лучшему, ибо Урсу не мог представить себе, чтобы Юфтиан или любой другой из мастеров приняли ту правду, какую знал теперь Урсу.
Он устало тащился своей дорогой, пытаясь представить себе галактику. Облако звезд, подумал юноша, но это превосходило его понимание. Урсу покачал головой, ощущая беспричинную злость.
– Ну, хорошо, они живут в сердце галактики. И ты рассказывал мне о них, но только то, что они выступают против этих существ, которых ты называешь…
– Ангелами, да. Ангелы заперли ту расу внутри сингулярности, лежащей в сердце галактики, которую мы населяем. – Когда это существо упомянуло сингулярность, это слово перевелось в уме Урсу во что-то близкое к понятной идее. Каменный шар, но размером с целый мир, сжимаемый громадными руками, пока его собственный внутренний жар не раскалил его в звезду, а потом сминаемый снова и снова до размеров горы, дома, пока, наконец, он не засосал в себя весь свой свет.
Затем Шей показал Урсу огромное облако звезд, которые быстро сближались друг с другом, пожираемые своим собственным теплом и плотностью, пока, сдавленные все вместе, они не превратились во что-то другое, жуткое и темное, что лежит за завесой звезд, которые Урсу видит по ночам в небе над собой…
Но думать об этом было слишком ужасно. Юноша покачал головой, чтобы выбросить из нее этот образ. Та чернота напомнила ему колодец, в котором он сидел, но колодец бездонный, в который можно падать вечно, и вечно, и вечно.
Урсу карабкался по крутому склону, взбираясь на холм, с которого открывался вид на далекий океан, теперь превратившийся в тонкую серебристую полоску на горизонте за спиной. Юноше показалось, что он может разглядеть корабли, держащие путь к далеким портам сквозь бушующие шторма. В Нубале было холодно, но здесь стояла такая стужа, что Урсу даже не знал, как ее описать – в его словарном запасе не нашлось таких слов.
Жители последнего городка были странным низкорослым народцем. Они отличались широкими плоскими ушами и говорили на диалекте, который Урсу едва понимал. Они направили юношу в глубь материка на восток, к Северным горам Тейва. Они подумали, что он сумасшедший, коль хочет один идти так далеко в такую враждебную землю. Это земля белой, ледяной смерти, предупредили они.
– Почему Ангелы воевали с этими другими существами? – допытывался Урсу у Шей.
– Философские разногласия. Они не пользовались устной речью, как вы. Они передавали друг другу свои идеи беззвучно, от ума к уму.
Урсу изо всех сил старался понять.
– Ты хочешь сказать, они читали мысли?
– Нет, не так примитивно. Они использовали технологические средства.
– Я все равно не понимаю. – Урсу смотрел, как его дыхание клубится в морозном утреннем воздухе. Когда он поднялся на гребень крутого холма, его взгляду впервые предстали Северные горы Тейва, те зубчатые кузены Южного хребта Тейва.
– Вспомни, как идол говорил с тобой, когда ты еще верил, что он бог. И как я говорю с тобой сейчас, заимствуя твои воспоминания и ощущения. Столько конфликтов в твоем мире и моем происходит от недоразумения: неправильно услышанного слова, неверно истолкованного действия. Непонимание может вести к войнам и несправедливости, потому что, несмотря на все наше искусство общения друг с другом, мы не всегда делаем это так хорошо, как следовало бы.
Так вот, Ангелы признали этот факт и нашли средства прямо передавать намерение таким образом, что получатель понимал не только смысл сообщения, но и его контекст из специфических эмоциональных или даже социальных обстоятельств своего собеседника. Урсу был поражен.
– Ты говоришь, что боги были созданы как посредники? Как способ избежать любой возможности недоразумения?
– Да, но у них есть и другое назначение. Они опекуны, хранители. Ангелы знали, что грядет нападение.
– Они видели будущее?
– Что-то в этом роде. Урсу немного подумал.
– Раньше ты сказал мне, что у них не было свободы воли.
– Когда будущее становится настоящим, в это самое мгновение, до того как стать прошлым, оно становится застывшим, нерушимым. Ничто не может изменить его тогда. Но если ты смотришь в будущее, то само это действие фиксирует будущее на определенном месте. В известном смысле будущее определяет тот, кто обладает самой большой способностью к его восприятию. Иногда простой акт видения чего-то может это что-то изменить.
– И ты можешь видеть будущее? – Да.
Юноша усиленно думал.
– И просто потому, что ты его видишь, оно должно стать тем, что ты видишь?
– Такова суть, да. Однако я не единственный наделен этой способностью, и это осложняет дело.
Лежащая впереди долина поросла редким лесом. Он казался темным, угрожающим, но Урсу придется его пройти, чтобы подобраться к горам.
– И что будет, когда все это закончится? – спросил юноша, осторожно спускаясь по более пологому склону холма. Вдали виднелись племенные тотемы – огромные каменные столбы, стоящие на равнине за лесом, почти такие же старые, как этот мир.
– Урсу, пока я и подобные мне люди существуют, ни в нашей жизни, ни в вашей свободы воли не будет. Полностью убрать нас из этого существования – единственный способ вернуть свободу воли. Шей хочет стать Богом. Но у меня иные планы, и ты должен спасти свой мир.
– И у меня получится?
На этот раз ответа не было.

Сэм Рой
Он открыл глаза. Видение бывшего касперианского жреца исчезло, сменяясь картиной укрытия, которое Сэм выкопал в снегу. Он ухитрился отползти от подножия утеса, с которого упал, но он все еще был очень далеко от того места, где Урсу брел на север к Цитадели.
Предав когда-то Эрнста, Сэм быстро уяснил, что высшее призвание его брата – быть средневековым палачом. Когда боль была не слишком опаляющей и позволяла думать, Сэм поражался диапазону тщательно обдуманной жестокости, на которую был способен Эрнст.
Когда Сэм скатился к подножию утеса, большинство костей в его теле были разбиты вдребезги. Однако он по-прежнему был жив. Ни он, ни Эрнст так и не узнали, что именно потребуется, чтобы их убить по-настоящему.
После столетий пытки Сэм был уверен, что его болевой порог достиг высшей точки в человеческой истории. К этому времени боль стала просто состоянием бытия.
По крайней мере, он больше не был прикован к каменному шару. Но хотя шар разбился во время долгого падения, тяжелые стальные цепи по-прежнему туго охватывали костлявые запястья Сэма. Превозмогая боль, старик собрал цепи в охапку.
Конечно, он заранее знал в течение всех этих десятилетий, что это в конце концов произойдет. Хуже того, Сэм знал, что придет в ужас и смятение от таких травм своего и без того истерзанного тела. И что это предзнание не сведет на нет страх и сомнения, которые он будет испытывать.
Случилось так, что его связь с касперианскими богами-машинами привела его к определенным выводам, объясняющим, почему Ангелы больше не присутствуют в этой вселенной. Вот только те же самые выводы породили новые вопросы: например, почему Ангелы намеренно поставили в человеческую ДНК мины-ловушки с ключом к изначальной божественности.
Сэм подозревал, что ответ связан с разумом, ныне запертым в сердце галактики. В своих астральных разговорах с разумными машинами Сэм попытался выяснить точную природу того разума, но касперианские боги отвечали туманно. Для себя Сэм сделал вывод, что ответ лежит в сказочном городе каспериан Боле.
Сэм не лгал юному касперианскому жрецу, но ужасная правда заключалась в том, что он действительно не знал, как все, в конце концов, обернется. Сэм никогда этого не знал, не мог узнать, как ни пытался зондировать будущее…
Он лежал, поскуливая, в своей глубокой снежной берлоге и ждал, пока срастутся кости. Его кожа посинела от холода, но роскошь смерти по-прежнему осталась недоступной. Через несколько часов Сэм снова разроет снег и выберется наружу… и затем неизбежно произойдут некоторые вещи. Но что случится в самом Боле – огромном артефакте, который люди окрестили Цитаделью, – Сэм не знал. Он мог лишь смутно прозревать события, подводящие к кризису.
А дальше Сэм видел только черноту, пустоту более страшную, более тревожащую душу, чем любое знание будущего.

Роук
Когда Шей впервые предстали его глазам, Роук пришел от них в ужас.
Общение с ними оказалось невозможным, поскольку у них не было такой металлической коробочки, какая имелась у Шей Вона, позволяющей ему отвечать на одном из касперианских языков. Когда мастер обратился к ним, они только растерялись.
Поэтому у Роука сложилось отчетливое впечатление, что эти трое Шей не связаны с Воном или, во всяком случае, совсем не так могущественны. Уж не из-за их ли театрального появления он так решил? Роук видел обломки судна, которое пронеслось, пылая, над головой, и ту полосу разрушения, которую оно оставило в лесу. Они от чего-то спасались? Мастер терялся в догадках. И неожиданно было, что они оказались вещественными, реальными на ощупь: существа из плоти и крови, не фантомы.
Роук бросил размышлять и решил лечь спать. Он уже приказал дюжине солдат сколотить клетку для этих созданий. Может быть, если как следует постараться, он все же сможет понять роль, которую эти трое должны сыграть в том, что планирует для них для всех Шей Сэм.

Ким
– По-моему, теперь самое время попробовать Книги, – сказал Элиас.
Винсент проявлял больше признаков жизни. Он пробормотал несколько слов и несколько секунд смотрел на Ким, прежде чем погрузиться в более естественный сон. Возможно, это был хороший знак, но опасность еще не миновала.
– Я думала об этом, – тихо отозвалась Ким. Она испытывала неловкость, даже странное смущение, когда стояла там, возвышаясь над касперианами, которые пытались с ними общаться. Привет, отведите меня к вашему вождю – так, наверное, можно было бы перевести те щелканья и тихий лай; но они с Элиасом стояли ошарашенные, неспособные ответить.
– Надеюсь, ты понимаешь, что гарантий нет, – добавила Ким. – Возможно, я не смогу ничего узнать. И если ночью случится что-нибудь неожиданное…
– Это вряд ли, – перебил ее Элиас. – Ночью они спят, точно так же, как мы. Вот почему нас посадили в эту… клетку. – Он с отвращением огляделся.
– Если бы мы только нашли способ объясняться с ними, быть может, они бы даже помогли нам.
Элиас посмотрел на нее недоверчиво.
– Господи Боже мой, думай, что говоришь. Представь, что вот такие приземлились в средневековой Европе. Долго бы мы стали колебаться, прежде чем сунули бы их в костер?
– Они пока не выказывали никаких враждебных намерений, – натянуто ответила Ким.
– Значит, они куда лучше нас – если только не планируют съесть нас в конце концов.
Ким бросила на него жесткий взгляд, и Элиас пожал плечами:
– Ну ладно, возможно, нас не съедят, но они примитивны, и об этом не стоит забывать.
Ким достала пузырек и вытряхнула на ладонь одну из последних драгоценных Книг.
Положив ее на кончик языка, она почувствовала, как Книга начала растворяться, вскоре наполнив рот хорошо знакомым кислым вкусом. Сглотнув, Ким заметила, что Элиас с любопытством на нее смотрит. Он быстро отвел взгляд и молча сел на голую землю в углу тесного деревянного ящика, где их заперли.
Ким закрыла глаза, погружаясь в другой мир… в мир другого человека, в другое время. Она видела мир глазами Сьюзен. Она снова была в Цитадели, далеко отсюда. Нет, сейчас уже не так далеко.
Ким упорнее сосредоточилась, стараясь увести воспоминания Сьюзен от того времени, того места.
Теперь она снова была на Земле; случайные образы, похожие на сновидения, пронеслись перед ее мысленным взором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50