– У нас еще двадцать минут до фактического входа в атмосферу?
– Да, – медленно ответила Ким. – Ты не пойдешь туда, Винсент. Это самоубийство.
– У тебя есть идея получше?
– Сначала объясни, что ты задумал.
– Ничего особенного. Никакая опасность мне не грозит. Жуки на меня не нападут. Я просто смахну их с экрана. Я буду прицеплен к корпусу. Потом я вернусь. Потом мы встретимся с инопланетянами. Потом нас спасут. Никаких проблем.
Ким не верила своим ушам. Она уже спрашивала себя, не сама ли она, каким-то подсознательным образом, все это вызвала – из-за того как она потеряла Сьюзен. Она каждый день жила с памятью о людях, погибших под ее началом.
Но сейчас все было по-другому. В этот раз не существовало простого выхода, не было очевидного пути к безопасности. Ким не могла придумать никакого иного решения.
– Пусть это сделает Элиас, – предложила она. – Он солдат. Он умеет справляться с такими вещами.
– Ким, заткнись к чертовой матери!
Женщина заморгала, глядя на Винсента испуганными глазами.
– Все очень серьезно. Если мы не сделаем что-то прямо сейчас, то погибнем все. Мы не будем тянуть жребий и не будем спорить. – Винсент уже влез в скафандр и стал надевать шлем, затем остановился. – Я не стремлюсь быть героем. Я просто пытаюсь выйти живым из этой передряги. Но ты вольна вносить альтернативные предложения.
Ким ничего не сказала, просто уставилась на него.
– Хорошо, – подытожил Винсент, застегивая шлем. Ким оцепенело повернула его кругом, проверила герметичность и получила «о'кей» от компьютерного экрана на заплечном мешке скафандра. Она не знала, включил ли ученый рацию, поэтому дважды быстро хлопнула его по плечу, говоря: «Теперь ты готов».
Винсент пополз на четвереньках обратно в пилотскую кабину. При его появлении Элиас вздрогнул от неожиданности, потом кивнул, сразу поняв ситуацию.
– Винсент, у тебя пятнадцать минут, – предупредил он. Ученый кивнул и отпер внутреннюю дверь шлюза. Ким пошла следом, чтобы закрыть за ним шлюз.

Винсент
Когда внутренний люк закрылся у него за спиной, Винсент, не давая себе времени на раздумья, нажал кнопку на внутренней панели управления и уставился в бесконечность, когда внешний люк распахнулся. «Я знаю, что делаю, – подумал ученый. – Некогда колебаться». Он прицепил страховочный трос к крюку в корпусе и вылез наружу.
Корабль в тот момент поворачивался. Винсент покачнулся, у него закружилась голова. Потом он вспомнил приемы, которым его научили, когда он в первый раз вышел в открытый космос. Это происходило на близкой к Земле орбите и поначалу казалось прогулкой – того рода экстрим, за который принимаешься после серфинга на Гавайях или восхождения на Анды.
Однажды Винсент действительно занимался серфингом, когда две недели жил на Мауна-Лоа. Он никогда не поднимался на Анды, хотя провел один уик-энд на курорте в предгорьях – ему тогда было чуть больше двадцати. После этого он прошел более серьезную низкоорбитальную подготовку в космосе, когда считал, что у него есть реальный шанс поработать в лунной радиообсерватории. Та возможность так и не осуществилась.
Винсент всегда хотел снова выйти в открытый космос, но никогда не думал, что это случится при таких обстоятельствах.
Кроме ограниченного времени, Винсент не предвидел никаких реальных проблем. Он просто сосредоточился на насущной задаче, лишь на миг позволив себе удивиться, на что способны люди в критическую минуту. Несколько недель назад он бы рассмеялся при мысли о такой дурацкой ситуации – как будто подобных вещей можно избежать. Но никто не мог предсказать такого хода событий. Когда возникает реальная проблема, решение ее ищешь не ради бравады или желания казаться храбрым – просто потому, что у тебя нет выбора, потому что кто-то должен это сделать, и этим кем-то оказался именно ты. Позволяя той простой истине занять его ум, Винсент постепенно продвигался вокруг выпуклости пилотской кабины «Гоблина».
«Гоблин» состоял из трех отдельных отсеков: пилотская кабина впереди, жилое помещение в середине, грузовой трюм и ядро двигателя сзади. Каждый отсек имел форму луковицы и был почти круглым. На корпусе судна были рядами закреплены скобы – очевидно, чтобы рудокопы в скафандрах могли добраться от шлюза до грузового отсека. Взявшись за одну из них, Винсент автоматически поискал глазами лежащую внизу планету. Увидев ее, ученый понял свою ошибку. Холодный ужас сковал его, когда перспектива внезапно сместилась. «Гоблин» сориентировался так, чтобы его нос указывал наружу, в противоположную сторону от планеты. Абляционный экран, уже надутый для входа в атмосферу, выступал из кормы грузового отсека.
Казалось, поверхность Каспера заполняет теперь половину вселенной. Винсент отчетливо видел под собой горные цепи и огромное море, разделяющее два массивных континента. Большая часть суши все еще была белой ото льда и снега.
Желудок свело судорогой, и Винсент застыл. Ему чудилось, что он падает, падает через океан воздуха. Или сидит на вершине башни высотой в тысячи миль.
В прошлый раз тоже так было, напомнил себе ученый, во время того первого выхода в открытый космос, когда он увидел Тихий океан, словно огромный голубой алмаз, лежащий далеко под его ногами.
«Давай работай», – приказал себе Винсент. Его горло было сухим, как пергамент. Медленно, кое-как, но он пробрался вдоль длины судна. Снова и снова ученый напоминал себе, что не упадет… по крайней мере не быстрее, чем этот «Гоблин». Пока что страх удавалось держать в узде.
Пока Винсент добирался до экрана, трос, прицепленный к крюку у шлюза, плыл позади него толстой серебряной нитью. Скобы кончились. Теперь нужно было переместиться под корабль и на сам абляционный экран.
Винсент заставил себя отпустить последнюю скобу и свободно поплыл. Это был самый трудный поступок в его жизни.
Мягко отталкиваясь, он продвигался вдоль кормы, пока не увидел жуков, около двух дюжин, едва приступивших к своей разрушительной работе на экране. Руками в перчатках Винсент прикоснулся к абляционному экрану, чтобы остановиться. Ему удалось смахнуть одного жука, и тот просто уплыл в космос, беспомощно махая крошечными металлическими ножками. Как у всех жуков, которых Винсент навидался за прошедшие несколько дней, у этого был неряшливый, самодельный вид, как будто его собрали из совершенно случайных кусочков лома, подвернувшегося под руку. Впрочем, подумал ученый, именно так они и размножаются.
Постепенно Винсент перемещался вокруг поверхности абляционного экрана. Он не заметил никаких явных следов повреждения, так что, возможно, им все-таки повезло. Имелись признаки разрушения на самом корпусе, особенно вокруг грузового отсека. Но пока абляционный экран держится, он должен защитить корабль.
Теперь Винсент плыл прямо под «Гоблином». Они были близко, так близко…
Потом внутри шлема, сбоку от рта отчаянно замигал красный огонек. Винсент смотрел на него несколько мгновений, затем отвернулся, чтобы смахнуть еще несколько жуков с металлического кольца, соединявшего основание экрана с корпусом. Поплыл дальше по окружности экрана, находя еще жуков, сбрасывая их. Лениво кружась, они уносились прочь, словно крошечные металлические танцоры в вальсе невесомости. Провожая их взглядом, ученый пытался не видеть под собой бескрайний, быстро надвигающийся пейзаж.
Убедившись, что ни одного жука не осталось, Винсент вспомнил про мигающий огонек, но отбросил мысль о нем, обеими руками ухватился за трос, пуповиной привязывающий его к «Гоблину», и потащился обратно вокруг экрана.
Когда ученый взглянул на Каспер, планета показалась ему намного ближе, чем несколько минут назад. Он увидел под собой огромные разбегающиеся реки и что-то еще – наверное, леса. Этот вид затянул его, пленил своей ужасной красотой, и на какое-то мгновение Винсент позабыл, где находится.
Он тронул языком выключатель возле рта, и красный огонек сменился зеленым. В шлеме зазвучал панический голос Ким:
– Что там у тебя? Ты должен вернуться, Винсент! Сейчас же!
Черт! Он взглянул на информацию, постоянно прокручивающуюся в правом нижнем углу визора его шлема. У него было около сорока пяти секунд, чтобы вернуться внутрь.
– Мы сядем, Ким! – крикнул он, отталкиваясь от абляционного экрана, чтобы схватиться за скобу на корпусе «Гоблина». – Все будет отлично.
– Ладно, Винсент. Только не теряй голову.
Инерция броска заставила его боком заскользить по корпусу, теряя несколько драгоценных секунд. Случайно взглянув вниз, Винсент увидел багровый оттенок на краю экрана и почувствовал, что скафандр нагревается – сразу стало тревожно тепло. Торопливо отталкиваясь, ученый стал подниматься вдоль «Гоблина» к переходному шлюзу.
«Я уже должен быть мертв», – подумал он. «Гоблин» входил в верхние границы атмосферы Каспера на громадной скорости, достаточной, чтобы Винсента сожгло атмосферным трением. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, почему он не сгорел. Когда абляционный экран раздулся, ею диаметр слегка превысил диаметр самого «Гоблина». И пока «Гоблин» камнем падал вниз, щит действовал как зонтик, укрывая Винсента от невообразимого жара, – пока ученый оставался не дальше нескольких дюймов от корпуса корабля.
Тем не менее температура внутри его скафандра продолжала тревожно, опасно расти. Шлемовый дисплей дал ему десять секунд, девять. Винсент уже лез по изгибу пилотской кабины, а корабль все падал кормой вперед на Каспер. Затем что-то случилось, любопытное ощущение тяжести потянуло его вниз…
Винсент влез на отсек кабины и огляделся. За те несколько драгоценных мгновений он увидел всю географию Каспера, раскинувшегося и под ним, и вокруг него, и абляционный экран «Гоблина», белый от жара.
Он быстро забрался в шлюз и нажал кнопку на панели управления, чувствуя каждую секунду, каждую долю секунды, которые тянулись медленно, слишком медленно…
Ощущение тяжести почти незаметно усилилось – медленно растущая тяга гравитационной массы. Дверь, в которую Винсент только что вошел, была уже не дверью, а потолочным люком. Он свалился на внутреннюю дверь шлюза, глядя, как закрывается внешний люк.
Внутренняя дверь открылась, и Винсент с криком провалился в кабину и ударился о противоположную стену.

Ким
Ким хотела расстегнуть ремни, но Элиас схватил ее за руку и удержал. Корабль затрясся, затрясся так, что застучали зубы. Чудовищный, басовый грохот заполнил уши. Кабина превратилась в вертикальную трубу, кресла оказались в ее высоком торце. Под собой Ким видела неподвижно лежащего Винсента. Его голова наклонилась в сторону под странным углом.
– Я должна ему помочь!
– Нет, – твердо возразил Элиас. – Я не знаю, как пойдет посадка.
«Гоблин» дрожал теперь особенно неистово. Сначала один экран, потом другой заполнились шипящими помехами.
– Оставайся в кресле. Если мы вообще выживем, то только потому, что Винсент вышел наружу.
Ким вырвала у него свою руку. Элиас потянулся к пульту и что-то нажал – помехи на экране сменились контурным изображением «Гоблина», раздутом на том конце, где был абляционный экран. Ким возненавидела Мюррея за то, что он об этом знал, а она – нет. От этого Ким чувствовала себя глупой, невежественной. Элиас украл ее корабль, но это не дает ему права делать из нее дуру. Линии контура показывали угол наклона «Гоблина», таранящего стратосферу Каспера.
«Что я знаю о Каспере? – спросила себя Ким. – Он похож на Землю. Жутко похож». Некоторые утверждали, что Ангелы, находя через сеть своих Станций обитаемые миры, переделывали их так, чтобы они были похожи друг на друга. Ученые были согласны в том, что когда-то в туманном прошлом Ангелы изменили ДНК человека, и то же самое произошло с биологическим видом Каспера. «Так что на каком-то уровне мы родственники».
«Гоблин» выбрал этот момент, чтобы затрястись особенно сильно, и Ким вскрикнула, повторяя про себя: «Вот оно, вот оно». Но они все еще были живы, все еще падали, и Ким подумала: «Когда это все закончится – а это закончится, – я больше не буду ничего бояться, потому что кончились у меня все запасы страха».
Что можно будет там есть? – спросила себя Ким. В прошлый раз на Каспере она со своей группой были далеко от любой флоры и фауны. Всю свою еду они привезли с собой. Да, на «Гоблине» тоже есть припасы, но надолго их не хватит.
Что будет ядовитым? Не убьют ли их местные болезни? И еще туземцы… они были везде. Не слишком развитое общество, но уже на пороге промышленной революции. Если бы Элиас посадил «Гоблина» на Землю шестнадцатого века, их бы сожгли на костре, не задавая вопросов, подумала Ким. К сожалению, она недостаточно знала о касперианском обществе…
Внезапно Ким поняла, кто знал, и надежда вспыхнула в ее душе – яркая, пылающая надежда, и не важно, что в это время они со свистом неслись вниз.
– Пора.
Ким посмотрела на Элиаса. Он что-то сказал? Она увидела его руку на пульте рядом с панелью управления. На маленьком мониторе между ними теперь светилась одна фраза: двигатели включены.
«Гоблин» подбросило – это отделился абляционный экран, и двигатели заработали на полную мощность, противодействуя быстрому спуску судна, не давая ему врезаться в землю на скорости несколько тысяч миль в час.
– Нам надо сесть у воды! – крикнула Ким, но Элиас не ответил. Он был чем-то занят.
Ким наклонилась вперед, насколько позволяли ремни, и поняла, что он пытается управлять снижением «Гоблина». Штрихи вектора указывали в сторону от водной массы, к горной цепи. Той же горной цепи, к которой направился челнок.
– Элиас, нет! Целься к воде!
– Какая разница – утонуть или разбиться? – крикнул он в ответ. – С тем же успехом можем попытаться сесть ближе к нашей цели.
«Твоей цели, – мысленно уточнила Ким. – Мы летим вслепую, а наш пилот сумасшедший». Все было бы иначе, не приди он к ней с деньгами, от которых сейчас не было ровно никакого толку. Она мрачно вцепилась в кресло и стала ждать.
«Гоблин» прорвался через стратосферу Каспера, оставляя за собой раскаленную полосу огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50